Из творений свт. Игнатия Брянчанинова, Аскетические опыты,

том 2 .

Зрение греха своего

«Мы не будем обвинены, о братия, не будем обвинены при исходе души нашей, за то, что не творили чудес, что не богословствовали, что не достигли видения, но без сомнения дадим Богу ответ за то, что не плакали непрестанно о грехах своих» св. Иоанн Лествичник (Сл. 7, 70).

Придет то страшное время, настанет тот страшный час, в который все грехи мои предстанут обнаженными пред Богом-Судиею, пред ангелами Его, пред всем человечеством. Предощущая состояние души моей в этот грозный час, исполняюсь ужаса. Под влиянием живого и сильного предощущения с трепетом спешу погрузиться в рассматривание себя, спешу поверить в книге совести моей отмеченные согрешения мои делом, словом, помышлением.

Бог, один Бог может избавить человека от совести лукавой (Евр. 10:22). Один Бог может даровать человеку зрение грехов его и зрение греха его - его падения, в котором корень, семя, зародыш, совокупность всех человеческих согрешений.

Призвав на помощь милость и силу Божию, призвав их на помощь теплейшею молитвою, соединенною с благоразумным постом, соединенною с плачем и рыданием сердца, снова раскрываю книгу совести, снова всматриваюсь в количество и качество грехов моих; всматриваюсь, что породили для меня соделанные мною согрешения?

Вижу: беззакония моя превзыдоша главу мою, яко бремя тяжкое отяготеша на мне, умножишася паче влас главы моея (Пс. 37: 5, 39,13). Какое последствие такой греховности? Постигоша мя беззакония моя и не возмогох зрети; сердце мое остави мя (Пс. 39:13).Последствием греховной жизни бывают слепота ума, ожесточение, нечувствие сердца. Ум закоренелого грешника не видит ни добра, ни зла; сердце его теряет способность к духовным ощущениям. Если, оставив греховную жизнь, этот человек обратится к благочестивым подвигам, то сердце его, как бы чужое, не сочувствует его стремлению к Богу.

Когда при действии Божественной благодати откроется подвижнику множество согрешений его - тогда невозможно, чтоб он не пришел в крайнее недоумение, не погрузился в глубокую печаль.

Сознанием грехов моих, раскаянием в них, исповеданием их, сожалением о них повергаю всё бесчисленное их множество в пучину милосердия Божия. Чтоб на будущее время остеречься от греха, присмотрюсь, уединившись в самого себя, как действует против меня грех, как он приступает ко мне, что говорит мне.

Приступает он ко мне, как тать; прикрыто лицо его; умякнуша словеса его паче елея (Пс. 54:22); говорит он мне ложь, предлагает беззаконие. Яд в устах его; язык его - смертоносное жало.

«Насладись! - тихо и льстиво шепчет он. - Зачем запрещено тебе наслаждение? Насладись! какой в том грех?» - и предлагает, злодей, нарушение заповеди всесвятого Господа.

Не должно б было обращать никакого внимания на слова его: знаю я, что он тать и убийца. Но какая-то непонятная немощь, немощь воли, побеждает меня! внимаю словам греха, смотрю на плод запрещенный. Тщетно совесть напоминает мне, что вкушение этого плода - вместе и вкушение смерти.

Если нет плода запрещенного пред глазами моими - внезапно рисуется этот плод в моем воображении.

Действует во мне грех мыслию греховною, действует ощущением греховным, ощущением сердца и ощущением тела; действует чрез теле­сные чувства, действует чрез воображение.

К какому заключению ведет меня такое воззрение на себя? К заключению, что во мне, во всем существе моем, живет повреждение греховное , которое сочувствует и вспомоществует греху, нападающему на меня извне. Я подобен узнику, окованному тяжкими цепями: всякий, кому только это будет дозволено, хватает узника, влечет его, куда хочет, потому что узник, будучи окован цепями, не имеет возможности оказать сопротивления.

Проник некогда грех в высокий рай. Там предложил он праотцам моим вкушение плода запрещенного. Там он обольстил; там обольщенных поразил вечною смертию. И мне, потомку их, непрестанно повторяет то же предложение; и меня, потомка их, непрестанно старается обольстить и погубить.

Адам и Ева немедленно по согрешении были изгнаны из рая и изринуты в страну горестей (Быт. 3: 23, 24); я родился в этой стране плача и бедствий. Но это не оправдывает меня: сюда принесен мне рай Искупителем, насажден в сердце моем. Я согнал грехом рай из сердца моего. Теперь там - смешение добра со злом, там - лютая борьба добра со злом, там - столкновение бесчисленных страстей, там мука, предвкушение вечной муки адской.

В себе вижу доказательство, что я сын Адама: сохраняю его наклонность к злу, соглашаюсь с предложениями обольстителя, хотя и знаю наверное, что предлагается мне обман, готовится убийство.

Напрасно бы я стал обвинять праотцев за сообщенный мне ими грех: я освобожден из плена греховного Искупителем и уже впадаю в грехи не от насилия, а произвольно.

Праотцы совершили в раю однажды преступление одной заповеди Божией, а я, находясь в лоне Церкви Христовой, непрестанно нарушаю все Божественные заповедания Христа, Бога и Спасителя моего.

То волнуется душа моя гневом и памятозлобием, в воображении моем сверкает кинжал над главою врага и сердце упивается удовлетворенным мщением, совершенным мечтою. То представляются мне рассыпанные кучи золота, вслед за ними рисуются великолепные палаты, сады, все предметы роскоши, сладострастия, гордости, которые доставляются золотом и за которые грехолюбивый человек поклоняется этому идолу - средству осуществления всех тленных пожеланий. То прельщаюсь почестями и властию, влекусь, занимаюсь мечтаниями об управлении людьми и странами, о доставлении им приобретений тленных, а себе тленной славы. То, как бы очевидно, предстоят мне столы с дымящимися и благоухающими яствами. Смешно и вместе жалостно услаждаюсь я представляющимися предо мною обольщениями. То внезапно вижу себя праведным, или, правильнее, сердце мое лицемерствует, усиливается присвоить себе праведность, льстит само себе, заботится о похвале человеческой, как бы привлечь ее себе.

Страсти оспаривают меня одна у другой, непрерывно передают одна другой, возмущают, тревожат. И не вижу своего горестного состояния! на уме моем непроницаемая завеса мрака; на сердце лежит тяжелый камень нечувствия.

Опомнится ли ум мой, захочет ли направиться к добру? противится ему сердце, привыкшее к наслаждениям греховным, противится ему тело мое, стяжавшее пожелания скотские. Утратилось во мне даже понятие, что тело мое, как сотворенное для вечности, способно к желаниям и движениям Божественным, что стремления скотоподобные - его недуг, внесенный в него падением.

Разнородные части, составляющие существо мое, - ум, сердце и тело - рассечены, разъединены, действуют разногласно, противодействуют одна другой; тогда только действуют в минутном, богопротивном согласии, когда работают греху.

Таково мое состояние! Оно - смерть души при жизни тела. Но я доволен своим состоянием! доволен не по причине смирения - по причине слепоты моей, по причине ожесточения моего. Не чувствует душа своего умерщвления, как не чувствует его и тело, разлученное от души смертию.

Если б я чувствовал умерщвление мое, пребывал бы в непрерывном покаянии! Если б я чувствовал мое умерщвление, заботился бы о воскресении!

Я весь занят попечениями мира, мало озабочен моим душевным бедствием! жестоко осуждаю малейшие согрешения ближних моих; сам наполнен грехом, ослеплен им, превращен в столп сланый, подобно жене Лотовой, неспособен ни к какому движению духовному.

Не наследовал я покаяния, потому что еще не вижу греха моего. Я не вижу греха моего, потому что еще работаю греху. Не может увидеть греха своего наслаждающийся грехом, дозволяющий себе вкушение его - хотя бы одними помышлениями и сочувствием сердца.

Тот только может увидеть грех свой, кто решительным произволением отрекся от всякой дружбы со грехом, кто встал на бодрой страже во вратах дома своего с обнаженным мечом - глаголом Божиим, кто отражает, посекает этим мечом грех, в каком бы виде он ни приблизился к нему.

Кто совершит великое дело - установит вражду со грехом, насильно отторгнув от него ум, сердце и тело, - тому дарует Бог великий дар: зрение греха своего.

Блаженна душа, узревшая гнездящийся в себе грех! блаженна душа, узревшая в себе падение праотцев, ветхость ветхого Адама!Такое видение греха своего есть видение духовное, видение ума, исцеленного от слепоты Божественною благодатию. С постом и коленопреклонением научает святая Восточная Церковь испрашивать у Бога зрение греха своего.

Блаженна душа, непрестанно поучающаяся в Законе Божием! в нем может она увидеть образ и красоты Нового Человека, по ним усмотреть и исправить свои недостатки.

