Про него написаны и прочитаны десятки статей. А о главном событие, которое повлияло на его жизнь, - о зверском убийстве его жены, - я не знал. В свою защиту могу сказать, что этот факт скрывался, и негде (даже в «Википедии начала XXвека» - это я про Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона:) - этих данных нет.

Король Лир из Санкт-Петербурга

Ключом к пониманию Суворина является страшное событие ночью 19 сентября 1873 года, когда его жизнь непоправимо распалась на две части.

На первые четыре десятилетия своей жизни Алексей Сергеевич смотрел, как на заслуженную идиллию. Правда, суровый отец (герой Бородина, выслужившийся до дворянства) его избивал до родимчиков. Однако из Воронежского пажеского корпуса молодой Суворин пробил себе дорогу сначала в учителя, а затем в журналистику.

Старшее поколение и сверстники поддавались на его обаяние. Он женился на Анне Ивановне Барановой , которую полюбил еще в детстве. Она родила ему пятерых детей и в то же время сама успела стать автором довольно приличных работ для молодежи. Молодую чету принимали и поощряли де Салиас, Салтыковы. Суворин бывал у Некрасова, Достоевского, Лескова, очаровывал их. Хотя у всех - и особенно у мнительного Салтыкова-Щедрина - иногда возникали подозрения, что Суворин следует своим собственным, им неведомым и невыгодным целям. Когда уже в 1862 году у Суворина завязалась тесная и пожизненная дружба с едким и сатанинским циником Виктором Бурениным, тогда у будущих жертв этих сатирических демонов (их называли Бу и Су, по-французски «Грязь и Грош» ) появился неподдельный страх.

Как творческий человек, Суворин казался безвредным, даже благородным талантом. Его рассказы защищали угнетенных крестьян, книгу его «Очерков» уничтожили, а автора посадили. Только сатирический роман «Всякие» насторожил современников: как и «Некуда» Лескова, роман Суворина восприняли как коварное предательство демократических взглядов.

19 сентября 1873 года , поздно ночью, Суворина, оставшегося одного с детьми, вызвал лакей-татарин из гостиницы «Бельвю». В гостиничном номере Суворин увидел на полу Анну Ивановну. Она умирала. Ей в лицо выстрелил ее любовник, офицер Тимофей Комаров, после чего застрелился сам. К моменту приезда ничего доселе не подозревающего мужа труп Комарова уже вынесли. Расследованием и попыткой приглушить скандал, связанный с этим громким убийством, занялся молодой следователь А.Ф.Кони , впоследствии знаменитый юрист.

В своих письмах к Суворину Кони делал все, чтобы утешить, смягчить чувство вины. Пытался удержать от полного разочарования Суворина в своем собственном счастье, в возможности счастья вообще. Но тщетно. Хотя Суворин и был патологически неверным мужем (и до, и после гибели первой жены) - так, у него были целые серии романов с женами сотрудников, а затем с актрисами своего театра, - он после этой смерти настоящей любви к женщине уже не испытал. Кстати, после трагедии Суворин уничтожил все портреты первой жены .

Петербургская пресса пощадила Суворина . Анну Ивановну представили как невинную жертву взбесившегося друга семьи. Комарова осудил Достоевский. Суворину сочувствовали Лев Толстой, Тургенев, Салтыков-Щедрин - последний даже предоставил вдовцу и сиротам свою подмосковную усадьбу Витенево на лето. Однако многим было известно то, что случилось на самом деле, ибо Кони был заядлым сплетником . Как это ни цинично звучит, но Суворину повезло: общая волна сострадания подняла Суворина очень высоко в общественном мнении. Через три года ему помогли взять крупный кредит, чтобы купить вместе с В. Лихачевым газету «Новое время». Вытеснив Лихачева (чему способствовал тот факт, что Суворин затеял роман с его женой) , Суворин сделал из «Нового времени» самую влиятельную и самую европейскую (в смысле техники и профессионализма) газету в России, по крайней мере на последующие двадцать лет. По его собственному признанию, Суворин любил газету больше, чем семью.

И не только любимая газета досталась Суворину вследствие волны сочувствия к его страданиям. От невест отбоя не было. Выбор Суворина пал на современную Дездемону, «полюбившую его за муки». Семнадцатилетняя Орфанова, одноклассница дочери Суворина, Саши, еще одна Анна Ивановна, страстно влюбилась в сорокалетнего вдовца и уговорила его жениться на ней. Он женился, и... началась череда новых семейных несчастий. О первой Анне Ивановне он нигде не упоминал (кроме как в некоторых дневниковых записях, особенно наполненных отчаянием). Вторая же Анна Ивановна, «бесструнная балалайка» , как ее звал Антон Чехов, тихо страдала. Ее пасынки и даже падчерица, бывшая ее подруга, долго ревновали ее к отцу. Она родила Суворину троих детей. Второго, Бориса, Суворин не взлюбил, обвиняя Анну Ивановну в том, что он слишком походил на ее предполагаемого любовника. Долгое время Суворины жили в Крыму в ссоре и разладе.

Где-то в середине 1880-х годов в Петербурге их жизнь наладилась. «Новое время» достигло апогея своей славы. Издания и книжные лавки Суворина завоевывали страну. На него работали в России и за рубежом самые интересные и образованные, хотя и не самые принципиальные журналисты. Он находил талантливых помощников. За одного из них, юриста из Таганрога, Алексея Петровича Коломнина , Суворин выдал свою дочь Сашу. Но в 1885 году Саша сбежала с журналистом Холевым и скончалась в Кисловодске, полупомешанная, от диабета. В том же году умер Гриша, четырехлетний сын Сувориных, от дифтерита. Едва оправившемуся от этих смертей Суворину судьба вновь нанесла страшный удар: в мае 1887 года его двадцатидвухлетний сын Володя, выслушав пренебрежительный отзыв отца о своих способностях, застрелился из револьвера . А через год горбун Валериан, близнец Володи и любимец семьи, заболел дифтеритом и задохнулся - врач не успел приехать. Депрессия, в которую погрузили Суворина эти жестокие удары, была поистине трагическая. Литературной работой (роман «Любовь в конце века» и пьеса «Татьяна Репина» ) Суворин старался отвлечься от одержимости идеей смерти. Эти произведения, конечно, не гениальны, но свидетельствуют о глубокой смене внутренних вех и частично объясняют ту удивительную смесь беспощадности и жалости, жестокости и мягкости, консерватизма и свободной мысли и в приватных беседах, и в печатных выступлениях Суворина.

Глубоко убежденный в порочности всех, он прощал своих врагов так же легко, как ругал их. Грубо браня свою семью и своих друзей, в то же время уступал им во всем, чего бы они ни просили. Кстати, своих рабочих Суворин опекал, как никто среди русских работодателей. Он их жалел, но так, как он жалел животных.

Свой внутренний ад Суворин обрушил на свою семью. И на многочисленных жертв «Нового времени» (особенно это касалось евреев). Газета открыто, цинично обслуживала российские верхи, не стесняясь упреков в реакционности. Старший сын, Михаил, безалаберный, напуганный, метался от одного занятия к другому, только к сорока годам он станет заниматься редакцией. Второй сын, Алексей, был объявлен Дофином - наследником. Он один действительно унаследовал страсть и честолюбие отца, умел писать талантливо. Но вскоре у него появились первые признаки умопомешательства. Из наследника он превратился в конкурента, злейшего врага. Он кричал на отца, дрался, вызывал на дуэль.

Суворин целиком погрузился в дела империи «Нового времени», работал от полудня до рассвета, виделся только с узким кругом друзей - с Григоровичем, Бурениным - и со своими преданными подручными по типографии. Анна Ивановна большей частью держалась поодаль, занимаясь (неудачно) воспитанием своих детей, увлекаясь итальянскими певцами, которых она приглашала на домашние концерты.

Суворин А.С.с "Новым временем". Карикатура начала ХХ в. Собрание ГПИБ

В этом аду, в 1886 году, появился Доктор Антон Павлович Чехов . Редкий Доктор Фаустус был так хорошо подготовлен к встрече с Мефистофелем! Щедрые предложения великого издателя, его самоуверенность влиятельного лица не застали врасплох начинающего московского врача-литератора. Чехов соблазнил Лили Маркову, которая служила у Сувориных гувернанткой, и поэтому знал все семейные тайны Сувориных. Отдаваясь «Новому времени» за пожизненную и посмертную славу, он мог быть уверенным, что на этот раз поэт и книгопродавец заключат сделку не как раб и хозяин, а как равные.

Дружба (слово слишком слабое для определения такой всеобъемлющей коммерческой, интеллектуальной, семейной и душевной связи) между Сувориным и Чеховым выросла на почве взаимной надобности. «Новому времени» недоставало крупного литературного дарования - либеральные таланты гнушались воинственным суворинским консерватизмом. Чехов, чтобы содержать семью, нуждался в смелом, богатом заказчике. Еще более оба нуждались в собеседнике, в исповеднике. Несмотря на то, что Чехов был на двадцать шесть лет моложе Суворина, они были друг с другом более общительны и откровенны, чем с любым человеком из своей семьи или своего окружения, включая любовниц. Суворинская семья, как тому уже казалось, видела в нем только неиссякаемый источник денег. Чехов жил с родителями на тех же условиях, что и Соня Мармеладова с мачехой: все знали, откуда берутся деньги на проживание, но ни за что не хотели говорить об этом. По всей вероятности, отец и мать Чехова никогда не читали ни одной строки, сочиненной сыном, и даже с братьями избегали разговоров на эту тему.

Суворина и Чехова поразили общие черты их происхождения, характера, обстоятельств. Оба были, что называется, «парвеню» , выскочками, происходившими из крестьянских семей Воронежской губернии. Обоим были присущи сила воли, замкнутость, скептицизм. На шее у обоих сидели бедные больные родственники. Оба любили бродить по кладбищам, предпочитали увлечения и приключения любви и длительным романам. При этом они делились не только опытом, но и ласками таких актрис, как Мария Крестовская. Врачуя головные боли Суворина, Чехов понял, что их объединяет и болезненное ожидание преждевременной смерти.

Их огромная переписка уникальна в литературной истории. Если бы после смерти Чехова Суворин не забрал у Марьи Павловны Чеховой все свои письма, чтобы их уничтожить или спрятать так, чтобы никто не нашел, мы могли бы полностью оценить поразительную степень их близости. Но после смерти первой жены Суворин воспринимал смерть любого близкого ему человека как непростительное предательство . И потому на смерть Чехова он откликнется мерзко, с презрением, предательски называя Чехова посредственностью. Он сам будет и заказывать изобличающие статьи таким ехидным сверстникам Чехова, как Николай Ежов. Зная это, надо сделать немалое усилие, чтобы оценить глубину их дружбы. Она была.

Чехов снискал себе привязанность всех суворинских домочадцев. На два года даже мнительный Дофин полюбил его: они вместе ездили на Кавказ. Но от жуткого антисемитизма Дофина (считающего, что евреи - это пять миллионов бочек пороха под Кремлем) Чехову стало тошно. Анна же Ивановна увлеклась Чеховым почти до неприличия. Ее дочь-девочка Настя, как и внучки Суворина, Вера и Надя Коломнины, еще пятнадцать лет кокетничали с Чеховым. (Суворин всерьез прочил свою дочь за Чехова, предлагая в приданое половину своей газетной империи.)

Суворин открыл для Чехова все литературные двери. Он взял под свое крыло всю чеховскую родню: под его покровительством старший брат Антона Александр Павлович, гениальный пьяница, ютился в редакции «Нового времени», младшие братья Иван и Михаил получили места, соответственно, учителя и податного инспектора, отцу Чехова выплачивали пенсию, и, не запрети Чехов, Марья Павловна заведовала бы суворинским магазином в Москве.

По Петербургу ходило много шуток насчет отношений Суворина и Чехова: «Суворин-отец, Суворин-сын и Чехов - Святой дух» , или «Папа Суворин, мама Суворина, а между ними Чехов - их ребенок». Читая дневник Суворина, местами видишь последствия этой близости: у Суворина появляются афоризмы и наблюдения, не уступающие чеховским по своей тонкой иронии и изяществу. Несомненно, Суворин гордился любовью Чехова к себе: она облегчала то огромное бремя вины, которое про себя испытывал Суворин в связи со своей политической и публицистической деятельностью реакционера-антисемита.

По тогдашним русским меркам, Чехов был чуть ли не юдофилом. Хотя ему казалось, что, например, критику-еврею никогда не понять истинно русского писателя, точно так же, как женщине никогда не достичь умственного уровня гениального мужчины, он, тем не менее, боролся за равноправие женщин и евреев. Суворин, как Толстой, видел в женщинах огромную опасность для мужской духовности и, как Победоносцев, видел в евреях политическую, финансовую и сексуальную угрозу России. И хотя Суворин однажды нанял для сыновей учителя-еврея (которого сыновья замучили антисемитскими анекдотами) и держал в доме старушку-еврейку, бывшую преподавательницу музыки, антисемитизм Суворина был таким фанатичным, таким гнусным и дремучим, что он-то в конце концов и излечил Чехова от сатанинского обаяния Суворина.