Блаженна душа, купившая село покаяния умерщвлением себя по отношению к начинаниям греховным! на этом селе найдет она бесценное сокровище спасения.

Если ты стяжал село покаяния, вдайся в младенческий плач пред Богом. Не проси, если можешь не просить, ничего у Бога; отдайся с самоотвержением в Его волю.

Пойми, ощути, что ты создание, а Бог - Создатель. Отдайся же безотчетливо в волю Создателя, принеси Ему один младенческий плач, принеси Ему молчащее сердце, готовое последовать Его воле и напечатлеваться Его волею.

Если ж по младенчеству твоему не можешь погрузиться в молитвенное молчание и плач пред Богом - произноси пред Ним смиренную молитву, молитву о прощении грехов и исцелении от греховных страстей, этих страшных нравственных недугов, составляющихся от произвольных, повторяемых в течение значительного времени согрешений.

Блаженна душа, которая сознала себя вполне недостойною Бога, которая осудила себя как окаянную и грешную! она - на пути спасения; в ней нет самообольщения.

Храни ум безвидным; отгоняй все приближающиеся к нему мечты и мнения, которыми падение заменило истину. Облеченный в покаяние, предстой со страхом и благоговением пред великим Богом, могущим очистить грехи твои и обновить тебя Своим Пресвятым Духом. Пришедший Дух наставит тебя на всяку истину (Ин. 16:13).

Чувство плача и покаяния - единое на потребу душе, приступившей к Господу с намерением получить от Него прощение грехов своих. Это - благая часть! Если ты избрал ее, то да не отымется она от тебя! Не променяй этого сокровища на пустые, ложные, насильственные, мнимоблаго-датные чувствования, не погуби себя лестию себе.

«Если некоторые из отцов, - говорит преподобный Исаак Сирский, - написали о том, что есть чистота души, что есть здравие ее, что бесстрастие, что видение, - то написали не с тем, чтоб мы искали их преждевременно и с ожиданием. Сказано Писанием: Не приидет царствие Божие с соблюдением (Лк. 17:20). Те, в которых живет ожидание, стяжали гордыню и падение... Искание с ожиданием высоких Божиих даров отвергнуто Церковию Божиею. Это - не признак любви к Богу; это - недуг души» (св. Исаака Слово 55).

Все святые признавали себя недостойными Бога: этим они явили свое достоинство, состоящее в смирении (его же Слово 36).

Если имеешь нужду беседовать с самим собою - приноси себе не лесть, а самоукорение. Горькие врачества полезны нам в нашем состоянии падения.

Грех мой предо мною есть выну (Пс. 50:5), - говорит о себе святой Давид: грех его был предметом непрестанного его рассматривания. Беззаконие мое аз возвещу, и попекуся о гресе моем (Пс. 32:19).

Святой Давид занимался самоосуждением, занимался обличением греха своего, когда грех уже был прощен и дар Святого Духа уже был возвращен ему. Этого мало: он обличил грех свой, исповедал его во услышание вселенной (Пс. 50).

Святые отцы Восточной Церкви, особливо пустынножители, когда достигали высоты духовных упражнений, тогда все эти упражнения сливались в них в одно покаяние.Покаяние обымало всю жизнь их, всю деятельность их: оно было последствием зрения греха своего.

Некоторого великого отца спросили, в чем должно заключаться делание уединенного инока? Он отвечал: умерщвленная душа твоя предлежит твоим взорам, и ты ли спрашиваешь, какое должно быть твое делание? (св. Исаак Сирский. Слово 21). Плач - существенное делание истинного подвижника Христова; плач - делание его от вступления в подвиг и до совершения подвига.

Зрение греха своего и рождаемое им покаяние суть делания, не имеющие окончания на земле: зрением греха возбуждается покаяние; покаянием доставляется очищение; постепенно очищаемое око ума начинает усматривать такие недостатки и повреждения во всем существе человеческом, которых оно прежде, в омрачении своем, совсем не примечало.

Молитва о даровании зрения греха своего

Господи! даруй нам зреть согрешения наши, чтоб ум наш, привлеченный всецело ко вниманию собственным погрешностям нашим, престал видеть погрешности ближних и таким образом увидел бы всех ближних добрыми. Даруй сердцу нашему оставить пагубное попечение о недостатках ближнего, все попечения свои соединить в одно попечение о стяжании заповеданной и уготованной нам Тобою чистоты и святыни. Даруй нам, осквернившим душевные ризы, снова убелить их: они уже были омыты водами крещения, нуждаются теперь, по осквернении, в омовении слезными водами. Даруй нам узреть при свете благодати Твоей живущие в нас многообразные недуги, уничтожающие в сердце духовные движения, вводящие в него движения кровяные и плотские, враждебные Царствию Божию. Даруй нам великий дар покаяния, предшествуемый и рождаемый великим даром зрения грехов своих. Охрани нас этими великими дарами от пропастей самообольщения, которое открывается в душе от непримечаемой и непонимаемой греховности ее; рождается от действия не примечаемых и не понимаемых ею сладострастия и тщеславия. Соблюди нас этими великими дарами на пути нашем к Тебе и даруй нам достичь Тебя, призывающего сознающихся грешников и отвергающего признающих себя праведниками, да славословим вечно в вечном блаженстве Тебя, Единого Истинного Бога, Искупителя плененных, Спасителя погибших. Аминь.

Вот как святитель Игнатий пишет об этом: "Начало обращения ко Христу заключается в познании своей греховности, своего падения; от такого взгляда на себя человек признает нужду в Искупителе и приступает ко Христу посредством смирения, веры и покаяния". "Не сознающий своей греховности, своего падения, своей погибели не может принять Христа, не может уверовать во Христа, не может быть христианином. К чему Христос для того, кто сам и разумен, и добродетелен, кто удовлетворен собою, кто признает себя достойным всех наград земных и небесных?"

* В приведенных словах невольно обращает на себя внимание мысль о том, что сознание своей греховности и проистекающее из него покаяние являются первым условием принятия Христа. Святитель как бы подчеркивает: не вера в то, что Христос пришел, пострадал и воскрес является "началом обращения ко Христу", ибо и бесы веруют и трепещут (Иак. 2, 19), а познание "своей греховности, своего падения" рождает истинную веру в Него.

* Эта мысль Святителя указывает на первое и основное положение духовной жизни, столь часто ускользающее от внимания верующих и показывающее действительную глубину православного ее понимания. Христианином, оказывается, является совсем не тот, кто верит по традиции или кто убедился в бытии Бога какими-то доказательствами, и, конечно же, совсем не тот, кто ходит в храм и чувствует себя выше "всех этих грешников, безбожников и нехристиан". Нет, христианин тот, кто видит свою духовную и нравственную нечистоту, свою греховность, видит себя погибающим, страдает об этом, и потому внутренне способен к принятию Спасителя, к действительной вере во Христа. Потому, например, св. Иустин Мученик писал: "Он есть Слово, Коему причастен весь род человеческий. Те, которые жили согласно со Словом, суть христиане, хотя бы считались за безбожников: таковы между эллинами Сократ и Гераклит и им подобные... Таким образом, те, прежде бывшие, которые жили противно Слову, были бесчестными, враждебными Христу… а те, которые жили и ныне живут согласно с Ним, суть христиане". Потому так легко принимали христианство многие языческие народы.

* Напротив, видящий себя праведным, разумным, видящий свои добрые дела не может быть христианином и не является им, кем бы он ни был в административно-иерархической структуре Церкви. В качестве аргумента свт. Игнатий приводит красноречивый факт из истории земной жизни Спасителя, Который со слезами раскаяния был принят простыми, сознающими свои грехи евреями, но с ненавистью был отвергнут и осужден на жуткую казнь "умной", "добродетельной", респектабельной иудейской элитой: архиереями, фарисеями (ревностными исполнителями церковных обычаев, Устава и т.д.), книжниками (богословами).

* Не здоровые имеют нужду во враче, но больные (Мф. 9, 12), – говорит Господь. На путь исцеления и спасения становятся лишь те, которые увидят болезнь своей души, ее неисцельность собственными силами, и потому оказываются способными обратиться к пострадавшему за них истинному Врачу – Христу. Вне этого состояния, именуемого у отцов также познанием себя, невозможна нормальная духовная жизнь. "На познании и сознании немощи зиждется все здание спасения", – пишет святитель Игнатий. Он неоднократно приводит замечательные слова прп. Петра Дамаскина: "Начало просвещения души и признак ее здравия заключается в том, когда ум начнет зреть свои согрешения, подобные множеством своим морскому песку".

* Потому вновь и вновь, восклицая, повторяет Святитель: "Смирение и рождающееся из него покаяние – единственное условие, при котором приемлется Христос! Смирение и покаяние – единственная цена, которою покупается познание Христа! Смирение и покаяние – единственное нравственное состояние, из которого можно приступить ко Христу, усвоиться Ему! Смирение и покаяние – единственная жертва, которой взыскует и которую приемлет Бог от падшего человечества (Пс. 50, 18–19). Зараженных гордостным, ошибочным мнением о себе, признающих покаяние излишним для себя, исключающих себя из числа грешников, отвергает Господь. Они не могут быть христианами".

Познай самого себя

Каким же образом приобретается человеком это спасительное познание себя, своей ветхости, открывающее ему всю бесконечную значимость Жертвы Христовой? Вот что отвечает свт. Игнатий: "Я не вижу греха моего, потому что еще работаю греху. Не может увидеть греха своего наслаждающийся грехом, дозволяющий себе вкушение его – хотя бы одними помышлениями и сочувствием сердца. Тот только может увидеть грех свой, кто решительным произволением отрекся от всякой дружбы с грехом, кто встал на доброй страже во вратах дома своего с обнаженным мечом – глаголом Божиим, кто отражает, посекает этим мечом грех, в каком бы виде он ни приближался к нему. Кто совершит великое дело – установит вражду с грехом, насильно отторгнув от него ум, сердце и тело, тому дарует Бог великий дар: зрение греха своего".

* В другом месте он дает такой практический совет: "Кто отказался от осуждения ближних, помысл того, естественно, начинает видеть грехи и немощи свои, которых не видел в то время, как занимался осуждением ближних". Основную свою мысль об условии самопознания святитель Игнатий выражает следующими замечательными словами прп. Симеона Нового Богослова: "Тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи", то есть открывает ему подлинную и печальную картину того, что находится и что действительно происходит в его душе.

* Вопрос о том, как приобретается видение греха своего, или познание себя, своего ветхого человека, является центральным в духовной жизни. Свт. Игнатий прекрасно показал его логику: только видящий себя погибающим нуждается в Спасителе; напротив, "здоровым" (Мф. 9, 12) Христос не нужен. Поэтому для хотящего верить во Христа православно это видение является основной задачей подвига и, одновременно, главным критерием его истинности.

Добрые дела

Напротив, подвиг и любые добродетели, не приводящие к такому результату, оказываются лжеподвигом, и жизнь обессмысливается. Апостол Павел об этом говорит, обращаясь к Тимофею: Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться (2 Тим. 2, 5). Прп. Исаак Сирин говорит об этом еще более определенно: "Воздаяние бывает не добродетели и не труду ради нее, но рождающемуся от них смирению. Если же оно утрачено, то первые будут напрасны" .

* Последнее высказывание открывает собой еще одну важную страницу в понимании духовной жизни и ее законов: не добродетели и подвиги сами по себе приносят человеку благо Царствия Божия, которое внутрь нас есть (Лк. 17, 21), но происходящее от них смирение. Если же смирение не приобретается – бесплодны и бессмысленны все подвиги, все добродетели. Но научает человека смирению только труд исполнения заповедей Христовых. Так выясняется одна из сложных богословских проблем о соотношении веры и добрых дел в вопросе спасения.

* Свт. Игнатий уделяет большое внимание этому вопросу. Он рассматривает его в двух аспектах: во-первых, в плане понимания необходимости Жертвы Христовой и, во-вторых, в отношении к христианскому совершенству. Выводы его, исходящие из святоотеческого опыта, необычны для школьного богословия.

* Он пишет: "Когда бы добрые дела по чувствам сердечным доставляли спасение, то пришествие Христово было бы излишним". "Несчастен тот, кто удовлетворен собственною человеческою правдою: ему не нужен Христос". "Таково свойство всех телесных подвигов и добрых видимых дел. Если мы, совершая их, думаем приносить Богу жертву, а не уплачивать наш необъятный долг, то добрые дела и подвиги соделываются в нас родителями душепагубной гордости".

* Свт. Игнатий даже так пишет: "Делатель правды человеческой исполнен самомнения, высокоумия, самообольщения... ненавистью и мщением платит тем, которые осмелились бы отворить уста для самого основательного и благонамеренного противоречия его правде; признает себя достойным и предостойным наград земных и небесных". Отсюда становится понятным призыв Святителя: "Не ищи совершенства христианского в добродетелях человеческих: тут нет его; оно таинственно хранится в Кресте Христовом".

* Эта мысль прямо противостоит широко распространенному убеждению, что т.н. добрые дела всегда являются добрыми и содействуют спасению, независимо от побуждений, с которыми совершает их человек. В действительности же, правда и добродетели ветхого и нового человека не дополняют друг друга, а взаимоисключают. И причина этого достаточно очевидна. Добрые дела являются не целью, а средством исполнения величайшей заповеди о любви. Но они могут совершаться и по расчету, лицемерно, и по тщеславию и гордыне. (Когда человек, видит нуждающихся, а золотит купола храмов, или строит церковь там, где в ней нет никакой необходимости, то ясно, что он не Богу служит, а своему самолюбию). Дела, совершаемые не по причине исполнения заповеди, ослепляют человека своей значимостью, превозносят его, делают великим в своих глазах, растят его Я и тем удаляют его от Христа. Исполнение же заповеди о любви к ближнему, напротив, открывает человеку его страсти: человекоугодие, самомнение, лицемерие и прочее, открывает ему, что ни одного доброго дела он не может совершить без греха. Это смиряет человека и приводит к Христу. Прп. Иоанн Пророк говорил: "Истинный труд не может быть без смирения, ибо сам по себе труд суетен и не вменяется ни во что".

* Иными словами, добродетели и подвиги могут быть и крайне вредными, если они не основываются на познании скрытого в душе греха и не приводят к еще более глубокому его видению. "Надо, – наставляет поэтому святитель Игнатий, – сперва усмотреть свой грех, потом омыть его покаянием и стяжать чистоту сердца, без которой невозможно совершить ни одной добродетели чисто, вполне". В качестве примера Святитель приводит оценку подвижниками своих подвигов и добродетелей. "Подвижник, – пишет он, – только что начнет исполнять их, как и увидит, что исполняет их весьма недостаточно, нечисто... Усиленная деятельность по Евангелию яснее и яснее открывает ему недостаточность его добрых дел, множество его уклонений и побуждений, несчастное состояние его падшего естества... Исполнение им заповедей он признает искажением и осквернением их". Поэтому святые, – продолжает он, – "омывали свои добродетели, как бы грехи, потоками слез".

* Замечательным подтверждением истинности Писания является опыт неисчислимого множества христиан и всех святых, отраженный в их аскетических, литургических, гимнографических и других творениях. При этом важно отметить, что слезы о грехах, сокрушение сердца, покаяние, постоянно звучащие у них и производящие, на первый взгляд, впечатление какого-то уныния, печали, угнетенного состояния, в действительности имеют совершенно иную природу, иной дух. Они для христианина, искренне кающегося и понуждающего себя к жизни по Евангелию, всегда растворяются особым миром души, духовной радостью и потому оказываются дороже всех ценностей земных.

* В том и состоит одна из уникальных особенностей правильной христианской жизни, что она, чем более открывает человеку падшесть его природы, его греховность и духовную беспомощность, тем сильнее являет ему близость Бога исцеляющего, очищающего, дающего мир душе, радость и многоразличные духовные утешения. Эта близость Божия, по закону духовному, обуславливается степенью приобретаемого христианином смирения, которое делает христианскую душу способной принять Духа Святого, преисполняющего ее величайшего блага – любви.

* Опытнейший наставник древнего иночества святой Исаак Сирин дал одну из самых ярких характеристик того состояния, которого достигает истинный подвижник Христов. Будучи спрошен: "Что такое сердце милующее?", он ответил: это "возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари… А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и были помилованы… Достигших же совершенства признак таков: если десятикратно в день преданы будут на сожжение за любовь к людям, не удовлетворятся сим, как Моисей… и как… Павел… И прочие апостолы за любовь к жизни людей прияли смерть во всяких ее видах… И домогаются святые сего признака – уподобиться Богу совершенством любви к ближнему" .

* Иллюстрацией того, что переживает человек, стяжавший Духа Святого, может служить встреча и беседа Прп. Серафима Саровского с Н.А. Мотовиловым, во время которой, по молитве Преподобного, его собеседник смог ощутить и пережить начатки благих даров Духа Святого и поведать о них миру. "Когда Дух Божий приходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, – говорил прп. Серафим, – тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостью, ибо Дух Божий радостотворит все, к чему бы ни прикоснулся Он... Господь сказал: “Царство Божие внутрь вас есть”, – а под Царствием Божиим разумел Он благодать Духа Святого. Вот оно-то теперь внутрь нас и находится, а благодать Духа Святого отвне осиявает и согревает нас, благоуханием многоразличным преисполняя воздух... услаждает чувства наши пренебесным наслаждением и сердца наши напояет радостью неизглаголанною..."