Потом в своем творчестве Чехов даже будет эксплуатировать образ своего покровителя. Всему суворинскому кругу было ясно, что в пьесе «Дядя Ваня» угрюмый старик Серебряков, окрысившийся на скучающую молодую жену, - это Суворин. Сама Анна Ивановна писала Чехову, как она любила смеяться, когда смотрела «Дядю Ваню», потому что узнавала всех «своих». Смерть Треплева в пьесе «Чайка» сильно расстроила Суворина, напомнив ему гибель его сына Володи. Даже собака Нины Заречной - Трезор - носит имя любимой собаки Володи и А.С.Сувориных.

С годами Суворин замыкался в двух всепоглощающих сферах своей деятельности. Одна - это скандальные и иногда непрофессиональные постановки, своим новаторством в репертуарной политике и режиссуре он заслуживает гораздо больше внимания и уважения, чем ему уделяют историки русского театра. Заслуга Суворина в том, что он смог провести через цензуру и поставить впервые «Власть тьмы» Толстого и «Ганнеле» Гауптмана. Театр, однако, своими конфликтами и напряженными взаимоотношениями высасывал последние силы Суворина. В 1900 году, после скандала, устроенного актрисой Яворской-Барятинской на представлении жуткой пьесы «Сыны Израиля, или Контрабандисты», любимый зять Суворина, Алексей Коломнин , умер от разрыва сердца. Суворину театр опостылел. Газета «Новое время» тоже радости уже не приносила: она перешла во власть Дофина.

После смерти Чехова Суворину удалось прочно овладеть душой и умом Василия Розанова . Без Суворина Розанов, может быть, остался бы малоизвестным ученым. Суворин не только дал ему творческие свободу и простор, но и повлиял на псевдоспонтанные приемы в «Опавших листьях». Суворинские «Маленькие письма», появлявшиеся в течение тридцати лет в «Новом времени», своей смесью личного и общего, спонтанного и обдуманного - это розановский жанр в зародыше. Но Суворин не был влюблен в Розанова и, может быть, даже презирал его за то, что тот так легко и с таким сверхурочным энтузиазмом поддерживал антисемитизм суворинской печати.

Второй, и последней, сферой деятельности, подлинной страстью Суворина, остался его дневник. Ему Суворин отдавался целиком. Там он записывал все свои наблюдения, страдания и сомнения. Он мог писать спокойно, без страха перед оглаской, даже о взаимной семейной ненависти, потому что почерк у него был абсолютно неразборчивым . Его свободно читал только один человек - вечно пьяный наборщик Герасимов, которого держали в типографии «Нового времени» единственно из-за этого уникального дара .

В дневнике Суворин не щадит ни себя, ни других. Вплоть до собственной кончины он прямо смотрел смерти в глаза. Человек был воистину незаурядный. Умел с первого взгляда внушить доверие любому собеседнику. Неудивительно, что они потом испытывали, как выражался писатель Леонтьев-Щеглов, «сувориншмейрцен» - становились больны Сувориным. Простой рабочий, актриса, поэт, великий князь, иностранный путешественник, французский полицейский, суровый и надменный русский чиновник - у всех развязывался язык при общении с Сувориным.

Автор этих строк тоже небеспристрастен. Мы с коллегой О.Е.Макаровой четыре года подготавливали дневник Суворина к полному и достойному научному изданию. До сих пор он издавался только наполовину, без необходимых комментариев и указателя. Дневник, мы убеждены, является подлинным и литературным, и историческим памятником. Он внушает все - от осуждения до сострадания. Смерть Суворина, покинутого почти всеми, на руках своей секретарши, любящей актрисы Клавдии Дестомб гиперссылку непосредственно на страницу, где размещена первоначальная статья пользователя aldusku . При репосте заметки в ЖЖ данное обращение обязательно должно быть включено. Спасибо за понимание. Copyright © aldusku.livejournal.com Тираж 1 штука. Типография «Тарантас».

Суперэкслибрисы Суворина А.С. Разные варианты. Собрание ГПИБ

Знаменитый журналист 19 века Алексей Сергеевич Суворин за свою жизнь успел сменить множество профессий: он был успешным издателем, драматургом, публицистом, театралом. При жизни отношение к его деятельности было крайне противоречивым. Антон Чехов считал его своим наставником, а другой, не менее известный писатель, Салтыков-Щедрин называл его «конформистом и приспособленцем». Мнения были зачастую полярными, но деятельность Суворина практически никого не оставляла равнодушным.

Наша современница — Евгения Суворина , как и ее знаменитый предок, совмещает несовместимое. Профессионально она занимается графическим дизайном, музыкой, играет в рок-группе, организует различные мероприятия, увлекается фотографией и японской культурой. А параллельно Евгения строит свое родовое дерево и работает главным дизайнером проекта с одноименным названием...

— Евгения, ваш родственник — Алексей Сергеевич Суворин. Расскажите, кем вы ему приходитесь?

— Он очень дальний родственник. Я ему прихожусь внучатой прапра...племянницей. Вот сейчас мы как раз выстраиваем родовое дерево. Получается, что я его родственница — либо по его родному брату, либо по двоюродному... Дерево Сувориных очень большое, но сейчас с точностью его воспроизвести очень сложно. Какие-то документы мы пытались найти, но в основном безуспешно. Все 5 семей Сувориных жили в Коршево (Бобровский район, Воронежская губерния). Сам Алексей Сергеевич тоже родился там. Мой дедушка там родился и долгое время жил, его родственники тоже оттуда. Раньше все документы были в церквях, а церкви в Боброве с советских времен все полуразрушенные, куда делись архивные записи — непонятно. Тем более, после того, как Алексей Сергеевич умер, нашлось много недовольных его деятельностью, могли что-то просто уничтожить... В Коршево есть дом Сувориных, я туда ездила, сейчас там открыт мини-музей.

Цыгане, водка и русские обычаи

— Вы общались с прямыми потомками?

— Да, мы с ними связались. После революции, когда начались репрессии, дочь Алексея Сергеевича Суворина поменяла фамилию и уехала со своим сыном через Японию в Америку. Сейчас род Сувориных продолжается и там, по-русски они уже не говорят. Но уже ее внук Роберт Суворин — восстановил фамилию своего рода. Он живет в Атланте, у него 4 взрослых сына, он всех назвал русскими именами. У них уже появляются свои дети, и они их тоже называют русскими именами. Роберт нашел нас сам, нашел, как с нами связаться, написал мне по электронной почте. Потом он приехал в Россию, путешествовал по Питеру и Москве. Мы встретили его и его сыновей в Москве, познакомились и рассказали о России. Они проехали по памятным местам Москвы и Санкт-Петербурга, где жил, работал, писал, издавал газету Алексей Сергеевич Суворин.

— А у него нет желания переехать в Россию?

— Нет, такого желания нет, все-таки Америка — это его Родина. Но есть желание узнать Россию. Он приезжал сюда на месяц, изучал исторические места, поездил по Золотому кольцу. Вообще он очень любит путешествовать. По всему миру.

— Как он воспринял Россию? Не испугался наших нравов, обычаев?

— Нет, он довольно хорошо знает русские обычаи. Самое смешное, что первый раз мне довелось выпить водку в чистом виде именно с ним. Когда мы зашли на теплоход на Москве-реке, он заказал в кафе водку и сказал нам: «Ну вы же русские, давайте выпьем!» Мы: «Нет-нет, мы вообще водку не пьем!». Он: «Ну как так? За мой приезд!» Пришлось выпить. С большим трудом, но получилось.

Вся семья Роберта — очень открытые, позитивные люди. Знают много о российских традициях, причем не на примитивном уровне, а довольно глубоко. Я их сводила в русский ресторан в Москве, цыган каких-то нашла для колорита... Их это не удивило, сказали: «У нас тоже цыгане есть, но немного другие...» Вообще они очень самостоятельные, никаких экскурсий в Москве не заказывали, предпочитают все узнавать сами. У них всегда с собой карты, книги, с ними и путешествуют. Я у них в этом плане многому научилась. Теперь, когда в другие страны езжу — всегда своим ходом. Так больше свободы. Если знаешь английский — кого-нибудь, да найдешь, кто-нибудь знает дорогу, может что-то подсказать.

Начать с нуля

— Отец А.С. Суворина происходил из крестьян, но дослужился до офицерских чинов и в итоге получил дворянский титул, что в то время было практически невозможно. А есть у Вас такая родовая черта — начать что-то с нуля и пройти через тернии к звездам?

— Я думаю, что есть. Мы не так давно открывали свое издательство, практически на одном энтузиазме — не было ни денег и мало опыта. Но было ощущение, что надо двигаться в этом направлении, как будто кто-то вел.

Оно просуществовало два с половиной года, это было как раз перед кризисом. Не успели встать на ноги. Оно только начало развиваться, и кризис нас подкосил. К тому же, был ненадежный партнер. Пришлось закрыть бизнес и работать в режиме фриланса, помогая друг другу в семье. Мы выпускали книги памяти, сборники к 9 мая и другие крупные издания.

Сейчас, когда появился опыт, когда за плечами есть все — и риск и разочарования, — уже не страшно начинать что-то новое. Я думаю, все еще впереди...

— Скажите, это решение открыть свое издательство было спонтанным или вы осознанно решили продолжить традиции, заложенные вашим знаменитым предком?

— Скорее, спонтанно. Как-то это дано было что ли... У меня родители учились на архитектурном, я изучала издательскую деятельность, просто потому, что мне это близко. И, вместе с тем, так получается, что это и продолжение традиций. Но я не могу сказать, что продолжение традиций — это цель. Все-таки я считаю, что профессию и род занятий надо выбирать по способностям, а не по родовой традиции.

Весь наш род, несмотря на то, что нас раскидало (кто-то в Америке, кто-то на Урале, кто-то на Севере, кто-то остался в Воронежской области, кто-то в Москве), «гнет творческую линию». Роберт Суворин — театрал, занимается постановками (также, как и Алексей Сергеевич Суворин), один из его сыновей преподает в школе искусств, другой — открывал свой клуб, третий играл в панк-рок группе. В моей семье — папа пишет юмористические рассказы, дедушка написал книгу мемуаров, тетя — поэтесса...

— А вы сами в себе какие-то литературные способности открыли?

— Скорее — тоже издательские... Я работала арт-директором в издательстве, неплохо получалось. Думаю, что я могла бы издавать какую-то газету. В принципе я сейчас этим и занимаюсь — создаю интернет-проект.

— Это уже взрослые интересы сформировались, а в детстве тяга к творчеству у вас как проявлялась? Стихи писали?

— Писала... Рисовала много, ставила сценки в школе, вообще была очень активным ребенком, организовывала одноклассников. Брала какую-нибудь поэму, переделывала на современный лад и ставила на сцене... Сейчас только понимаю, откуда у меня это было... Мы играли, занимали первые места, интересное было детство. А сейчас — да, интересы взрослые, «ушла в дизайн».

«Дал глоток свежего воздуха»

— Евгения, неоднозначное отношение к роли вашего знаменитого предка в истории. Одни говорят, что он променял передовые взгляды на расположение властей. Другие считают, что он направил развитие России. Вы сами как считаете, что он дал нашей стране?

— Он ее встряхнул, дал глоток свежего воздуха, как раз то тогда, когда это было нужнее всего. Не важно, каким способом он это сделал, не важно, понравилось это кому-то или нет... В то время, когда люди были в растерянности, не знали куда двигаться, он оживил атмосферу, он давал поводы для споров и обсуждений, а это и было стимулом к движению вперед, к прогрессу. Когда страна стояла на месте, он заставил ее сделать шаг. Осуждать это очень просто, повторить в то время почему-то никто не смог.

Я считаю, что его труды даром не пропали. Он направил многих поэтов, заставил их верить в себя... Мне собрание его дневников, книгу о нем, прислали из Лондона. Он действительно вошел в историю, не только России, но и мировую. Книга была издана на двух языках. Я получила экземпляр на русском.

— А как так получилось, что вы работаете на генеалогическом ресурсе? И что вам дает эта работа? Вы же, наверно, знали историю своего рода и без сайта?..

— Очень вкратце... Очень сложно было собрать всю информацию от дедушек-бабушек. Когда я пришла на собеседование, я еще не знала, что это будет за проект. Но как только вышла за дверь, я поняла, что буду здесь работать. Было предчувствие — еще до получения окончательного «да» от руководства. Хотя изначально было больше «против», чем «за»: у меня было мало времени, я думала, что не стану выполнять тестовое задание. Но потом и время нашлось, и тестовое задание я легко выполнила.
Причем так получилось, что как раз в это время мой дедушка писал мемуары. И мой папа беспокоился: как же структурировать все эти записи, материалы? Мы даже хотели создать свой сайт. Но на это, опять же, нужно время.

Родители, когда узнали, что я буду работать здесь, сказали, что это судьба. Благодаря этому мы собрали все наши материалы, дедушкины архивы, тетины стихи, воспоминания, фотографии. Теперь мы все выкладываем на свою страницу на сайте «Родовое дерево». И теперь я, наконец, увидела, какое у меня дерево. В представлении это одно, а в графике — совсем другое. Когда строишь дерево вместе со своими родными, и каждый вспоминает родственников и говорит — добавь сюда того или того... мы узнаем, что у нас такое количество корней, о котором мы даже не догадывались. В итоге так получилось, что у меня после запуска ресурса было одно из самых больших деревьев на сайте. Заходишь в поиск, оно на первых позициях.

— Банальный вопрос: о чем мечтаете?

— Хочу найти свой стиль — в работе, в своих разнообразных увлечениях и в жизни... Организовать свое любимое дело, свой проект, который буду растить, как детище, как мы сейчас — сайт «Родовое Дерево». Еще хочу реализоваться как женщина...

— Сколько детей планируете?

Очень резкая статья Дональда Рейфилда о жизни издателя Алексея Суворина, напечатанная в журнале "Персона" в 1999 г.

Король Лир из Санкт-Петербурга

Когда Мефистофеля спрашивает Фауст (в пьесе Кристофера Марлоу): «Какова жизнь в аду?», Сатана отвечает: «А ты думаешь, что я оттуда когда-нибудь выхожу?»
Точно так же Алексей Сергеевич Суворин, ловец человеческих душ, проникновенный и обвораживающий ценитель добра и зла в человеке, провел большую часть своей жизни в том аду, который он сам создал в Эртелевом переулке и из которого он не выходил даже во время своих странствий по Европе или прогулок с друзьями или подругами.
Почему этот Люцифер русской печати бросился с неба в ад? Почему, как Король Лир, обездолил и обрек себя?

Ключом к пониманию Суворина является страшное событие ночью 19 сентября 1873 года, когда его жизнь непоправимо распалась на две части.
На первые четыре десятилетия своей жизни Алексей Сергеевич смотрел, как на заслуженную идиллию. Правда, суровый отец (герой Бородина, выслужившийся до дворянства) его избивал до родимчиков. Однако из Воронежского пажеского корпуса молодой Суворин пробил себе дорогу сначала в учителя, а затем в журналистику.

Старшее поколение и сверстники поддавались на его обаяние. Он женился на Анне Ивановне Барановой, которую полюбил еще в детстве. Она родила ему пятерых детей и в то же время сама успела стать автором довольно приличных работ для молодежи. Молодую чету принимали и поощряли де Салиас, Салтыковы. Суворин бывал у Некрасова, Достоевского, Лескова, очаровывал их. Хотя у всех - и особенно у мнительного Салтыкова-Щедрина - иногда возникали подозрения, что Суворин следует своим собственным, им неведомым и невыгодным целям. Когда уже в 1862 году у Суворина завязалась тесная и пожизненная дружба с едким и сатанинским циником Виктором Бурениным, тогда у будущих жертв этих сатирических демонов (их называли Бу и Су, по-французски «Грязь и Грош») появился неподдельный страх.

Как творческий человек, Суворин казался безвредным, даже благородным талантом. Его рассказы защищали угнетенных крестьян, книгу его «Очерков» уничтожили, а автора посадили. Только сатирический роман «Всякие» насторожил современников: как и «Некуда» Лескова, роман Суворина восприняли как коварное предательство демократических взглядов.

19 сентября 1873 года, поздно ночью, Суворина, оставшегося одного с детьми, вызвал лакей-татарин из гостиницы «Бельвю». В гостиничном номере Суворин увидел на полу Анну Ивановну. Она умирала. Ей в лицо выстрелил ее любовник, офицер Тимофей Комаров, после чего застрелился сам. К моменту приезда ничего доселе не подозревающего мужа труп Комарова уже вынесли. Расследованием и попыткой приглушить скандал, связанный с этим громким убийством, занялся молодой следователь А.Ф.Кони, впоследствии знаменитый юрист.

В своих письмах к Суворину Кони делал все, чтобы утешить, смягчить чувство вины. Пытался удержать от полного разочарования Суворина в своем собственном счастье, в возможности счастья вообще. Но тщетно. Хотя Суворин и был патологически неверным мужем (и до, и после гибели первой жены) - так, у него были целые серии романов с женами сотрудников, а затем с актрисами своего театра, - он после этой смерти настоящей любви к женщине уже не испытал. Кстати, после трагедии Суворин уничтожил все портреты первой жены.

Петербургская пресса пощадила Суворина. Анну Ивановну представили как невинную жертву взбесившегося друга семьи. Комарова осудил Достоевский. Суворину сочувствовали Лев Толстой, Тургенев, Салтыков-Щедрин - последний даже предоставил вдовцу и сиротам свою подмосковную усадьбу Витенево на лето. Однако многим было известно то, что случилось на самом деле, ибо Кони был заядлым сплетником. Как это ни цинично звучит, но Суворину повезло: общая волна сострадания подняла Суворина очень высоко в общественном мнении. Через три года ему помогли взять крупный кредит, чтобы купить вместе с В. Лихачевым газету «Новое время». Вытеснив Лихачева (чему способствовал тот факт, что Суворин затеял роман с его женой), Суворин сделал из «Нового времени» самую влиятельную и самую европейскую (в смысле техники и профессионализма) газету в России, по крайней мере на последующие двадцать лет. По его собственному признанию, Суворин любил газету больше, чем семью.

И не только любимая газета досталась Суворину вследствие волны сочувствия к его страданиям. От невест отбоя не было. Выбор Суворина пал на современную Дездемону, «полюбившую его за муки». Семнадцатилетняя Орфанова, одноклассница дочери Суворина, Саши, еще одна Анна Ивановна, страстно влюбилась в сорокалетнего вдовца и уговорила его жениться на ней. Он женился, и... началась череда новых семейных несчастий. О первой Анне Ивановне он нигде не упоминал (кроме как в некоторых дневниковых записях, особенно наполненных отчаянием). Вторая же Анна Ивановна, «бесструнная балалайка», как ее звал Антон Чехов, тихо страдала. Ее пасынки и даже падчерица, бывшая ее подруга, долго ревновали ее к отцу. Она родила Суворину троих детей. Второго, Бориса, Суворин не взлюбил, обвиняя Анну Ивановну в том, что он слишком походил на ее предполагаемого любовника. Долгое время Суворины жили в Крыму в ссоре и разладе.

Где-то в середине 1880-х годов в Петербурге их жизнь наладилась. «Новое время» достигло апогея своей славы. Издания и книжные лавки Суворина завоевывали страну. На него работали в России и за рубежом самые интересные и образованные, хотя и не самые принципиальные журналисты. Он находил талантливых помощников. За одного из них, юриста из Таганрога, Алексея Петровича Коломнина, Суворин выдал свою дочь Сашу. Но в 1885 году Саша сбежала с журналистом Холевым и скончалась в Кисловодске, полупомешанная, от диабета. В том же году умер Гриша, четырехлетний сын Сувориных, от дифтерита. Едва оправившемуся от этих смертей Суворину судьба вновь нанесла страшный удар: в мае 1887 года его двадцатидвухлетний сын Володя, выслушав пренебрежительный отзыв отца о своих способностях, застрелился из револьвера. А через год горбун Валериан, близнец Володи и любимец семьи, заболел дифтеритом и задохнулся - врач не успел приехать. Депрессия, в которую погрузили Суворина эти жестокие удары, была поистине трагическая. Литературной работой (роман «Любовь в конце века» и пьеса «Татьяна Репина») Суворин старался отвлечься от одержимости идеей смерти. Эти произведения, конечно, не гениальны, но свидетельствуют о глубокой смене внутренних вех и частично объясняют ту удивительную смесь беспощадности и жалости, жестокости и мягкости, консерватизма и свободной мысли и в приватных беседах, и в печатных выступлениях Суворина.

Глубоко убежденный в порочности всех, он прощал своих врагов так же легко, как ругал их. Грубо браня свою семью и своих друзей, в то же время уступал им во всем, чего бы они ни просили. Кстати, своих рабочих Суворин опекал, как никто среди русских работодателей. Он их жалел, но так, как он жалел животных.

Свой внутренний ад Суворин обрушил на свою семью. И на многочисленных жертв «Нового времени» (особенно это касалось евреев). Газета открыто, цинично обслуживала российские верхи, не стесняясь упреков в реакционности. Старший сын, Михаил, безалаберный, напуганный, метался от одного занятия к другому, только к сорока годам он станет заниматься редакцией. Второй сын, Алексей, был объявлен Дофином - наследником. Он один действительно унаследовал страсть и честолюбие отца, умел писать талантливо. Но вскоре у него появились первые признаки умопомешательства. Из наследника он превратился в конкурента, злейшего врага. Он кричал на отца, дрался, вызывал на дуэль.

Суворин целиком погрузился в дела империи «Нового времени», работал от полудня до рассвета, виделся только с узким кругом друзей - с Григоровичем, Бурениным - и со своими преданными подручными по типографии. Анна Ивановна большей частью держалась поодаль, занимаясь (неудачно) воспитанием своих детей, увлекаясь итальянскими певцами, которых она приглашала на домашние концерты.

В этом аду, в 1886 году, появился Доктор Антон Павлович Чехов. Редкий Доктор Фаустус был так хорошо подготовлен к встрече с Мефистофелем! Щедрые предложения великого издателя, его самоуверенность влиятельного лица не застали врасплох начинающего московского врача-литератора. Чехов соблазнил Лили Маркову, которая служила у Сувориных гувернанткой, и поэтому знал все семейные тайны Сувориных. Отдаваясь «Новому времени» за пожизненную и посмертную славу, он мог быть уверенным, что на этот раз поэт и книгопродавец заключат сделку не как раб и хозяин, а как равные.

Дружба (слово слишком слабое для определения такой всеобъемлющей коммерческой, интеллектуальной, семейной и душевной связи) между Сувориным и Чеховым выросла на почве взаимной надобности. «Новому времени» недоставало крупного литературного дарования - либеральные таланты гнушались воинственным суворинским консерватизмом. Чехов, чтобы содержать семью, нуждался в смелом, богатом заказчике. Еще более оба нуждались в собеседнике, в исповеднике. Несмотря на то, что Чехов был на двадцать шесть лет моложе Суворина, они были друг с другом более общительны и откровенны, чем с любым человеком из своей семьи или своего окружения, включая любовниц. Суворинская семья, как тому уже казалось, видела в нем только неиссякаемый источник денег. Чехов жил с родителями на тех же условиях, что и Соня Мармеладова с мачехой: все знали, откуда берутся деньги на проживание, но ни за что не хотели говорить об этом. По всей вероятности, отец и мать Чехова никогда не читали ни одной строки, сочиненной сыном, и даже с братьями избегали разговоров на эту тему.

Суворина и Чехова поразили общие черты их происхождения, характера, обстоятельств. Оба были, что называется, «парвеню», выскочками, происходившими из крестьянских семей Воронежской губернии. Обоим были присущи сила воли, замкнутость, скептицизм. На шее у обоих сидели бедные больные родственники. Оба любили бродить по кладбищам, предпочитали увлечения и приключения любви и длительным романам. При этом они делились не только опытом, но и ласками таких актрис, как Мария Крестовская. Врачуя головные боли Суворина, Чехов понял, что их объединяет и болезненное ожидание преждевременной смерти.

Их огромная переписка уникальна в литературной истории. Если бы после смерти Чехова Суворин не забрал у Марьи Павловны Чеховой все свои письма, чтобы их уничтожить или спрятать так, чтобы никто не нашел, мы могли бы полностью оценить поразительную степень их близости. Но после смерти первой жены Суворин воспринимал смерть любого близкого ему человека как непростительное предательство. И потому на смерть Чехова он откликнется мерзко, с презрением, предательски называя Чехова посредственностью. Он сам будет и заказывать изобличающие статьи таким ехидным сверстникам Чехова, как Николай Ежов. Зная это, надо сделать немалое усилие, чтобы оценить глубину их дружбы. Она была.

Чехов снискал себе привязанность всех суворинских домочадцев. На два года даже мнительный Дофин полюбил его: они вместе ездили на Кавказ. Но от жуткого антисемитизма Дофина (считающего, что евреи - это пять миллионов бочек пороха под Кремлем) Чехову стало тошно. Анна же Ивановна увлеклась Чеховым почти до неприличия. Ее дочь-девочка Настя, как и внучки Суворина, Вера и Надя Коломнины, еще пятнадцать лет кокетничали с Чеховым. (Суворин всерьез прочил свою дочь за Чехова, предлагая в приданое половину своей газетной империи.)