* Один из недавних наших подвижников благочестия игумен Никон (Воробьев, † 1963) писал о духовном человеке, что, являясь обителью Духа Святого (вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас (1 Кор. 3, 16)), он совершенно отличен от душевного, или плотского; он новый человек, а душевный – ветхий. Что в нем нового? Все: ум, сердце, воля, даже тело – все его состояние.

* Ум нового (духовного) человека способен постигать отдаленные события, прошлое и многое будущее, постигать суть вещей, а не только явления, видеть души людей, ангелов и бесов, постигать многое из духовного мира. Мы имеем ум Христов,– говорит апостол Павел (1 Кор 2, 16).

* Сердце нового человека способно переживать такие состояния, о которых кратко сказано: …не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9). Апостол Павел пишет даже: …нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (Рим. 8, 18). А Прп. Серафим в согласии с древними Отцами говорит, что если бы человек знал о состояниях блаженства, которые бывают уже здесь, на земле, а тем более в будущей жизни, то согласился бы прожить тысячи лет в яме, наполненной гадами, грызущими его тело, чтобы только приобрести это благо.

* Таким же образом и воля нового человека всецело устремляется к любви и благодарности Богу, к желанию во всем творить Его волю, а не свою.

* Тело духовного человека тоже изменяется, становится частично подобным телу Адама до падения, способным к "духовным ощущениям" и действиям (хождение по водам, способность долгое время оставаться без пищи, моментальное преодоление больших расстояний и т.п.).

* Словом, духовный человек весь обновляется, делается иным (отсюда прекрасное русское слово "инок") и по уму, и по сердцу, и воле, и телу.

* Это иное состояние человека названо Отцами "обожением". Данный термин наиболее точно выражает существо святости. Она есть именно теснейшее единение с Богом, стяжание Духа Святого, о котором говорил Прп. Серафим. Она – Царство Божие, пришедшее в силе (Мк. 9, 1) в тех верующих, о которых Спаситель сказал: Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы (Мк. 16, 17–18). Эти знамения являются одним из очевидных указаний на то, что святость есть единство с Духом Господним (1 Кор. 6, 17), Который есть Бог, творящий чудеса (Пс. 76, 15).

Инна Стромилова : Здравствуйте! Время Великого Поста связано с напряженным вниманием к своей душе и к тому, что в ней необходимо исправить. Увидев в себе какой-то грех или страсть, мы прибегаем к таинствам исповеди и причастия, но достаточно ли этого, для того чтобы по-настоящему избавиться от своих духовных несовершенств? Что есть истинное покаяние и ложное? Как научиться по-настоящему исповедоваться? Что может помочь избавиться от своих грехов?

Сегодня мы беседуем с руководителем информационно-издательского отдела Саратовской епархии, настоятелем Петропавловского храма Саратова игуменом Нектарием (Морозовым). Здравствуйте, отец Нектарий. Для начала объясните, пожалуйста, что такое вообще грех.

Игумен Нектарий : Наверное, если говорить о грехе, то, выделяя его сущность, надо сказать о том, что грех заключается в сознательном, а иногда не вполне сознательном противлении человека воле Божией. Есть воля Божия о человеке, которая выражена самым полным и совершенным образом в Евангелии, и все то в нашей жизни, что не соответствует Евангелию, все то, что в нас самих Евангелию противится, это и есть область греха. Потому что кто может лучше знать, что хорошо для человека, нежели тот, Кто его сотворил? Кто может это лучше знать, нежели тот, Кто любит человека больше, чем кто бы то ни был? Когда человек противится этой любви, противится этому замыслу божественному о себе, то в этом грех и заключается, а область проявления греха – это область крайне широкая, проявления греховности человеческой безмерно многообразны.

– Как научиться человеку видеть свой грех, свои страсти?

– Прежде всего, для того чтобы научиться видеть свой грех и свои страсти, нужно жить внимательно к себе, ведь мы не замечаем очень многого, не только каких-то вещей, связанных с нашей духовной жизнью, с нашим духовным состоянием. Мы порой не замечаем людей, которые нас окружают, не замечаем того, что их обижаем, не замечаем того, что они от нас чего-то ждут. Не замечаем порой каких-то вещей, которые необходимы нам самим, и, тем более, не замечаем процессов, которые происходят в нашей душе. Если человек имеет желание жить по-христиански, то, наверное, одна из самых главных составляющих этой христианской жизни и есть навыкновение к жизни внимательной, когда человек не говорит просто так, не поступает просто так, а всегда обдумывает, что и как ему сказать, какое действие ему совершить, какие последствия это будет иметь, и, самое главное, как к этому отнесется Господь. Когда у человека такой навык появляется, ему гораздо проще бывает, если не справиться с собой и не измениться, то, по крайней мере, понять, что в нем действует.

Страсть, пока она действует свободно, пока человек не полагает никаких пределов ее действию, она не обнаруживает себя по-настоящему. Но, когда человек помещает ее, по выражению некоторых древних святых отцов, как неких пауков и скорпионов, в банку, и закрывает там, когда он не дает страсти реализовываться на деле, вот тогда он узнает силу этой страсти, потому что она восстает в нем настолько яростно, что он видит, что же на самом деле в его сердце скрывается. Когда человек это видит, то у него появляется некое представление о том, в каком состоянии находится его душа, тогда он начинает видеть и страсти, и грехи свои, и какие-то навыки, от которых бы ему хотелось избавиться.

А пока человек не начнет относиться к себе с вниманием, безусловно, он может молиться о том, чтобы Господь даровал ему способность не осуждать брата своего и свои собственные грехи видеть, но он их не увидит, пока не обратит на них взор.

Преподобный Антоний Великий говорил когда-то о том, что человеку необходимо, как бы положить перед собою свои грехи и через них зреть на Бога. В чем смысл этого изречения? Наверное, в том, что человек должен понять, что его грехи – это то, что его от Бога удаляет. Именно такой взгляд на грехи позволяет их действительно увидеть. Почему? Потому ведь нам очень многое из того, что мы совершаем, кажется незначительным, простительным. Но, когда ты смотришь на грех как на то, что тебя удаляет от Бога, то совершенно он в другом виде перед тобой предстает. Знаете, бывает, находятся рядом люди, которые друг друга любят. Какое-то одно слово, один поступок могут эту любовь, если не разрушить, не уничтожить, то, по крайней мере, заставить в ней усомниться, потому что не обязательно совершать какой-то неприглядный поступок, не обязательно прямо предавать, можно просто проявить равнодушие, а любовь равнодушия не терпит.

Очень многие наши грехи – это проявление нашего равнодушия по отношению к Богу, а равнодушие гораздо страшнее, чем, может быть, какой-то очень тяжкий грех, в который человек впадает вследствие какого-то очень сильного искушения, а потом кается так же сильно, так же пламенно, как до того пал. А вот эти грехи равнодушия – они повседневные, они многочисленные, и именно они человека от Бога отдаляют. У преподобного Амвросия Оптинского, по-моему, есть такой образ, он говорит о том, что легче – носить на спине мешок с камнями или мешок с песком? Камней вроде бы немного, но они тяжелые, а песка очень много. Но камни заметны, очевидны, их проще как-то с себя сбросить, а вот этот песок – мелкие-мелкие песчинки, никак с ними не разберешься, никак от них не отделаешься. Вот этим множеством мелких грехов наполнена наша жизнь. Мы их вроде бы действительно не замечаем, но они есть, и груз тот же.

– Отец Нектарий, насколько видение вот этих мелких грехов зависит от углубленности человека в церковную жизнь?

– Тут, наверное, надо говорить не столько собственно о церковной жизни, сколько о жизни христианской, жизни духовной. Потому что человеку может казаться, что он живет церковной жизнью, потому что регулярно ходит в храм, регулярно исповедуется, причащается, молится за богослужениями, но при этом внутренняя жизнь в нем может отсутствовать или протекать крайне и крайне незаметно. Другое дело, когда человек живет такой глубокой осознанной внутренней жизнью, когда для него Бог – это не только внешний факт или фактор его жизни, когда Бог для него тоже самый дорогой и самый близкий, когда для него общение с Богом всего дороже, всего важнее в жизни. Когда человек получает некий личный опыт богообщения в молитве, в церковных таинствах, в каких-то ему самому только известных переживаниях, он начинает воспринимать грех как боль, как страдание, потому что видит, чего лишает его грех. А грех его лишает радости пребывания с Богом. Вот от этого зависит углубленность человека в самого себя и его отношения серьезные и ответственные к тому, что он делает, думает, говорит.

– Мы сейчас затронули тему внутренней жизни духовной. Есть такое понятие, как ложное покаяние и истинное покаяние. Как их различить в себе?