Суворин открыл для Чехова все литературные двери. Он взял под свое крыло всю чеховскую родню: под его покровительством старший брат Антона Александр Павлович, гениальный пьяница, ютился в редакции «Нового времени», младшие братья Иван и Михаил получили места, соответственно, учителя и податного инспектора, отцу Чехова выплачивали пенсию, и, не запрети Чехов, Марья Павловна заведовала бы суворинским магазином в Москве.

По Петербургу ходило много шуток насчет отношений Суворина и Чехова: «Суворин-отец, Суворин-сын и Чехов - Святой дух», или «Папа Суворин, мама Суворина, а между ними Чехов - их ребенок». Читая дневник Суворина, местами видишь последствия этой близости: у Суворина появляются афоризмы и наблюдения, не уступающие чеховским по своей тонкой иронии и изяществу. Несомненно, Суворин гордился любовью Чехова к себе: она облегчала то огромное бремя вины, которое про себя испытывал Суворин в связи со своей политической и публицистической деятельностью реакционера-антисемита.

По тогдашним русским меркам, Чехов был чуть ли не юдофилом. Хотя ему казалось, что, например, критику-еврею никогда не понять истинно русского писателя, точно так же, как женщине никогда не достичь умственного уровня гениального мужчины, он, тем не менее, боролся за равноправие женщин и евреев. Суворин, как Толстой, видел в женщинах огромную опасность для мужской духовности и, как Победоносцев, видел в евреях политическую, финансовую и сексуальную угрозу России. И хотя Суворин однажды нанял для сыновей учителя-еврея (которого сыновья замучили антисемитскими анекдотами) и держал в доме старушку-еврейку, бывшую преподавательницу музыки, антисемитизм Суворина был таким фанатичным, таким гнусным и дремучим, что он-то в конце концов и излечил Чехова от сатанинского обаяния Суворина.

Потом в своем творчестве Чехов даже будет эксплуатировать образ своего покровителя. Всему суворинскому кругу было ясно, что в пьесе «Дядя Ваня» угрюмый старик Серебряков, окрысившийся на скучающую молодую жену, - это Суворин. Сама Анна Ивановна писала Чехову, как она любила смеяться, когда смотрела «Дядю Ваню», потому что узнавала всех «своих». Смерть Треплева в пьесе «Чайка» сильно расстроила Суворина, напомнив ему гибель его сына Володи. Даже собака Нины Заречной - Трезор - носит имя любимой собаки Володи и А.С.Сувориных.

С годами Суворин замыкался в двух всепоглощающих сферах своей деятельности. Одна - это скандальные и иногда непрофессиональные постановки, своим новаторством в репертуарной политике и режиссуре он заслуживает гораздо больше внимания и уважения, чем ему уделяют историки русского театра. Заслуга Суворина в том, что он смог провести через цензуру и поставить впервые «Власть тьмы» Толстого и «Ганнеле» Гауптмана. Театр, однако, своими конфликтами и напряженными взаимоотношениями высасывал последние силы Суворина. В 1900 году, после скандала, устроенного актрисой Яворской-Барятинской на представлении жуткой пьесы «Сыны Израиля, или Контрабандисты», любимый зять Суворина, Алексей Коломнин, умер от разрыва сердца. Суворину театр опостылел. Газета «Новое время» тоже радости уже не приносила: она перешла во власть Дофина.

После смерти Чехова Суворину удалось прочно овладеть душой и умом Василия Розанова. Без Суворина Розанов, может быть, остался бы малоизвестным ученым. Суворин не только дал ему творческие свободу и простор, но и повлиял на псевдоспонтанные приемы в «Опавших листьях». Суворинские «Маленькие письма», появлявшиеся в течение тридцати лет в «Новом времени», своей смесью личного и общего, спонтанного и обдуманного - это розановский жанр в зародыше. Но Суворин не был влюблен в Розанова и, может быть, даже презирал его за то, что тот так легко и с таким сверхурочным энтузиазмом поддерживал антисемитизм суворинской печати.

Второй, и последней, сферой деятельности, подлинной страстью Суворина, остался его дневник. Ему Суворин отдавался целиком. Там он записывал все свои наблюдения, страдания и сомнения. Он мог писать спокойно, без страха перед оглаской, даже о взаимной семейной ненависти, потому что почерк у него был абсолютно неразборчивым. Его свободно читал только один человек - вечно пьяный наборщик Герасимов, которого держали в типографии «Нового времени» единственно из-за этого уникального дара.

В дневнике Суворин не щадит ни себя, ни других. Вплоть до собственной кончины он прямо смотрел смерти в глаза. Человек был воистину незаурядный. Умел с первого взгляда внушить доверие любому собеседнику. Неудивительно, что они потом испытывали, как выражался писатель Леонтьев-Щеглов, «сувориншмейрцен» - становились больны Сувориным. Простой рабочий, актриса, поэт, великий князь, иностранный путешественник, французский полицейский, суровый и надменный русский чиновник - у всех развязывался язык при общении с Сувориным.

Автор этих строк тоже небеспристрастен. Мы с коллегой О.Е.Макаровой четыре года подготавливали дневник Суворина к полному и достойному научному изданию. До сих пор он издавался только наполовину, без необходимых комментариев и указателя. Дневник, мы убеждены, является подлинным и литературным, и историческим памятником. Он внушает все - от осуждения до сострадания. Смерть Суворина, покинутого почти всеми, на руках своей секретарши, любящей актрисы Клавдии Дестомб, после того, как он раздал свое королевство неблагодарным своим детям, символично завершает его истинно «лировский» путь.

Дональд РЕЙФИЛД,
заведующий кафедрой русской литературы
Лондонского университета

Ключевые слова: А.С. Суворин, С.И. Смирнова-Сазонова, дневник, A.S. Suvorin, S.I. Smirnova-Sazonova, diary

8.04.1898. Вчера у нее [Стрепетовой] пять часов сидела Дестомб, принесла все сплетни из Малого театра и свои собственные горести. «Два подростка» не пойдут, и главным образом из-за нее. Ей дали роль, потом на репетиции потребовали назад и велели поменяться с Домашевой. Она полетела жало-ваться на это Суворину. Тот разозлился, что смеют распоряжаться без него, и сказал, что когда так, пьеса совсем не пойдет .

20.09.1898. Яворская говорит, что Суворин переживает теперь медовый месяц с Дестомб .

28.09.1898. Суворин с Дестомб и Орленевым ездили в Москву смот-реть «Царя Федора», которого репетируют в новом театре у Немировича. Записали все mise-en-scène и стали так же ставить у себя в Малом театре. Вдруг прочли в московских газетах, что Суворинский театр учится у моск-вичей и рабски копирует их постановки. Суворин сейчас же грянул опро-вержение и теперь давай все ставить по-своему, все места опять меняют .

25.10.1898. Как-то раз у подъезда ресторана [актер Познанский] увидел суворинскую карету, обрадовался, думал, что тут Анна Ивановна, спрашивает кучера, кого привез. «Алексей Сергеевич — с кем?» Кучер замялся. Должно быть, с царицей Ириной, т. е. с Дестомб .

23.12.1898. Анна Ивановна Суворина выговаривает мне, что я у них не бываю, удивляется, что я после такой дружбы с Алексеем Сергеевичем совсем забыла его. Говорит, что она на моем месте сделала бы ему сцену, но знаком-ства не прекратила бы .

12.03.1899. Агитация против «Нового времени» все растет. <...> Сорок лет общество прислушивалось к его [Суворина] мнению, и вдруг в один день он потерял свою популярность. Студенческая история погубила его. Первый раз в жизни он не попал в тон .

20.03.1899. ...Горячо спорили о Суворине. Кривенки за него. Евгения Ва-сильевна ездила утешать его, говорит, что он близок к сумасшествию. <...> Я удивила Кривенков словами, что для меня Суворин умер, не существует. Жалеть его я еще могу, но сочувствовать ни в каком случае .

21.03.1899. Была у Шубинского. Он пошел вчера к Суворину и сам не рад был. Суворин его выгнал. «Убирайтесь вон!» Он теперь невменяемый. В 65 лет, всеми оплеванный, затравленный, он падает все ниже. В Союзе пи-сателей потребовали его исключения, говорят про него ужасные вещи, не оста-новились даже перед клеветой. Это тоже своего рода террор. Раньше терро-ризировало всех «Новое время», теперь Союз писателей бьет его тем же оружием. Суворин окончательно потерял голову. Его предают даже свои. <...> Все это, конечно, не за одно письмо о студентах, нет, это расплата за прошлое .

21.07.1899. На набережной [в Ялте] видели Чехова. Он постарел и выгля-дит не знаменитым писателем, а каким-то артельщиком. <...> О Суворине и нововременцах отзывается не особенно сочувственно. Говорит, что он всех там боится, Буренина боится, Сигму боится .

19.09.1899. Суворин шлет телеграммы в Малый театр, что напрасно там не торопятся заключать контракт с Дестомб. А тем все радехоньки, что ее нет. Без нее тихо, нет скандалов, жалоб, неприятностей. Ее так все боятся, что ее уборная стоит пустая, никто не хочет одеваться там .

29.09.1899. Суворин велел принять Дестомб; 200 рублей в месяц и бене-фис. Она начала с того, что уговорила его отнять роль у Погодиной и отдать Некрасовой. Погодину она боится, как молодую, талантливую актрису .

5.10.1899. Была Дестомб. <...> Николай думает, что она ждала, не пригла-сит ли он ее в Народный театр. Она из Малого театра ушла, не сошлась в ус-ловиях. Там не согласились на тот оклад, который она хотела. Так она, верно, желала их попугать ангажементом в Попечительстве. Но Суворин теперь вер-нулся. Он заставил опять взять ее в Малый театр .

12.10.1899. Дестомб вернулась опять в Малый театр. Отняла роль у Чае-вой. Та приехала играть в «Царе Федоре». Нет, говорят, Клавдия Ивановна играет. Ее даже не предупредили. А Клавдия Ивановна злится, режет нож-ницами головные уборы и даже электрические проводы порвала, так что со-ставляли протокол .

26.10.1899. Евгения Васильевна радуется, что Сувориным командует Дестомб. — Пусть хоть женщина ему на душу наступит. А то они Бога забыли, не знают себе равных .

25.11.1900. Смерть Коломнина помирила нас с Сувориным. Я написала статью против дикого погрома в театре и отвезла ее Суворину. Он, увидев меня, кинулся меня целовать и обнимать и долго от волнения не мог гово-рить. После Коломнина он действительно осиротел. Он потерял в нем един-ственного друга и помощника. Хозяйская часть газеты, семейные дела, те-атр — все это на Коломнине. В семье постоянные раздоры, он один как-то примирял это. Теперь все обрушилось на Суворина. Он говорит о своей семье с раздражением, а сына Алексея прямо называет злым и невыносимым. Но не меньше, чем смерть зятя, его волнует скандал в театре и главное то, что все это устроила Яворская .

3.12.1900. Буренин поставил Суворину условием, что Яворская остается, иначе он уходит из газеты. Суворин его боится и, конечно, уступит .

24.12.1900. Как только умер Коломнин, Дестомб втерлась опять в Малый театр, стоит на афише .

28.02.1901. 25-летие «Нового времени». Юбилей с полицейской охраной. В Эртелевом переулке была баррикада из конной стражи. <...> ...Толпу сту-дентов, явившихся подать Суворину «адрес от интеллигенции», загнали во двор одного дома на Итальянской. <...> Случевский прочел стихи, в которых описывал седины, морщины и маленькие глаза Суворина, его бестолковые разговоры, «и все такое», но похвалил его за то, что у него душа хороша. <.......................................................................................................................................... >

Я ему сказала, что если б я была на месте студентов, то поступила бы так же. Газеты у них нет, отвечать ему печатно они не могут .

7.04.1901. Говорит о Станиславском. Суворин в своей газете его ругает, а в разговоре хвалит, называет гениальным режиссером. <...> Против Чехова у него есть какая-то затаенная неприязнь. Это за то, что он не прислал ему поздравления на юбилей .

5.11.1901. Была у Суворина, отдала ему визит, который он сделал мне ме-сяца два назад. <...> Влетела Дестомб. Я ее не узнала, как она подурнела. «Вы зачем», — спрашивает Суворин, стараясь притвориться строгим, а у самого лицо расплывается в улыбку. Она сует ему афишку: «Напечатайте!» За Не-вской заставой будет играть с Орленевым «Царя Федора». <...> Суворин очень доволен, что ее взяли в Попечительство. Я спрашиваю, отчего он не оставил ее в своем театре. «Да она стала невозможно вести себя. И запросила 250 руб. Я находил, что она этих денег не заслуживает» .

9.11.1901. У Сувориных семейная вражда не прекращается. Теперь между братьями. Они раз в кабинете отца чуть за горло друг друга не схватили. Ми-хаил завел бухгалтерию, потребовал отчета по изданию «Всей России» и «Всего Петербурга». Снессарев телеграфировал Алексею: с нас отчет тре-буют. Тот прилетел из деревни и закатил сцену. Он никому отчетов давать не будет. Бухгалтерию к черту! С отцом он в ссоре, газеты не ведет, все нава-лили на старика. <...> Суворин побаивается подписки, а вдруг упадет. «Рос-сия» входит в силу, там есть Дорошевич, ее соперничество опасно .