– Мне кажется, что уместней говорить не столько о ложном и истинном покаянии, сколько говорить о настоящем покаянии как таковом. В чем оно заключается? Наверное, можно его разложить на несколько составляющих, хотя покаяние это нечто единое, безусловно, но для того, чтобы это было понятнее. Прежде всего, человек должен увидеть и осознать свой грех, потому что без этого и покаяния быть не может. Когда человек увидит свой грех, осознает его, у него должно появиться желание просить за этот грех прощения у Бога. Точно так же, как если мы провинимся перед каким-то близким и дорогим для нас человеком, у нас возникает желание просить у него за это прощения. У нас должно быть не только желание просить прощения, у нас должна быть готовность больше этот грех не повторять, потому что если мы просим прощения, но при этом знаем, что этот грех повторим и повторим еще многократно, то получается это какой-то обман и Бога, и самих себя. А вот взойти к этому состоянию, когда у нас появляется решимость этот грех больше не повторять, это, пожалуй, самое трудное в покаянии, это то, чего мы у Бога должны просить.

У преподобного Варсонофия Великого в одном из ответов на вопросы учеников, говорится, как раз о том, как понять, простил ли тебе Господь твои грехи. Если ты чувствуешь, что вот этот грех больше не вызывает в твоем сердце никакого сочувствия, сопереживания, если твое сердце омертвело для этого греха, если оно его полностью отторгает, значит, этот грех тебе прощен. Иными словами, можно сказать так, что суть заключается даже не в том, прощает или не прощает тебе Господь, потому что Господь бесконечно милосерд, и Он и хочет, и может простить каждого человека. Суть заключается в другом, в том, что он является, безусловно, главной сутью покаяния – в изменении сердца человека. Когда изменяется сердце человека, то он становится другим. Здесь вопрос не в юридической плоскости – прощает Господь или не прощает, а в том, стал ли этот человек в другое положение по отношению к Богу.

Но, как к этому состоянию решимости прийти? Порой бывает так, что человек приходит на исповедь, он видит свои грехи, и плачет о них и скорбит, а понимает, что измениться и исправиться не может, потому что ему недостает решимости. Мне кажется, что здесь очень важно понять, что такое грех, в принципе. Не только, как действие, отлучающее нас от Бога, но еще просто понять, кто или что стоит за каждым из наших грехопадений. На одном полюсе Господь и Его безграничная любовь к нам, а на другом полюсе – это безграничная ненависть к нам тех, кто раз за разом понемногу, потихоньку, а иногда очень сильно подталкивает к совершению этих грехов.

Мне как-то памятен один случай – разговор с одним, достаточно близким для меня человеком, монашествующим, который говорил о том, как на протяжении какого-то времени его постоянно смущали различные явления демонического мира: он засыпал и в тонком сне на него происходили какие-то бесовские нападения, искушения. Это то, что порой бывает с людьми, живущими в монастыре, к этому, наверное, надо относиться как-то ровно и спокойно, потому что это тот опыт, который многие люди, старающиеся жить внимательной и серьезной духовной жизнью, получают. Вот он говорит о том, что как-то раз, когда он ночью очнулся и в таком состоянии тонкого сна находился, он увидел одного из тех, кто на него этой ночью, скажем так, нападал. И он поразился тому, что ощутил вот это существо, как некий сгусток какой-то бесконечной, безграничной злобы, ненависти по отношению к человеку. Вот этот опыт очень много ему дал, потому что это ощущение, насколько наши враги нас ненавидят, помогло ему понять, что эти же самые враги, стоящие за каждым грехом, именно по своей ненависти нас к нему толкают, именно по своей ненависти стараются нас от Бога отторгнуть, нас погубить и привести в состояние, близкое к их состоянию.

Вы знаете, когда к нам в дверь кто-то звонит, и мы подходим, чтобы открыть, и понимаем, что за дверью стоит не друг, не знакомый, не почтальон, не какой-то случайный прохожий, а бандит, который хочет нас убить, то мы, во-первых, не откроем дверь; во-вторых, наверное, отправимся сразу звонить в полицию, для того чтобы нас защитили. Таким образом, нам зла никто не причинит. То же самое бывает и с какими-то искушающими нас помыслами, искусительными ситуациями – если мы понимаем, что это смерть стучится в нашу жизнь, то мы приложим все усилия, чтобы смерть в нашу жизнь не вошла. Когда мы не осознаем грех как смерть, когда мы не видим этой бездны какого-то зла и ненависти к нам, которая за грехом скрыта, нам бывает гораздо труднее с ним бороться. Когда осознаешь грех как то, что тебя убивает, гораздо легче обрести ту решимость, о которой я говорю.

Конечно же, об этой решимости нужно в первую очередь просить Бога. Порой нужно просто просить Бога о том, чтобы он буквально отнял у нас возможность совершать те грехи, от которых мы сами никак не можем отказаться. Если человек в полном сознании молится об этом и понимает, что Господь действительно у него может эту возможность отнять, и понимает, что это, может быть, будет и больно, и трудно, но, тем не менее, он об этом просит – как правило, эта молитва не остается без ответа, Господь человеку помогает. Конечно, помимо решимости опять-таки требуется внимание и ответственность в прохождении жизненного пути. Почему? Потому что бывает так, что человек покаялся и решимость обрел жить иначе, вот он пошел после исповеди радостный, беспечный, как ребенок, но враг-то не дремлет, и если он видит, что не может с одной стороны зайти, не может с другой, с третьей – он ищет четвертую, пятую, шестую, он достаточно изобретателен.

Вообще, мы действительно себя знаем очень плохо, мы за собой не следим, себе не внимаем, а вот враг с самого нашего рождения на протяжении всей нашей жизни очень тщательно нас изучает. Он опытнейший психолог, он знает все наши слабые места, знает, как нас обмануть, где нам поставить подножку. Поэтому, если мы не будем столь же внимательны, сколь и он, к самим себе, то, конечно, постоянно будем ему проигрывать.

– Отец Нектарий, получается так, что мы не можем увидеть стоящего за грехом врага, потому что нам не хватает веры, или отчего это происходит?

– Наверное, потому что наша жизнь очень поверхностна, и мы, безусловно, больше заняты внешними делами, внешними обстоятельствами своей жизни, нежели тем, что происходит в нашей душе. Великопостное время, чем особенно хорошо – оно помогает собраться. Приходит человек на длительное богослужение постовое, и сначала ему как-то трудно примириться с тем, что сейчас пять часов, может быть, шесть часов он будет не заниматься какими-то делами, не отдыхать или не работать, наоборот, а будет находиться в храме, и все это время внимать молитвам, тем песнопениям, тем чтениям, которые в храме он может слышать. Это слишком долго для человека, это непривычно для него, но потом проходит час, проходит второй, проходит третий, и ум человека постепенно смиряется и начинает внимать читающемуся, поющемуся, и начинает вникать. Вследствие этого рождаются и мысли, и чувства, и переживания, значимость которых для человека очень трудно переоценить. И он переживает вот это вхождение в себя, самоуглубление, которого обычно достигнуть не может, потому что одно дело – тот труд, который мы полагаем, когда читаем вечернее и утреннее молитвенное правило, и совершенно другой труд – это длительное Великопостное богослужение с поклонами, с молитвой Ефрема Сирина, со многими прошениями, суть которых заключается именно в том, чтобы мы действительно научились и видеть свои грехи, и ненавидеть их, и расставаться с ними.

– Отец Нектарий, у христиан есть такая шутка: чем дольше в церкви, тем хуже становлюсь. По-моему, очень хорошее выражение. Объясните, пожалуйста, его значение, откуда оно.

– Тут можно говорить, как минимум, о двух образах понимания этой шутки. С одной стороны, если человек живет правильной христианской жизнью, действительно правильной, то он не может себя считать лучше, он наоборот начинает себя считать все хуже, хуже и хуже, и это происходит закономерным образом. Почему? Потому что, чем внимательней к себе человек, как мы уже говорили, тем лучше он видит себя. Чем человек более всерьез живет по-христиански, тем более он преуспевает, в первую очередь, в смирении. Господь дает ему видеть его недостатки, его немощи, и не дает при этом возможности оправдаться, чем-то самому себе объяснить и сказать: «В общем-то, я хороший, просто есть во мне отдельные плохие проявления».

Почему более всего считали себя грешниками именно святые? Это же не было каким-то показным смирением, это было совершенно естественным чувством их сердца – чем больше они приближались к Богу, тем больше в Его свете, в сиянии Его святости они видели собственную греховность. И, наоборот, чем человек от Бога дальше, тем меньше он видит то темное и то дурное, что в нем есть. Старец Паисий Афонский когда-то говорил: «По сравнению с какими-нибудь бродягами, хулиганами, я святой, а по сравнению со святыми отцами, с великими подвижниками – кто я?». Находясь на одной стадии своего христианского развития, человек склонен себя сравнивать с этими самыми хулиганами, ворами, разбойниками, и ему действительно кажется, что на фоне их он хороший. Но когда человек понимает, с кем он вместе в Церкви, когда он понимает, перед Кем он предстоит, тогда он познает истинную ценность себе и всем своим добродетелям, и всем своим заслугам.