11.11.1901. Евгения Васильевна рассказывает, что на четверговых обедах у Суворина теперь товарищ министра бывает и обеды стали гораздо доро-же. — Но все равно Анна Ивановна протанцует канкан на столе .

31.03.1902. Хотела писать фельетон, да Суворин помешал. Приехал днем и часа четыре сидел. Я ему дала чаю, он послал своего кучера домой за сига-рой. Всю свою жизнь мне рассказал, начиная с того времени, когда он давал уроки в женском пансионе. В Воронеже он был хорош с поэтом Никитиным. <...> А теперь у него сын Алексей проживает 35 тысяч в год. Вражда его с от-цом все продолжается. Он хочет вести газету один, отца совсем устранил. Отец забраковал статью Розанова, велел разобрать. Тогда сын велел разо-брать всю газету, и «Новое время» не вышло. Было напечатано, что это по случаю поломки главной ротационной машины. Но это не машина, а семей-ная драма. Суворин, когда узнал об этом, упал на лестнице в обморок .

5.05.1902. Свою пьесу Суворин отдает на московский театр. Очень оби-жен, что здесь ее не ставят. Сам предлагать не хочет, а его не просят. <...> Стали говорить о ком-то, что он, пожалуй, выгонит его из газеты, а Суворин на это: — Я боюсь, чтобы меня самого не выгнали. Сын его действительно пы-тается это сделать .

15.10.1902. [Суворин] пришел сам и сидел до вечера. В Феодосии, обра-довавшись солнцу, прекратил всякую переписку с Петербургом. А главное, он был рад, что не видит, как его грабят. Знает, что все тащат, но это далеко, так что это не волнует. Он скопил себе 30 тысяч — это его личное состояние, его шкатулка, которую он оставил себе до конца жизни на все свои прихоти и удовольствия. Газеты он не читает, чтобы напрасно не волновать себя. Сам он уже работать не может, а другие, конечно, сделают не так, не по его .

22.12.1902. Николай скончался .

13.01.1903. От Суворина ответ. Я знала, что мое письмо его заденет за жи-вое. Он будто бы в таком ужасном состоянии, что не застрелил себя только из трусости. Не идет ко мне, так как стал бы говорить о том, что его угнетает (драма с сыном) .

14.01.1903. [Суворин пришел утром.] Он совсем не ложился. Катался по улицам и, обсыпанный снегом, пришел ко мне. <...> У него старость невесе-лая, история с сыном кончится скандалом на весь Петербург. Сын уже ходил к Плеве и получил разрешение издавать газету. <...> Суворин обезумел, он подавлен, ни о чем другом не может говорить. Сын у него же берет деньги, чтобы выступить его конкурентом. Хочет, чтобы он заплатил 180 тысяч долгу за него, да выдал ему на два года вперед содержание, 16 тысяч. За это он от-казывается от своей доли в наследстве. Суворин этим возмущен, хочет нынче же переписать завещание. Деньги он ему дает, обещал выплатить не сразу, а по частям. <...> О своей семье Суворин говорит, что это подлая семья, все на ножах. Сын остановился в гостинице, объявил, что он в эту грязную яму в Эртелевом переулке не пойдет. С отцом не видится. Переговоры идут через по-средников. А посредниками братья Алексея, т. е. его враги .

23.01.1903. Ничего, кроме дневника, не читала. Вся моя прошлая жизнь представилась в новом свете. Десять лет я делила мужа с другой и была на втором плане .

6.02.1903. [Суворин] …приехал позднее и сидели часа три. Я вспоминала Николая, он свою покойную жену. Мы оба были слепы и не хотели ничему верить, пока не нашли писем .

4.03.1903. От Суворина трогательное письмо. Он пишет, что не может из-гнать меня из своего сердца, благодарит за отчет о том, как прошла его пьеса [«Вопрос» на гастролях Александринского театра в Варшаве], и зовет к себе в деревню .

31.08.1903. Тот [Суворин] его [Иллариона, сына Кривенок] будто бы даже с собой в Феодосию зовет, на свой счет хочет его везти. Но Ларя [Илларион] с ним не едет, а едет с ним Дестомб. Суворин недавно выгнал Дестомб из-за стола, когда она стала говорить, что Коломнин умер оттого, что преследовал ее, тогда Бог услышал ее молитвы и прибрал его. Это она сказала при сыне Коломнина. Суворин закричал: «К черту!» В обед он ее выгнал, а вечером она опять у него сидела. И в Александринском театре она за кулисами шныряет. <...> Люба спросила, отчего она не поступит опять к Суворину. Она говорит, что туда ее Карпов не пустит, он ее ненавидит .

20.12.1903. Газета сына не дает ему покою. Он стал сам заниматься в редак-ции, каждый вечер ходит туда, чего давно уже не делал, и писать «Маленькие письма». — Чтобы показать, что я жив! А то ведь стали говорить, что я ramoli .

24.02.1904. Потом <...> смешили рассказом о том, как Дестомб увозила Суворина на тройке, а Анна Ивановна ее за это раз за косы трепала .

25.02.1904. Суворин приезжал мне рассказать, как он нынче представлялся государю. Старик сияет. От волнения у него смялась крахмаленная рубашка. Он подносил царю адрес от петербургских газет. Царь согласился принять де-путацию от печати, поставив три условия: чтобы депутатов было только трое, чтобы не было жидов и чтобы был Суворин. Это секрет, о котором Суворин просил меня не говорить. Выбрали троих: его, Столыпина и Комарова, но Ко-маров заболел, и Суворин поехал вдвоем со Столыпиным. <...> Государь вы-шел к ним в приемную. Суворин прочел ему адрес, написанный Столыпиным, потом сообща исправленный. Государь благодарил. Сказал, что в лице Суво-рина он благодарит всю печать, что он доволен ее патриотизмом и желает от нее правды. Суворину надо бы указать на Плеве, который стоял тут же, и ска-зать: «Вот КТО, ваше величество, правды нам не позволяет говорить». Но он вместо этого заговорил о патриотизме, о предательском нападении японцев. Добрые глаза государя от этих слов омрачились. Он повторил раздраженно, что это было действительно предательство. Видно, что это его больное место, это волнует его. Потом помолчали, ни царь, ни журналисты не находили о чем говорить, потом царь пожал им руки и отпустил .

16.11.1904. Суворин принял меня, лежа у камина, говорит, что болен. Он был на днях у французского посла, который пенял ему, что в наших газетах задевают Францию. Советовали не трогать Англию, а то, мол, и Турция под-нимается, плохо будет, если нам объявят войну еще Англия и Турция. Фран-ция понятно чего боится. Ей тогда по договору тоже надо будет воевать, как нашей союзнице, а это вовсе ей не улыбается .

13.01.1905. Была у Суворина. Спросила про Витте, правда ли, что его на-значают министром. Ничего подобного. Суворин у него вчера весь вечер си-дел и будто бы уверял его, что тот в такую решительную минуту не придет на помощь правительству. Вообще Суворин так разговаривает с министрами, что Шубинский усомнился, не у себя ли в кабинете он эти разговоры потом придумывает. В один день он двух министров отчитывал. Вечером был у Витте, утром у Святополк-Мирского. Мирскому он сказал, что у нас нет правительства. И вообще так говорил, что радикалы ему руку жали. Нынче в ночь они думают печатать «Новое время», если никто к ним не ворвется в типографию. И не остановит машину. Но на мой вопрос, что они будут писать о нынешних событиях, он не мог или не хотел мне ответить .

25.01.1905. Анна Ивановна принесла Суворину пакет от Витте, который извещает Суворина, что он высочайшим повелением назначен в Комиссию, которая будет пересматривать законы о печати. Не особенная честь заседать в этой комиссии вместе с князем Мещерским. Но Суворин польщен тем, что царь сказал: «Мне нравится старик Суворин» .

15.10.1905. «Новое время», спасаясь от гибели, пошло в кабалу к револю-ционерам. На собрании сотрудников в редакции выбрали делегатов в бюро и обязались печатать все сведения, которые бюро им пришлет. Это револю-ционное бюро из представителей от всех редакций решило упразднить цен-зуру и ввести новую, свою. Все запрещенные правительством телеграммы буду печататься, но не добровольно, а по приказанию бюро. На собрании в Эртелевом переулке провели это под флагом борьбы за свободу печати. <...> Один Буренин сказал решительно, что он к бюро не примкнет... А сам старик Суворин нарочно сидит за границей, чтобы меняли направление без него. Если одолеет редакция, он скажет, что к революционной партии при-соединились без него, он ничего не знает. А будет республика, отлично! Газета пошла по течению. <...> Наговорились досыта, объявили вопрос о посылке делегатов решенным. Значит, и печатание приказов из бюро тоже. Буренин опять повторил, чтобы его исключили. <...> Спросили, кто еще не согласен. Не согласна была только я и в двух словах сказала почему. Если мы обязаны будем печатать все, что прикажет бюро, то где же свобода? Раньше нам за-прещали печатать, теперь будут приказывать печатать. <...> Мы обязываемся помещать все, даже клевету. Михаил Суворин уверяет, что в этом-то и заслуга «Нового времени». Оно напечатает клевету и тут же ее сейчас опровергнет. Оно оставляет за собой право освещать факты по-своему .

18.11.1905. Пошла к Суворину. Застала всю семью в столовой за после-обеденным кофе. Анна Ивановна теперь моя горячая единомышленница. Она стоит за решительное направление, чтобы газета не виляла. Суворин какой- то пришибленный, он выглядит дряхлым стариком .

20.11.1905. Суворин хочет завести у себя в доме тайную типографию, чтобы печатать листки и воззвания .

4.12.1905. «Новое время» вышло из Союза печати. Когда ему прислали ма-нифест бунтовщиков, он соглашался его напечатать, но только с тем, что будет его критиковать. Союз этого не позволил. Напечатать целиком и не рассуж-дать! Тогда сотрудники послали заявление, что они выходят из Союза печати. Это уже насилие над личностью. И явная непоследовательность. Если можно критиковать правительственные сообщения, то почему революционный ма-нифест нельзя критиковать? Теперь из министерства внутренних дел дали знать Суворину, что если он напечатает манифест, то будет отвечать по суду .

8.12.1905. Совершенно неожиданно написала черносотенное воззвание [«Царство толпы»]. <...> Суворин взял у меня рукопись и хотел сейчас же послать в типографию, но я, кажется, сделала глупость, прочла ее всем [в ре-дакции «Нового времени»]. Суворин похвалил, остальные хранили гробовое молчание. <...> Воззвание назначается не для «Нового времени», а для копе-ечного листка, который завтра хочет выпустить Суворин, пользуясь послед-ним днем, когда типографии еще работают .

9.12.1905. Прислали мне утром корректуру моей прокламации, но больше за ней послов не было. Я, прождав до позднего вечера, отвезла ее Суворину. Квартира во мраке, никого нет. Вошла в кабинет, вижу, в темноте колеблется какая-то фигура, потом двигается мне навстречу. Дестомб! Говорит, что Алек-сей Сергеевич спит. Ездил в Царское, вернулся и лег спать. Я запечатала про-кламацию в конверт, положила ему на стол .

10.12.1905. Из газет нынче вышло только «Новое время» да «Свет». В су- воринскую типографию несколько раз приходили забастовщики, но их про-гоняли. Суворин говорит, что раньше он трусил, теперь вдруг перестал бо-яться. Будь что будет! Ну, взорвут так взорвут .

15.12.1905. Анна Ивановна Суворина бросила Тычинкина и отбила лю-бовника у Тулинской, поляка-инженера Залесского, который заведует водо-проводами в Царском. Вот почему она и переехала на зиму в Царское. <...> Но это Бог с ней, пусть берет каких хочет любовников, а вот что скверно: «Но-вое время» начинает вступаться за Польшу .

31.12.1905. В редакции волнение, Меньшиков завтра выпускает статью про-тив самодержавия. Старая партия — Буренин, Иванов, Булгаков — против этого, Михаил Суворин тоже. Но сам старик Суворин ничего слышать не хочет, гово-рит, что ни одного слова не изменит. Кто-то, слышу, предлагает ему показать ста-тью мне. Но Суворин на это отвечает, что я монархистка. <...> Завтра «Новое время» подносит царю в новом году подарок — лишает его самодержавия. Раньше эта газета пресмыкалась перед его министрами, а теперь станет лягать его самого.

С 1 февраля Суворин издает в Москве «Копеечную газету», это та самая, о которой вело с ним переговоры московское купечество. Михаил Суворин спросил меня, буду ли я в ней участвовать. Я сказала, что непременно, особенно теперь, когда мне, пожалуй, в «Новом времени» и делать нечего. Михаил на это заметил, что не лучше ли будет и ему перебраться туда .

6.02.1906. Подписка на «Новое время» упала; в январе сравнительно с прошлым годом недобору больше ста тысяч. К этому надо прибавить 80 ты-сяч убытку на театр, да на 80 тысяч украдено в Саратовском книжном мага-зине. За 30 лет издания «Нового времени» Суворин мог бы быть миллионе-ром. А у него оба дома заложены, и денег нет .

26.02.1906. Засиделась долго, почти до часу, говорили обо всем на свете. Он мне рассказывал, как Витте в декабре, когда вышел манифест рабочих, предупредил его по телефону, что если «Новое время» его напечатает, то бу-дет тотчас же закрыто. Много говорил о своем романе «Всякие», который он теперь перепечатывает. Это его тешит, как ребенка. Роман написан 40 лет тому назад, напоминает ему его молодость .

2.05.1906. Был Суворин. …Говорил о том, что наша дума хамская, ее край-няя левая состоит из уличных крикунов; это уличные ораторы, а не члены парламента. <...> У Суворина есть документы, доказывающие сношение на-ших революционеров с японцами. Сейчас, до амнистии, он их не оглашает, чтобы не сказали, что он этим хотел повредить амнистии .

22.05.1906. Я была у Суворина. У него бунт в имении. Мужики потравили его овес, стали нарочно гонять лошадей в овес. <...> Суворин послал туда своего сына Бориса. С мужиками он жил в ладу .

13.11.1906. Отвезла вечером, вернее, ночью, свой фельетон Суворину. Когда я ему сказала, что сделала в нем выдержки из «Вече», то он был пора-жен такой дерзостью. «Но вы его не называете?» — «Нет, называю». «Такую неприличную, жидотрепательную газету? Ну, вы настоящая черносотенка» .

25.11.1906. [В «Товарище»] Иронизируют над тем, что Суворин напечатал рядом две статьи — Меньшикова и мою. Одна громит черную сотню, другая прославляет .

3.12.1906. Гучков написал Суворину, что мои статьи имеют громадный успех, что они нужны для агитации и потому он просит Суворина издать их отдельным сборником. Суворин переслал мне это письмо и пишет, что готов издать мои фельетоны. «Кроме того, очень прошу Вас в это время поддержать нас своими статьями. Я совсем не могу писать, а Меньшиков начинает смот-реть главнокомандующим русской армии»...

26.01.1907. Получила от Суворина письмо. Спрашивает меня, не почила ли я на лаврах? Теперь время горячее, надо писать. Про себя пишет, что он изнемогает от старости и от недугов. Жалуется на свое бессилие, пробует пи-сать, посылает написанное в типографию, потом, прочитав в корректуре, бро-сает. Я пошла вечером к Суворину и встретилась на лестнице с выходившим от него Л.Л. Толстым. Они с Сувориным говорили о детях знаменитых отцов. Толстой утверждал, что на них будто вымещают зависть и недружелюбие к их отцам. Дочь Достоевского тоже чувствует, что ее давит слава отца. Сын Су-ворина не мог простить ему его известности .

23.03.1907. Суворин тоскует, что некуда уехать. За границей тошно, в де-ревне могут вспыхнуть аграрные беспорядки. Ездит пока раз в неделю в Цар-ское к жене, играет там в винт. <...> Вообще его не слушаются. Он сделает в театре какое-нибудь указание, а Карпов потом говорит актерам:

—Это ничего. Он потом забудет. Мы сделаем по-своему.

Так же поступает его сын Миша в редакции. Он отцу говорит «хорошо, папа», а потом в редакции:

—Папе не надо противоречить. Он потом забудет .

3.11.1907. Я слышала вчера у Кривенок, что Суворин болен, и пошла его проведать. <...> .У Суворина сидел Никольский. Пришел предлагать ему создать национальную партию и во главе ее поставить. Витте. Анна Ива-новна говорит, что с патриотической думой будет скучно, «никаких скандаль-чиков». Все кричат ура, будут говорить, что Россия для русских.

—Когда я это говорила, это мне нравилось. Но когда все будут повторять, это скучно .

Суворин вдруг выпалил, что «театр — это публичный дом». Я протесто-вала, тогда он оговорился, что к Императорскому театру это не относится.

Но свой Малый театр он не исключает. Анна Ивановна поддержала его. Акт-рисы в уборных принимают мужчин раздетые. Я их спросила: а кто в этом виноват? Кто сделал из Малого театра публичный дом, как не сами дирек-тора? Актрисы раздеваются, потому что, если они не будут раздеваться, им ролей не дадут. Суворин стал отвечать на это шуточками. Он рассказал, как отливали водой пьяную Холмскую, которая говорила: «Алексей Сергеевич, дайте мне мужчину!» Он вспомнил Стрепетову. Когда Стрепетова у них иг-рала, все театральное начальство имело своих возлюбленных. У Карпова была Холмская, у Холевы — Домашева, у Коломнина — Никитина, и Стре-петова громогласно объявила в уборной, что «все койки заняты!» .

22.06.1908. Алексей Алексеевич Суворин наделал долгов скончавшейся «Руси» больше чем на миллион. Из-за него разорилась писчебумажная фаб-рика. Все его компаньоны ухнули в газету свои денежки. А он возвращается на отцовские хлеба. Отец опять будет давать ему 36 тысяч в год, а теперь дал 6 тысяч на поездку за границу, чтобы успокоиться. Нововременские дамы за границей. Анна Ивановна в одном месте, жена Михаила в другом, дочь ее Ни-ночка в третьем. Сам старик Суворин в деревне .

4.12.1908. Алексей Алексеевич Суворин, ругая в своей «Руси» отцову га-зету, продолжает получать от отца 18 тысяч в год. Когда в печати потребовали отчета, где фонд, собранный «Русью» на народное образование, перехватили у старика Суворина 50 тысяч и предъявили их для ревизии. Вот, мол, фонд! Целехонек. Про Михаила Суворина Шубинский говорит, что он добрый че-ловек, но имеет удивительную способность окружать себя сволочью .

5.12.1908. Показался на минуту муж Нины Михайловны, бывший студент Козловский. Он теперь заведует, кажется, суворинской цинкографией, разо-гнал оттуда старых служащих и набрал разную дрянь. Красивый юноша с ан-тичным лицом .

25.01.1909. Все теперь захвачены делом Лопухина и Азефа. <...> Какая бога-тая тема для романа! Суворин напомнил мне, как мы собирались с ним напи-сать большой политический роман. <...> Суворин знает, что у него в редакции в числе сотрудников есть шпионы и всегда были. <...> О своем юбилее сказал, что никакого юбилея не будет, потому что он уедет из Петербурга. Что празд-новать, когда его литературная деятельность забыта! О нем даже не упоминают в разных историях литературы. Но стали вспоминать прошлое, и вышло, что наши старики литературы вроде Скабичевского замолчали одного из крупней-ших публицистов своего времени. После его статьи о голоде [М.Н.] Ермолова сказала ему, что так нельзя писать, такие статьи страшно читать. За статью о Достоевском на другой день после его смерти вдова покойного целовала ему руки. О [И.Ф.] Горбунове Суворин так раз написал, что к тому собрался на именины весь город. После некоторых статей он получал по 50 писем. Все это он приписывает тому, что он был самый русский человек во всей России .

31.01.1909. Получила предложение руки и сердца с объяснением в любви от 70-летнего старика [Суворина], конечно, шуточное. Он так восхитился моим фельетоном [«Русь в парламенте»], что просил разрешить издать его одной брошюрой .

14.05.1910. Суворин очень постарел, еще больше сгорбился, забывает слова, опускается на кресло как старичок, с трудом. Все время говорил о своих денежных делах и об амурных, но уже не своих, а об амурах актрис Малого театра. Когда говорил о денежных делах, то был удручен, но, когда перешел к любовным похождениям, повеселел и стал улыбаться. Впрочем, он к хорошеньким актрисам, кажется, и сейчас неравнодушен.

Не зная, как оградить себя от повального воровства, Суворин придумал товарищество на паях. <...> А то теперь все лезут в кассу, нахватали себе аван-сов, и с хозяйственной стороны дело идет безобразно. <...> Сын его, Боря, за-вел себе скаковую конюшню. Суворин об этом ничего не знал, да случайно кучер проговорился. <...> Теперь лошадей он продал, но придумал новую за-тею — коммерческое общество «Крылья» для постройки аэропланов. Купил для этого большой участок земли.

— Никуда ты не полетишь, а вылетишь в трубу, — говорит ему отец.

<...> Удрученный своими денежными делами, Суворин развлекается лю-бовными похождениями своих актрис, мирит их с любовниками, ездит ночью улаживать дело о дуэли из-за актрисы Валерской. Глаголин живет с ней и бьет ее, за нее вступился брат и вызвал его на дуэль. Глаголин струсил и об-ратился за помощью к Суворину. <...> Вообще после его рассказов о Малом театре у меня было такое чувство, что кто-то пришел и вылил у меня ведро помоев. А старика это занимает, ему это кажется забавным .

5.09.1910. Говорят, что «Новое время» теперь не принадлежит уж Суворину. У него было два миллиона долгу, и чтобы заплатить эти долги, пришлось пере-дать газету товариществу на паях. Бахрушин в Москве взял часть паев на мил-лион, да на такую же сумму осталось у Суворина, остальные пайщики внесли по мелочам. Евгения Васильевна уговаривает мужа тоже взять пай на 5 тысяч. Она жалеет Суворина, называет его «Степной Король Лир». Его разорило мо-товство семьи, а главным образом его сын Алексей. Он хочет заплатить за него 600 тысяч долгу, сделанного при издании «Руси», и дать ему еще 200 тысяч, чтобы он мог издавать теперь еженедельную газету. Зато в «Новом времени» расходы сильно урезали, всем убавили жалованье, начиная с Миши Суворина. Только муж Нины, Козловский, все забрал в свои руки — типографию, книж-ный магазин, хозяйственную часть газеты — и получает три тысячи в месяц .

6.10.1911. О Суворинской семье наслушалась от самого Суворина удиви-тельных вещей. У сына Лели миллион двести тысяч долгу! Это все скушала «Русь». 210 тысяч отец за него заплатил. У сына Бори 200 тысяч долгу, эти денежки ухнули на скаковую конюшню и на товарищество «Крылья», устраи-вавшее полеты на Комендантском поле. Отец должен заплатить сейчас 30 ты-сяч, чтобы сына не посадили в долговые. Боря бросил свою жену-цыганку, привез из Парижа француженку и живет теперь с ней. Настя развелась с му-жем, влюбилась во французского виконта и берет в Париже уроки драмати-ческого искусства, чтобы поступить на сцену. Все тащат с отца, разоряют его, а старик, как всегда, сидит вечером один-одинешенек в своем кабинете .

13.11.1911. Получила из «Нового времени» бумагу, в которой меня изве-щают по поручению Суворина, что на мое имя в товариществе Алексея Сер-геевича Суворина «Новое время» записан пай в пять тысяч рублей. Не по-нимаю, что это значит? Неужели это мне подарок? Никаких пяти тысяч я не вносила. <...> Положила бумагу в карман и пошла к Суворину узнать, в чем дело. Но он вчера вечером уехал за границу. Отворила мне дверь старушка, вроде старой няньки, и сказала, что Алексею Сергеевичу давно надо было уехать, потому что горлу его стало хуже, он слишком много говорил, что ему Шписсом запрещено, но он все откладывал отъезд из-за Дестомб, из-за ее капризов. То она едет с ним, то не едет. Вчера, наконец, он неожиданно велел собирать ему вещи и вечером уехал с Дестомб. Она будет при нем в качестве сестры милосердия. У Суворина полон дом родни: жена, дочь, сыновья, внуки и внучки, он опасно болен, доживает, может быть, последние месяцы, и его отправили за границу лечиться с какой-то авантюристкой, никто из близких с ним не поехал .

3.01.1912. Настенька Суворина занимается драматическим искусством в Париже, собирается там дебютировать на сцене, а детей своих прикинула Анне Ивановне. Та живет с ними в деревне, куда к ней уехал и Тычинкин. Михаил Суворин живет с Руслановой, Борис Суворин с француженкой. Оба бросили жен. Жена Михаила уехала за границу .

19.09.1912. Я была в Невской лавре у заупокойной обедни. Нынче 40-й день Суворину. <...> Из сотрудников «Нового времени» были очень немногие, да и из родни не было ни Настеньки, ни старших сыновей, ни внуков и внучек .