А другое понимание этой шутки, наверное, принципиально иное. Действительно, порой человек, живущий долго в Церкви, становится не лучше, а хуже. Почему? Потому что вначале нам свойственно переживать некое потрясение, когда мы узнаем, что такое христианская жизнь, когда мы узнаем, что такое вечность, что такое Страшный суд, что такое участь человека после этого суда. А потом, поскольку и вечность еще не наступила, и Страшного суда время еще не пришло, мы как-то к этому привыкаем. Мы вроде бы обо всем этом знаем, но относимся к этому не как к самой реальной реальности, а к чему-то, что будет потом, потом. Для человека «потом» – одно из самых страшных слов, потому что как говорит где-то преподобный Амвросий Оптинский, что когда на одном конце деревни будут вешать, на другом конце деревни будут плясать и говорить, что до нас еще не скоро дойдут. Человеку очень свойственно это ощущение. Наверное, ничто другое враг не старается столь внедрить в сознание человека, как вот это ощущение. Надо исправиться? Обязательно надо, но потом. Придется умереть и предстать перед Богом? Придется, но потом. Будут адские мучения и райские кущи? Да, но потом. Вот это приводит человека в такое состояние страшной теплохладности. И он действительно преуспевает, в Церкви находясь, на горшее. Мы можем наблюдать, как порой человек приходит в храм, может быть, даже впервые, и, может быть, в его жизни много есть всего неправильного, нехорошего, но он, войдя, чувствует страх Божий, благоговение, какой-то трепет. А человек, который долгое время прожил в Церкви, но не преуспел по-христиански, он теряет это ощущения благоговения по отношению к святыням. Знаете, говорят о том, что самая страшная болезнь священника – это привыкание к святыне. То же самое можно сказать практически о любом верующем человеке. Если он привыкает к христианству, то он действительно становится хуже, а не лучше, но в прямом смысле этого слова.

– Отец Нектарий, может ли человек потерять духовную зоркость и перестать видеть свои греховные наклонности, хотя прежде у него это получалось?

– Человек – существо крайне непостоянное, он никогда не пребывает в одной мере, ни в одной мере падения, ни в одной мере преуспеяния, он постоянно меняется – либо восходит, либо нисходит. Как только человек останавливается на пути восхождения, он обязательно начинает скользить вниз. У кого-то из святых отцов, по-моему, у преподобного Макария Египетского, спрашивали: а как вообще могут падать духовные люди? Он сказал: «Духовные люди не могут падать, будучи духовными. Они падают, когда перестают таковыми быть». Очень легко потерять то, что мы собрали. Это нужно хранить и преумножать, иначе потери неизбежны, в том числе, и духовной зоркости.

– Каково Ваше отношение к развернувшейся в церковном обществе дискуссии относительно частоты исповеди? Я напомню нашим зрителям, суть ее заключается в том, что часть духовенства и мирян считает, что исповедь перед каждым причастием приводит таинство к некоей формальности, и нужно исповедоваться тогда, когда есть духовное сокрушение. Каково ваше отношение?

– Во-первых, мне кажется, что этот вопрос вообще невозможно обсуждать в отрыве от реальности. Мы можем говорить о каком-либо приходе, где имеет место сложившаяся община, причем община достаточно небольшая, то есть люди регулярно могут общаться со своим духовником, настоятелем этого храма, этой общины, и он может следить за их духовной жизнью, и он может судить о том, как часто могут эти люди причащаться. Я знаю, что сегодня для многих христиан современных как-то является данностью, что частоту причащения должен определять не священник, не духовник, а сам верующий человек, он решает, когда ему нужно или когда ему не нужно, тогда он причащается или не причащается.

Ну, что же, с одной стороны, можно оставить какое-то право на существование такого мнения. Почему? Потому что, естественно, человек испытывает некую духовную жажду, он причащается, или же он ее не испытывает, он не причащается. На самом деле в Церкви очень многое, если вообще не все, зиждется на смирении. Знаете, есть такие «Врата смирения» в Вифлееме – это заложенный вход в Вифлеемский храм, чтобы туда не могли заезжать всадники на лошадях, которые туда регулярно заезжали. Чтобы туда зайти, надо наклонить голову, если ты ее не наклонишь, то либо не зайдешь, либо очень сильно голову ушибешь. То же самое можно сказать о церковной жизни, в принципе. Если человек не проходит в эту жизнь вратами смирения и не шествует в этой жизни со склоненной головой, то он обязательно будет ее, либо постоянно ушибать, либо от его жизни в Церкви не будет никакого плода. В этом, как раз, смысле благословение духовника или благословение священника на ту или иную частоту причащения, на мой взгляд, очень важно, потому что это то, что предохраняет человека от самого страшного – от гордости, от превозношения, от какого-то возрастания в нем его самости. Так вот, если говорить о такой общине, уже сложившейся, устоявшейся, то, безусловно, зная жизнь в этой общине, священник может сказать, что вот вы причащаетесь каждую неделю, а, может быть, в некоторых случая чаще, к примеру, постом, и, если нет необходимости, не обязательно исповедоваться перед каждым причащением, исповедуйтесь по мере необходимости. Но он же, следя за жизнью своих прихожан, может в какой-то момент сказать: «Ты знаешь, я смотрю, ты не исповедовался уже месяц, другой. Мой опыт, в том числе, опыт моих с тобой духовных взаимоотношений говорит мне о том, что вряд ли у тебя нет нужды в исповеди. Наверное, это неправильно».

Если же говорить не о такой, сложившейся общине, а о церковной жизни в целом, а в этой жизни мы имеем огромное количество людей, которые приходят в храм нерегулярно, людей, которые приходят, потом как-то отпадают от церковной жизни, потом входят в нее снова и даже, живя регулярной и полноценной церковной жизнью, все равно далеко не безупречны с христианской точки зрения, то вот здесь применять такой принцип – оставлять на волю самого человека исповедоваться или не исповедоваться перед причащением, конечно, это приведет к очень плохим последствиям.

Что греха таить, мы сталкиваемся с тем, что когда священнику оставляется на его волю, на его произволение – исповедоваться ему, служа Литургию, или не исповедоваться, а, скажем, свести исповедь к двум или четырем обязательным исповедям в течение года – зачастую получается так, что остается две или четыре обязательные исповеди в течение года и все. Способствует ли это духовному росту? Обуславливает ли это духовное здоровье такого священника, не исповедующегося регулярно? Конечно, нет. И то же самое можно сказать о тех людях, которые сегодня требуют, чтобы им дали возможность причащаться без исповеди, а исповедоваться тогда, когда у них к этому будет тяга, потребность.

Ведь мы не молимся только лишь тогда, когда у нас есть к этому тяга. Почему-то существует такая вещь как молитвенное правило – какие-то установленные молитвы, которые мы читаем утром и перед отходом ко сну. В чем суть правила? В том, что оно, как замечательно выражается один батюшка, «правит душу». Таких вещей в Церкви достаточно много. Безусловно, человек, достигший святости, достигший непосредственного богообщения, может сам определять для себя и меру правила, и строй своей жизни, он имеет в этом определенную свободу. Мы же не пришли в меру подобную, и нам очень важен закон, а не только свобода. Если убрать что-то одно, наша жизнь станет неполноценной.

Кроме того, если говорить об этой, достаточно известной уже дискуссии, наверное, нужно обратить внимание на то, что здесь куда-то неправильно совсем смещен акцент, когда речь идет о том, что частая исповедь превращается в профанацию. Нет, тут, скорее, можно говорить о христианской жизни как таковой, насколько человек внимательно, опять-таки насколько он строго к себе живет. Например, во многих монастырях греческих существует практика действительно очень частого причащения, когда братья причащаются четыре раза в неделю. Я помню, как-то спрашивал у русскоязычной братии таких монастырей, как часто они исповедуются, перед каждым ли причащением или реже? «Мы исповедуемся по мере необходимости». Но все равно получалось так, что они исповедовались раз в неделю, два раза в неделю, а иногда даже каждый день. И они не считали, что в этом есть что-то неправильное. Почему? Потому что когда человек живет к себе внимательно, тогда то, что кажется невнимательному человеку пылинкой, воспринимается им буквально, как гора, которая между ним и Богом стала и мешает шествию вперед. Поэтому весь вопрос в том, как на свою жизнь смотреть. Если человек говорит: «Какой смысл мне в этом регулярно исповедоваться, когда я все равно эти грехи совершаю» – это уже порочный какой-то подход, это уже примирение с грехом, а его не должно быть. Как раз, главный принцип исповеди, главный принцип покаяния – это отсутствие примирения с грехом. Да, я могу знать, что я сто и, может быть, тысячу раз падал на одном и том же месте, но если я пришел каяться в этом перед Богом, я обязательно должен прийти с намерением больше не падать. Тут, наверное, то же самое, что идет канатоходец по канату над пропастью, он знает, что может упасть, он видел, как другие падали, но может ли он это себе разрешить? Безусловно, нет. Время от исповеди к исповеди мы должны проживать с твердым намерением не упасть. Мы понимаем, что мы можем упасть, но нельзя давать себе на это разрешения. Тогда человек исповедуется совершенно иначе. Если же он заранее предполагает, что разрешит себе упасть, конечно, происходит профанация исповеди.

– Отец Нектарий, как относиться к греху, который человек видит и понимает, что это грех, осознает, отдает себе отчет, но не чувствует какой-то боли от того, что этот грех у него существует, не чувствует вот этого как раз раскаяния. Стоит ли такой грех вообще исповедовать и не будет ли как раз это тоже такой профанацией?

– Человек не чувствует чего-либо тогда, когда его сердце бывает одержимо нечувствием. А нечувствие – это тяжелое состояние, которое, так или иначе, в той или иной мере, свойственно, к сожалению, всем нам, и из него надо выходить. Выходить, в том числе, и таким образом. Из всех, наверное, сил человеческой души – ум, мыслительная способность, повреждена в меньшей степени. Я объясню, почему. Потому что наш ум, как вы сейчас правильно говорили, способен различать между добром и злом, а сердце наше далеко не всегда. И воля наша зачастую склоняется не к добру, а ко злу, и чувства наши влекутся не к добру, а ко злу. Ум все-таки понимает, что есть добро, и что есть зло. Поэтому если мы насильно себя привели на исповедь, и свидетельствуем против себя в том или ином грехе, но при этом понимаем, что чувства греха у нас нет, тем не менее, Господь нам в этом обязательно сделает в ответ на наш шаг множество шагов навстречу.

Исповедь – это все-таки таинство, это не просто разговор со священником, это не просто рассказ о своих грехах. Мы приходим на исповедь, потому что просим помощи у Бога. В отеческой книге Игнатия Брянчанинова такой описывается случай, когда некий брат каялся в каком-то тяжком грехе перед Богом и пребывал в каком-то страшном состоянии сокрушения. Он постоянно плакал, повергался долу, и как-то раз, когда его сердце буквально разрывалось от этих рыданий, ему явился Господь и сказал: «Что ты плачешь? Встань». А брат сказал: «Я не могу встать, если Ты не протянешь мне руки». Вот мы идем на исповедь тоже, для того чтобы тоже протянуть Богу руку, а Он руку к нам уже протянул. Если же мы не придем на исповедь и не скажем об этом грехе, которые мы не чувствуем, то мы своей руки не протянули, и помощи не будет.

– Отец Нектарий, в творениях древних христианских авторов мы находим такое изречение Христа: «В чем застану, в том и сужу». Получается, что человек может исповедовать свой грех и каяться в нем, и бороться со своими грехами и своими страстями, но, допустим, в какой-то момент оказаться снова подверженным этим страстям, этим грехам, и наступает смертный час, и получается, что вся его прежняя исповедь, все его прежнее покаяние, как бы не в счет. Так ли это, или нужно как-то по-другому понимать эти слова?

– Мне кажется, что это немного, прошу прощения, примитивное понимание этих слов. В Священном Писании можно очень много найти свидетельств о том, что Господь будет человека судить по тому, в какое состояние он пришел. Господь и через пророков говорит о том, что если человек жил греховно, но потом обратился к нему, он не вспомнит ему его грехов, и наоборот, если праведник совратится со своего пути, то Господь не помянет ему правд его. Но вряд ли это можно понимать буквально, потому что Господь ничего доброго, что было в жизни человека, не забудет.

Тут речь идет о другом. Понимаете, когда мы умрем, мы предстанем перед Богом в том состоянии, в котором мы были на момент смерти, и наше сердце либо в тот момент примет Бога, либо, как это ни страшно, Его отвергнет. Тут суть не в том, что Господь нас отвергнет, а суть в том, что человек может предстать перед Богом в таком состоянии, что он сам будет Богу совершенно чужд. У святителя Николая Сербского, по-моему, в книге его «Феодул», есть такое замечательное рассуждение. Он говорит, почему обращались ко Христу вот эти несчастные, всеми отверженные люди – мытари, блудницы, какие-то разбойники, – те, кто казались каким-то совершенным отребьем тогдашним «праведникам»? Он говорит, потому что они смотрели на Христа, и вдруг в Нем, в Его взоре они видели самих себя и то лучшее, что в них осталось. И оно в них оживало. Если это есть, то человек уже не погибнет. А если человек смотрит на Христа, и в нем все отвергается от Христа, то вот это и есть состояние погибели. Поэтому, когда говорится о том, что Господь, в чем застанет человека, в том и будет его судить, имеется в виду его положение по отношению к Богу, не суд даже Божий, как таковой, а тот суд, который изречет о человеке его совесть.

Понимаете, бывает так, что человек буквально в последние какие-то мгновенья своей жизни делает какое-то движение навстречу Богу, и это становится итогом всей его жизни, потому что это движение навстречу Богу всей его жизнью было подготовлено. Самый известный пример – это пример благоразумного разбойника. А бывает так, что человек может какое-то время идти за Христом, а потом отвернуться и пойти в другую сторону. Тут у нас тоже есть пример, самый страшный – Иуда. Почему такое различие: один человек всю жизнь грешил, потом какое-то кратковременное время покаяние и спасение; а другой человек вроде бы всю жизнь жил более-менее хорошо, а потом какое-то время замешкался, свернул с пути следования за Христом и погиб. А потому, что он уже знал, Кто такой Христос, и он выбрал ту жизнь, которая без Христа и предпочел ее Христу. Вот этот выбор является определяющим в его жизни.

Знаете, опять-таки мы совершенно по-разному относимся к людям близким и чужим. С одной стороны, мы прощаем близким людям то, чего, может быть, не простили бы чужим, а с другой стороны, есть вещи, которых мы близким людям не то, что простить не можем, – они просто перестают для нас быть близкими. Близкие люди по отношению друг к другу не имеют права делать то, что делают люди далекие, чужие, потому что это разрушает отношения. Да, можно простить, да, можно сказать: «Я не сержусь», – но ты понимаешь, что отношения уже не восстановишь. А отношения с Богом – они ведь тоже носят совершенно личный характер. В этом суть всего.

– Спасибо, отец Нектарий. Я напоминаю, что сегодня мы говорили о покаянии с руководителем информационно-издательского отдела Саратовской епархии, настоятелем Петропавловского храма Саратова игуменом Нектарием (Морозовым). Благодарю за внимание. До свидания.

72. О том, чтобы научиться видеть свои грехи

Каждый христианин обязан в течение жизни позаботиться об очищении души от грехов и страстей. Однако, для того чтобы это сделать, нужно сначала свои грехи и страсти увидеть и осознать. Опыт духовной жизни показывает, что далеко не всегда бывает просто это сделать. Часто мы не понимаем и не сознаем своих грехов. Не случайно Церковь на протяжении Великого поста просит в молитве преподобного Ефрема даровать нам зрение своих грехов. Святые отцы говорят, что душа человека глубока, как море, в ней есть все - и хорошее, и плохое, и свет, и тьма, и красивые рыбки и страшные уродливые чудища. Причем, как правило, все хорошее находится на поверхности и потому бывает хорошо видно, а вот все плохое и уродливое, подобно морским чудищам, прячется на глубине, так что обнаружить это бывает очень непросто.

Или другое сравнение: душа человека подобна большому городу. В большом городе тоже есть все - и хорошее, и плохое, и добрые люди, и злые, и храмы Божии, и развратные притоны, и праведники, и преступники. И тоже все хорошее обычно бывает на виду и заметно для людей, а все плохое - прячется и скрывается. Например, воры и грабители действуют скрытно, обычно в ночное время, а днем их увидеть нельзя, потому что они прячутся.

Подобно этому и в душе человека часто бывает, что грехи и страсти прячутся где-то в глубине ее, оставаясь для нас незаметными, и только по временам приходят в движение и всплывают на поверхность, совершая свое злое разрушительное действие. Святитель Тихон Задонский сравнивает душу человека с колодцем, из которого черпают как будто бы чистую воду, однако на дне колодца часто бывает много ила и грязи, которые сверху не видно. Как проверить, есть ли на дне грязь? Нужно помешать палкой, и тогда вся вода в колодце сразу станет грязной и мутной.