30.10.1912. Вечером была Дестомб, пила у нас чай и рассказала о последних минутах Суворина. Дня за три до его смерти она после многих бессонных ночей заснула мертвецким сном, и семь часов не меняла ему в горле канюлю, которую она меняла обыкновенно каждый час. Когда она стала ее прочищать, то из нее был скверный трупный запах. У нее екнуло сердце, она сейчас же послала за доктором, но сам Суворин ни на что не жаловался. <...> Когда Анна Ивановна приехала, Суворин сидел на кресле и был еще в сознании. Он сначала не хотел ее видеть, замахал руками, но, когда она вошла, покорился и поцеловал у нее руку. К вечеру он стал впадать в забытье. Он все порывался вскочить с постели, но доктор не позволял ему встать, его укладывали опять насильно. Он сер-дился, грозил кулаком. Это был последний сознательный его жест.

Когда он был уже в агонии, Дестомб высасывала гной из канюли, встав-ленной ему в гортань, после этого ему было легче дышать. С появлением около умирающего его жены и родных Дестомб почувствовала себя на поло-жении прислуги, хозяйкой в доме была уже не она. Еще покойник лежал на столе, а ее уже чуть не обыскали, не увезла ли она чего-нибудь. Одно время при жизни Суворин к ней охладел, даже стал гнать ее из дому. Как только она являлась, ей говорили «вон!». Она приписывает это Глаголину и Жуков-ской, особенно последней. Три года она бедствовала и голодала. Суворин об ее существовании совсем забыл. А последние дни жизни он не мог без нее обойтись, плакал, если она грозила уехать <...>.

Когда она была в загоне, Анна Ивановна говорила ей со злорадством, что удивляется, как она могла допустить до этого. Чего же она раньше смотрела? Ведь она могла бы обобрать Суворина, обобрать его семью и обеспечить себя. «Я бы на вашем месте», — говорила Анна Ивановна и описывала, что она бы сделала. Разорила бы старика и была бы богата. А Дестомб отказалась даже от тех 20 тысяч, которые оставил ей Суворин по завещанию. <...> Мне ка-жется, в ней говорит не только гордость, но и оскорбленное чувство, что ее поставили на одну доску с лакеем Василием, ему оставлено 10 тысяч, ей 20. Жене, сыновьям сотни тысяч, а ей 20. Так пусть уж ничего! Никто по крайней мере не посмеет сказать, что она продавалась за деньги. <...> На ней легкое летнее пальто, а под ним суворинский пиджак. Она ходит в пиджаке, который он носил в последние дни жизни. <...> После смерти Суворина она похудела и поседела .

1.01.1913. Буренины и Кривенки (кроме самого Василия Силыча) встре-чали Новый год у Михаила Суворина. Анна Ивановна уехала накануне в де-ревню. Она, говорят, ищет себе квартиру, потому что свой дом старик Суво-рин оставил после смерти сыновьям: Михаилу и Алексею.

Настенька Суворина будет играть в Малом театре Ксению в пьесе своего отца. Она, говорят, пробирается на Императорскую сцену, уже завела зна-комство с Мейерхольдом, который находит ее талантливой. Должно быть, французский виконт ее бросил. И ангажемент в парижском театре тоже, по-видимому, лопнул .

15.02.1913. Сотрудники взбунтовались против Михаила Суворина и хо-тели его выжать из газеты или грозили уйти сами. Евгения Васильевна гово-рит, что они были возмущены его грубым обращением. Если покойный старик Суворин шумел иногда в редакции, ходил туда ругаться, то ему это прощали, а за Михаилом этих прав не признают. Михаил хотя и взбалмошный, но он добрый, хороший человек, он лучше всех из суворинской семьи. Интересно, как он выкупил у нее отцов кабинет. Он выплатил за него другим наследникам 13 тысяч, чтобы кабинет этот принадлежал ему, со всей обстановкой. Тогда то Настенька, то Анна Ивановна, то еще кто-нибудь из родни просили дать им что-нибудь на память о покойном. Михаил не в силах был отказать. Тогда Настенька взяла себе очень ценную статую, Анна Ивановна самое дорогое кресло, и так наследнички все ценные вещи растащили. А Михаил им уже уплатил деньги за эти вещи, когда купил у них весь кабинет с обстановкой .

1.04.1913. Из «Нового времени» выгнали Снессарева, как взяточника. Он в ответ на это разослал пайщикам брошюру, в которой не только рассказы-вает, как хозяйничали в газете браться Суворины при жизни отца, как они хозяйничают теперь и ведут газету, а с ней и пайщиков, к разорению, но очень недвусмысленно дает понять, что братья Суворины берут взятки с банков и помогает им в этом биржевой игрок Манус, который при помощи «Нового времени» хочет свалить Коковцова. Брошюра направлена главным образом против Михаила Суворина и его зятя Козловского. Они свалили Снессарева, и он их теперь разделывает. Не щадит он и газету. И подписка у нее упала, и баланс ее фиктивный. Разобраться в этой снессаревской литературе я не могу, но одно для меня ясно, что «Новое время» как русская патриотическая газета погибает. Она перейдет в руки жидовских банков. Если верить Снессареву, попытки продать ее уже были. Суворинские наследники ее не удер-жат, им нужны деньги, они готовы продать ее хоть черту. Борис Суворин уже давно ведет свою вечерку в духе Биржевки и подобных ей газет. Что Михаил брал взятки с банков, этому я не верю, а что брал Борис и его сотрудники — это очень возможно. А что за гусь Алексей — это все знают. <...> Конец «Но-вому времени» как русской газете! Скоро будем отпевать ее .

4.03.1914. Безумная Дестомб в один год прожила 17 тысяч, которые полу-чила после смерти Суворина. Нынче пришла ко мне и говорит, какой получила неожиданный сюрприз. Присяжный поверенный Алексеев, у которого храни-лись ее деньги, сегодня сообщил ей, что от них осталось только 50 руб. Куда она девала 17 тысяч, она сама не знает. <...> Просто ее обобрали, она давала всем, кто у нее просил. <...> Вспоминала о роковой для Суворина поездке в ав-томобиле на Кавказ, после которой у него и началась опухоль в горле. С ним ехала Настенька, везла на Кавказ к Коломниным своего ребенка, которого при-жила с каким-то итальянцем. В автомобиле сидели Настенька с ребенком, при-слуга и собачонка, а Суворин с шофером, и всю дорогу глотал пыль .

28.11.1915. [У Кривенок] Говорили о том, как погибает «Новое время». Братья Суворины спустили свои паи жидам. У Михаила ничего уже не оста-лось, у его жены 50 паев, это все их состояние, у Бориса если еще кое-что и есть, то он скоро все спустит, на кутеж им ненадолго хватит. Настенька тоже заложила свои паи жидам. Меньшиков все паи продал. <...> И «Нового вре-мени» уже нет, от него осталась только фирма, это газета Рубинштейна. Три года прошло со смерти старика Суворина, и его детки промотали то, что ста-рик создавал 40 лет, пустив в трубу отцовское наследство — единственную нашу русскую газету, завоевавшую себе прочное положение .

20.12.1915. Буренин рассказал мне, как было продано жидам «Новое время». Михаилу Суворину мало было его паев, т. е. 500 тысяч, дававших ему минимум 26 тысяч в год и 36 тысяч редакторского жалованья, плюс еще про-центы, которые он получал в контрагентстве. Он все промотал и вошел в дол-ги. Борис тоже прокутил свою долю. Настенька, кажется, затеяла интрижку с Митькой Рубинштейном. Но всех подлее поведение Анны Ивановны. Она своих паев не продала, но продала жидам свое право голоса, дала им доверен-ность подавать за нее голос в общем собрании. Из рассказа Буренина я по-няла, что до общего собрания, которое будет в январе, можно еще спасти «Но-вое время», выкупить его из еврейского банка, потому что в товариществе «Нового времени» есть расписка кредиторов, что заложенные у них паи, не все, но часть их на 200 тысяч рублей, в течение двух лет может быть выкуп-лена. Потом будет поздно, на общем собрании пайщиков, где у них будут в большинстве, они постановят документ этот, как ненужный, уничтожить. Но самое пикантное вот в чем: Алексей Суворин, поднявший скандал из-за продажи «Нового времени» жидам, сам продал тому же Русско-Азиатскому банку на 200 тысяч паев, да еще не своих, а своего сына. Его дикая выходка со стрельбой и битьем окон произошла не во время какого-нибудь бурного объяснения с братьями, а на <1 нрзб.> мирном заседании совета и ревизион-ной комиссии товарищества, где братьев даже не было. Сидели люди мирно и тихо — Буренин, Гей, М.М. Иванов, Кривенко, Никольский и занимались своими делами. Вдруг входит Алексей и просит, чтобы его выслушали. Ему говорят, что тут посторонним не место. Он настаивает, ему отказывают. Тогда он быстро кидается к окнам. «Я думал, что его тошнит», — говорит Буренин. Он выбивает револьвером стекло в окне и стреляет на улицу. Потом, повер-нувшись к стене, стреляет в зеркало. И с окровавленной рукой, из которой течет кровь, уходит молча в редакцию. Там среди служащих барышень на-шлась фельдшерица, сделала ему перевязку. «Для чего вы это сделали?» — спросил его Буренин. Он ответил, что для протокола. И подписал его левой рукой, правая была ранена.

Недурна также выходка Меньшикова. У Буренина собрались старые со-трудники. Заговорили о том, что надо бы найти капиталиста, чтобы выкупить у евреев хоть на сто тысяч заложенных паев и лишить их этим большинства голосов. Кто-то назвал Демкина. «Вот вы бы поговорили с ним, — сказал Меньшикову Буренин. — Вы националист, и он националист, не купит ли он этих паев?» Меньшиков не сказал ни да, ни нет. Что же потом узнают? Он пошел к Демкину и продал ему свои паи, ровно на сто тысяч. А Демкин пред-ставитель того же Русско-Азиатского банка . <...> Как швыряются деньги в «Новом времени». Мазаев как редактор получает 12 тысяч, другой редактор Борис 12 тысяч, он ведет только отдел спорта, да Меньшиков 36 ты-сяч. Редакция, значит, стоит газете 60 тысяч, да кроме того у редакторов еще бесчисленное множество секретарей, все на жалованье. У Михаила, напри-мер, секретарями два сына. Нашелся даже такой артист, который ухитрился получать гонорар за телеграммы из Штаба Верховного Главнокомандующего. Он ездил из редакции за этими телеграммами и потом ставил их в счет, по-лучая за них целых год построчную плату .

21.01.1917. [Санин] Сообщил мне по секрету, что он проходил новую роль с Настенькой Сувориной и наводил у нас справки, как мы думаем, сколько ему взять с нее за уроки. Люба сказала «по 50 рублей» за каждый. <...> С Мей-ерхольдом в Малом театре полный разрыв. Он был там зав. художественной частью, но в театр являлся только за получением жалованья, больше его ни-когда не видели. Наконец и за жалованьем не пришел, а прислал за ним гор-ничную. Это всех взорвало, и Бобрищев-Пушкин послал ему письмо, после которого последовал формальный развод Мейерхольда с Малым театром .

9.04.1917. Была у Бурениных. Он стал сгорбленный больной старик. <...> В «Новом времени» Меньшиков числится в отпуску, потому что стали брако-вать его статьи; он обиделся и взял отпуск. Мазаева уже нет. «Да он человек мертвый, — говорит Буренин. - В революционное время он не годится». <...> Пишет он в газете мало, но остается в Комитете, заведует ее хозяйственными делами, подписывает векселя в сто тысяч, чеки в 50 тысяч. Никогда раньше ком-мерческими делами не занимался, а теперь приходится. Газета купила лес и завела свою бумажную фабрику. У нее в год выходит на два миллиона бумаги.

Совет рабочих депутатов хотел одно время приостановить «Новое время». Его отстоял жид Брамсон. Убедил рабочих депутатов, что это будет неудобно; «Новое время» читают за границей, считают его главным русским органом. Оно пропагандировало франко-русский союз, и вдруг теперь новое прави-тельство его запретит! Что подумают наши союзники?

3.09.1917. ...Ходила к Буренину узнать о судьбе закрытого «Нового вре-мени». Они подавали генерал-губернатору заявление о желании выпускать «Утреннее время». Явочного порядка для этого достаточно. Пятиминутный генерал-губернатор Пальчинский (их увольняют еженедельно) советовал им обождать, потому что могут явиться товарищи и солдаты со штыками и раз-громить им типографию. Буренин этого не боится. От товарищей они себя застраховали, они печатают в своей типографии большевистскую газету Горького. Она была закрыта почти одновременно с «Новым временем», но не вышла только один день. В типографию явились вооруженные матросы и стали ее печатать под охраной штыков. Можно спросить гражданина премь-ера Керенского, где же его верховная власть, о которой он так грозно говорит? Запрещенные им газеты печатаются в Эртелевом переулке по приказанию воинского отряда. Корнилова судят за мятеж, а это не мятеж?

9.04.1918. Была Жуковская, по мужу Лисенко. Она вспомнила обо мне, потому что ей понадобился мой голос на предстоящем собрании пайщиков «Нового времени». Она спасает свое достояние, вложенное в два пая этой га-зеты, попавшей в руки дельца из породы жуликов. При нем она погибнет окончательно. Остатки разграбленного будут расхищены этим ловким дель-цом. Грамматиков разоряет братьев Сувориных, их дача в Феодосии принад-лежит уже ему, он ездит в автомобиле, а они на извозчике, и у него же голоса по их паям, она дала ему доверенность. <...> Бориса Суворина он пленил тем, что вместе с ним кутил по ресторанам, кроме того, ловко подставлял братьям интересных дам. У Михаила сердце слабое, его таким путем опутать легко. И на общие собрания он является с паями братьев Сувориных. Анна Ива-новна теперь в деревне, где мужики взяли у нее все на учет, а Настенька уехала в Америку, бросив своих детей проездом в Японии. Дамских паев на собрании не будет. В интересах Грамматикова не спасать газету, а доконать ее и завладеть ею самому. Он уже предложил продать ему книжный магазин товарищества. А Жуковская предлагает другое — продать газету, чтобы пай-щики могли выручить хоть что-нибудь за свои паи. Но главно е, надо вырвать ее у Грамматикова. Новый хозяин его прогонит, а братья Суворины будут только беспомощно смотреть, как он их пускает по миру. <...> Главные со-трудники «Нового времени» все в бегах, в совете Товарищества остались только Буренин и Егоров. Но Буренин немощный старик, который никаких свар не любит. Он непримирим только в политике, в денежных делах он мла-денец. Пиленко на Кавказе, Гучков тоже, а у него в паях газеты вложено чуть не все его состояние. <...> На помощь себе Грамматиков берет музыкального критика Иванова. Этот за деньги поможет кому угодно .

13.06.1918. Продала свой нововременский пай, не знаю даже кому. При-ехал молодой человек приятной наружности, Непенин, и дал мне за него пять тысяч керенками. В цене я не торговалась, но просила заплатить мне царскими деньгами, однако безуспешно. <...> Расписку в продаже пая я выдала не-известному лицу. Свою фамилию подписала, а фамилия покупателя не была названа. Непенин не скрывает, что покупает не для себя, но не сказал, кому .

18.09.1918. Жуковская весной продала только один пай «Нового вре-мени», другие тогда пожалела, а теперь и рада бы его продать, да некому. Все нововременцы разбежались .

20.11.1919. Не хочется писать дневник. Все одно и то же, болезни и адские условия жизни .

31.12.1919. [Последняя запись] Я получила от [внучки] Нины новогодний подарок — коробочку спичек .

Ед. хр. 32. Л. 420. Орленев Павел Николаевич (1869—1932), актер. Имеются в виду трагедия Алексея Константиновича Толстого «Царь Федор Иоаннович» и Художественно-общедоступный (впоследствии Московский художест-венный) театр, основанный Константином Сергеевичем Станиславским (1863—1938) и Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко (1858—1943).

Ед. хр. 32. Л. 508. Актер Познанский Василий Васильевич (1870—1942) одно время считался женихом Насти Суво-риной. К. Дестомб в трагедии «Царь Федор Иоаннович» играла роль царицы Ирины.

Ед. хр. 33. Л. 127. После ухода дочери из суворинского те-атра Смирнова прекратила общение с Сувориным.

Ед. хр. 33. Л. 485. Суть «студенческой истории» в том, что газета «Новое время» одобрила жестокое обращение по-лиции со студентами-демонстрантами. Комитет взаимо-помощи русских писателей, учинив над Сувориным суд чести, обвинил его в том, что он убедил правительство за-претить обсуждение в газетах студенческих беспорядков. Хотя Суворин был практически оправдан, сопровождав-шая судебный процесс нервотрепка и перенесенное уни-жение вызвали у него приступы тяжелой депрессии (см. об этом: Дневник Алексея Сергеевича Суворина / Текстол. расшифровка Н.А. Роскиной. Подгот. текста Д. Рейфилда и О. Макаровой. 2-е изд. М.; Лондон, 2000. С. 323—333).

Годы существования: 1877 - 1917

Описание:

Алексей Сергеевич Суворин (23.03.1834 - 24.08.1912) - русский издатель, журналист. Отец его был государственный крестьянин, отданный по набору в солдаты. Раненый при Бородине и получивший затем офицерский чин, он дослужился до капитана, что в то время давало потомственное дворянство.

Печататься А.С.Суворин начал в 1858 году сначала в провинциальной, а затем, переселившись в декабре 1862 года в Петербург, в столичной прессе. Нужно сказать, что в Петербург Суворин приехал в нетопленом вагоне 3-го класса, в пальто, одолженном ему поэтом А.Н.Плещеевым. В ту пору каторжных трудов и ожесточенной борьбы за существование Суворин придерживался весьма радикальных взглядов, даже прослыл крамольником, а его первая книга «Всякие: Очерки современной жизни», написанная в 1866 году, была запрещена и ее тираж полностью уничтожен. До 1875 года журналистская деятельность Суворина носила либеральный характер, но став владельцем газеты «Новое время» резко повернула (по выражению В,И,Ленина) »... к национализму, к шовинизму, к беспардонному лакейству перед власть имущими». С 1880 года Суворин начал издавать «Исторический вестник» - один из самых распространенных русских журналов, посвященных изучению прошлого России.

Книгоиздательскую деятельность А.С.Суворин начал в Петербурге в 1872 году выпуском «Русского календаря» в фактически возглавляемом им издательстве Е.О.Лихачевой и А.И.Сувориной . Успех этого универсально-справочного издания побудил его в 1876 году, взяв при посредничестве журналиста В. И. Лихачева крупный кредит в банке, купить пришедшую к тому времени в упадок газету «Новое время», а в 1877 году и собственную типографию. В 1878 году Суворин открыл в Петербурге книжный магазин “Новое время” , а затем в 1882 году и типографию - с этого года книги стали выходить под маркой Издание А.С.Суворина . Особой популярностью пользовались серии книг карманного формата «Дешевая библиотека», «Новая библиотека Суворина» (в них публиковались произведения писателей различных времен и стран) и «Научная дешевая библиотека». Большой успех имели его ежегодные справочные издания - «Весь Петербург», «Вся Москва», «Вся Россия».

Заметную ценность имеют изданные Сувориным описания художественных музеев: «Картины императорского Эрмитажа в Санкт-Петербурге» А.И. Сомова, «Картины Лондонской Национальной галереи» А. Истлека, «Дрезденская картинная галерея» Г. Люке, книга М. Розеса «Антони Ван-Дейк». Первым из русских издателей он стал выпускать библиофильские издания: «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Радищева (без купюр), «Наш век» О. Лейкснера (1881-1884) и «Иллюстрированная история Екатерины II» А.Г. Брикнера (1883). Некоторые из суворинских книг по истории, искусству, истории литературы считались в свое время непревзойденными по качеству. В 1887 г. Суворин переиздал полное собрание сочинений А.С. Пушкина (10 томов по 15 копеек), распроданное за несколько дней. Ему принадлежит заслуга в переиздании памятников отечественной культуры и мемуаров по истории России.

В 1910 году Суворин преобразовал свое издательство в акционерную компанию Товарищество А.С.Суворина «Новое время» , которую контролировал «Волжско-Камский коммерческий банк». Не смотря на кончину Суворина в 1912 году, Товарищество работало под его именем вплоть до 1917 года. Страшная болезнь – рак горла обнаружили у А. С. Суворина в 1909 году. После операции он потерял голос и общался последние месяцы посредством карандаша на клочках бумаги. Десятки таких записок хранятся в отделе рукописей ИРЛИ (Пушкинский дом).

За 40 лет издательской деятельности А.С.Суворин выпустил около 1500 книг универсальной тематики общим тиражом в 6,5 млн. экземпляров. И на закате своей жизни А.С.Суворин вполне мог поздолить себе написать: Как издатель я оставлю прекрасное имя. Да, прямо так и говорю. Ни одного пятна. Я издал много, я никого не эксплуатировал, никого не жал, напротив, делал все, что может делать хороший хозяин относительно своих сотрудников и рабочих. Газета дает до 600 тысяч в год, а у меня кроме долгов ничего нет, то есть нет денег. Есть огромное дело, которое выросло до миллионного оборота, но я до сих пор не знал никакого развлечения, никаких наслаждений, кроме труда самого каторжного. Расчетлив я никогда не был, на деньги никогда не смотрел как на вещь, стоящую внимания.

Особый интерес представляет система реализации книг издательства. В 1905 году Суворин принял предложение управляющего петербургским книжным магазином Я.К.Кормилицына преобразовать сеть магазинов и киосков, принадлежавших издательству и работающую в форме контрагентства, в юридически самостоятельное неполное товарищество на вере. Суворин становился его основным пайщиком, а вкладчиками стали четыре человека, в том числе и И.Д.Сытин. После этого финансовое положение резко изменилось к лучшему и контрагентство стало приносить прогрессирующий доход.

Вскоре внутри Товарищества наиболее активную роль стал играть Иван Дмитриевич Сытин , сумевший настоять на его реформировании. В начале января 1907 году он совместно с Сувориным, Д.П.Ефимовым , М.В.Клюкиным и В. И. Игнатьевым (теперь уже на равных основаниях) учредили новую фирму (Торговый дом) в виде полного Товарищества под названием «Товарищество торговли произведениями печати на станциях железных дорог». О масштабах его деятельности можно судить по тому, что на службе в Товариществе состояло более 400 агентов. Учредители обратились к министру торговли и промышленности за разрешением на открытие фирмы. Но министр признал необходимым изменить ее наименование «в смысле включения в оное, по крайней мере, имени одного из товарищей с добавлением слов «и К0»». После весьма длительных переговоров, в апреле 1907 года, было утверждено новое, на сей раз удовлетворившее обе стороны название: «Товарищество торговли произведениями печати на станциях железных дорог «Контрагентство печати»».

Через три года после образования Товарищества, Сытин уже почти держал бразды правления в своих руках. В зарегистрированном 31 марта 1910 года «Товариществе торговли произведениями печати на станциях железных дорог «Контрагентство печати» «полными товарищами», т.е. ответственными перед законом лицами, выступали Суворин и Сытин. В письме к Суворину от 3 сентября 1910 года Сытин сообщал, что наметилось уже пять конкурентов, собирающихся арендовать торговлю печатными произведениями на дорогах, контракт с которыми истекает в текущем году. Из-за чего арендная плата достигнет не менее 100 тыс. руб.: «весь барыш пойдет в пользу железных дорог, и опять будем работать или в убыток, или отказываться снимать дорогой ценой дороги» . Поэтому он предлагал Суворину основать новое Товарищество и расширить масштабы дела. Причем из 350 паев - 150 предполагалось передать Суворину, а всем остальным основателям (Сытину, Рябушинскому, Цветкову, Ефимову, Клюкину и Игнатьеву) - дать по 25 паев.

Суворин хорошо представлял, с каким трудом приходится Контрагентству противостоять натиску более активных конкурентов и каких усилий стоят льготы, поэтому согласился. 25 апреля 1911 года он, с одной стороны, и Сытин с еще тринадцатью вкладчиками, с другой, учредили, как значилось в соответствующем документе - «Торговый дом в образе Товарищества на вере под фирмою «Контрагентство А.С.Суворина и К°» для издательской деятельности и торговли произведениями печати на станциях железных дорог, пароходах, пароходных пристанях и во всех городах и селениях Российской империи». Говоря современным языком, фамилию Суворина в названии фирмы, учредители использовали в качестве раскрученного брэнда. Хотя в управлении фирмы Суворин уже не играл той роли, что раньше. А вскоре контора Контрагентства из Петербурга была переведена в Москву. Это означало еще и тот факт, что входил в силу другой знаменитый русский издатель Иван Сытин. Эпоха Суворина подходила к концу. Начиналось время Сытина. Но преемственность сохранялась. В России не существовало такой пристани или станции железной дороги, где не было бы киоска «Контрагентство А.С.Суворина», торговавшего книгами и периодическими изданиями. Всего по стране их насчитывалось 1600.

Через пять лет после смерти своего основателя, в декабре 1917 ВИКЖЕЛЬ (Всероссийский исполнительный комитет железнодорожных профсоюзов) передал в руки дорожных комитетов все киоски и право торговли произведениями печати. «Контрагентство А.С.Суворина» было переименовано в «Контрагентство ЦИК ССР». Через год, в ноябре 1918-го, в целях более широкого продвижения печати в массы президиум ВЦИК учредил «Центральное агентство ВЦИК», получившее сокращенное название - «Центропечать». Агентство имело разветвленный аппарат, только в Москве было создано 22 отдела с общим штатом в 3 тыс. человек. Всего же число сотрудников «Центропечати» достигало 17 тыс. В экспедиционное хозяйство агентства входило 6 центральных экспедиций (багажная, почтовая, книжная, комплектов, комиссариатов и пластинок), 8 газетных - при типографиях, 9 - при вокзалах и 11 районных экспедиций.

Издательство прекратило своё существование.