То же самое бывает и с человеческой душой. Только наличие грязи в ней проверяется не с помощью палки, как в колодце, а с помощью искушения, то есть неприятного случая, оскорбления от кого-либо, конфликта или какого-то другого испытания. Когда с нами случается что-то подобное, то сразу всплывают на поверхность и приходят в действие наши страсти - гордыня, раздражение, неприязнь, злоба, зависть, похоть, жадность и прочие глубинные чудища нашей души, которые в обычное время мы совершенно не видим и не замечаем.

По словам святых отцов, из искушений мы можем извлечь для себя ту огромную пользу, что они делают явными наши страсти и грехи, и таким образом мы познаем недуги своей души, познаем самих себя. Познание же самих себя, своих немощей и недугов есть самое важное из всех других знаний - ведь, не познав самого себя, человек не может даже и начать борьбы с живущим в его душе злом, а, не начав этой борьбы, как можно победить? «Исследование себя - самое полезное из всех прочих исследований, - говорит старец Паисий Афонский, - человек может читать много книг, но если он не следит за собой, все прочитанное не приносит ему никакой пользы, так как он совершает грубые ошибки и не понимает этого».

Таким образом, искушения помогают нам познавать самих себя. Без искушений это сделать было бы очень трудно. По словам одного христианского писателя, лучший способ убедиться, что в подвале вашего дома живут крысы - это неожиданно открыть дверь и быстро зажечь свет. Если же сделать это медленно, то крысы успевают спрятаться. Именно такое действие имеют неожиданно находящие на нас искушения: они обнажают нашу первую непосредственную реакцию, которая и показывает истинное состояние нашей души.

Таким образом, в глубинах человеческой души живет скрытно зло, живут грехи и страсти, и задача каждого христианина состоит в том, чтобы увидеть их, сотворить с ними брань и победить. Ведь на Страшном Суде вся наша душа, со всеми ее глубинами, со всеми скрытыми страстями, грехами и нечистотой, будет обнажена, открыта и поставлена перед Богом, Ангелами и людьми. Это будет похоже на то, как если бы айсберг вынули из воды и поставили на всеобще обозрение. Известно, что невидимая подводная часть айсберга намного больше, чем та, которая выступает над водой. Видимая надводная часть бывает обычно белая и чистая, тогда как подводная бывает черная и страшная, изъеденная раковинами. Пока айсберг плавает в море, нижняя темная часть остается невидимой для нас. Но если его вынуть из воды, то всем становится видно, что не весь айсберг красивый и белоснежный, но гораздо большая его часть является черной и уродливой.

Подобное может случиться и с нами: мы на поверхности повседневной жизни стараемся казаться и себе и другим хорошими, но в глубине души у каждого живут страсти и грехи, и если мы не позаботимся об очищении своей души, то так и придем на Суд Божий скверными, нечистыми и уродливыми, а ведь в Священном Писании сказано, что в Царство Христово не войдет ничто нечистое…

Чтобы не случилось с нами, братия и сестры, такой беды, нужно нам, пока живем на земле, позаботиться об очищении своей души от скрытых в ней пороков и страстей. Для этого нужно внимательно смотреть в свою душу в разных ситуациях, при различных искушениях и испытаниях, чтобы увидеть, какого рода зло обитает в ней, и, увидев, постараться избавиться от этого зла покаянием. Покаяние и очищение души - дело всей христианской жизни, его мы должны делать вплоть до нашего исхода из мира. И если будем по мере сил делать его, то, несомненно, очистим свою душу от страстей и грехов и таким образом спасемся милостью Божией, молитвами святых Его. Аминь.

Из книги Ключ Соломона. Код мирового господства автора Кассе Этьен

Из книги Притчи человечества автора Лавский Виктор Владимирович

Свои и чужие грехи Случилось так, что один брат из скита совершил прегрешение. Старцы собрались и попросили авву Моисея присоединиться к ним. Однако тот отказался прийти. Священник отправил ему послание в таких словах: «Приди, собрание братьев ожидает тебя». Тогда тот

Из книги Борьба с грехом автора Дьяченко Григорий Михайлович

Не стыдись исповедовать грехи свои (Из творений св. Иоанна Златоустого)«Ничто столько не губительно для греха, как его обличение и осуждение, соединенное с покаянием и слезами. Ты осудил свой грех? Через это ты сложил с себя бремя. Кто говорит это? – Сам Судия – Бог. Глаголи

Из книги Вопросы священнику автора Шуляк Сергей

Исповедать грехи свои нужно с сердечным сокрушением Однажды два инока, бывшие на исповеди у аввы Зенона, сошедшись вместе, спрашивали друг друга, какое действие эта исповедь произвела на них. Первый сказал, что за молитвы старца Господь исцелил его и он чувствует

Из книги 1115 вопросов священнику автора раздел сайта ПравославиеRu

15. Готовясь к исповеди я свои грехи записал на бумаге. Разрешительная молитва была прочитана надо мной. т.е. что я там написал священник не знал. В таком случае за эти грехи надо исповедоваться еще раз или они уже прощены Господом? Вопрос: Готовясь к исповеди я свои грехи

Из книги В начале было Слово. Проповеди автора Павлов Иоанн

Как узнать - достойно ли я исповедал свои грехи или нет? священник Афанасий Гумеров, насельник Сретенского монастыряВся святоотеческая аскетическая литература проникнута простой и ясной мыслью: если мы искренне исповедали Богу свои грехи, то Господь нам их простил. «А о

Из книги "Православные колдуны" –кто они? автора (Берестов) Иеромонах Анатолий

91. О том, чтобы видеть нужды ближнего Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других, говорит святой апостол Павел. И еще: друг друга тяготы носите и так исполните закон Христов. Эти слова апостола имеют к нам, братия и сестры, самое прямое отношение. Все мы больны в

Из книги Толковая Библия. Том 1 автора Лопухин Александр

? «За свои грехи я испытываю муки ада уже на земле!» Вадим подходит размашистым шагом, с поклоном, касаясь рукой пола: – Благословите, батюшка!.. В нем виден уже человек церковный, в котором началось перерождение глубинным, непоказным покаянием. Но какая-то особая печать

Из книги Толковая Библия. Том 9 автора Лопухин Александр

19. Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел (их) к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей "Господь Бог образовал..." Образовал, разумеется, гораздо раньше, именно в

Из книги Поучения автора Кавсокаливит Порфирий

Из книги Догмат и мистика в Православии, Католичестве и Протестантстве автора Новоселов Михаил Александрович

5. все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди: расширяют хранилища свои и увеличивают воскрилия одежд своих; Повторение мыслей, высказанных в 6:1, 5, 16 с изменением только примера. Ничто не делается с душевным расположением, напротив, "все" - для показа, ради выслуги,

Из книги Велик Бог наш автора Сент-Джон Патриция

Тайна в том, чтобы научиться не видеть зла! Вам кажется, что вокруг зло… - начал Старец. - Это неверно. Ведь в Духе Божием все видится иначе. В нем человек не видит зла, и естественно оправдывает все поступки других людей. Все без исключения! Как мы сказали? Христос

Из книги Поучения преподобного Амвросия Оптинского супругам и родителям автора Амвросий Оптинский Преподобный

Человек за свои грехи заслуживает только наказания Но этого мало. Если измерять отношения между Богом и человеком правовой меркой и последовательно, до конца ее держаться, {243} то нужно признать, что, как всякое дело доброе дает человеку хоть призрак права на награду, так, с

Из книги автора

Покаяться значит осознать свои грехи (См.Ис. 6; Иов. 42:1-6) 14. Белее снега Айша жила в одной из деревень Северной Африки и была замужем за состоятельным человеком. Её муж держал несколько коров и множество коз, и Айша очень любила кичиться своим достатком перед соседями.

Из книги автора

Покаяться значит признать свои грехи и обратиться к Иисусу (См. Лк. 15) 16. Молитва на пяти пальцах Пастор Эндрю Джексон совершал поездку по лесным районам Северной Канады. Путешествие было довольно утомительным, и когда Эндрю после нескольких часов езды по лесной дороге

Из книги автора

Каждый сам отвечает за свои грехи Все оставим на суд Божий и предадим забвению, заботясь только о своем спасении; так поступая, можем обрести и мир душевный, оставляя свои претензии на других. Если они не так действуют, то они за свои действия будут отвечать. Мы же

— Каждый вечер мы открываем молитвослов и читаем: «…восстави падшую мою душу, осквернившуюся в безмерных согрешениях…», «…исторгни меня от окаянства и утешение подаждь душе моей окаянней»… И у многих из нас возникает скептический (или, возможно, наивный) вопрос: неужели эти люди — святые подвижники, оставившие нам свои молитвы,— на самом деле так плохо относились к самим себе? Искренне считали себя настолько скверными? Ведь это противоестественно для человека! Мы склонны воспринимать эти слова как некие ритуальные формулы, произносимые просто потому, что «так положено», или ради некоей благочестивой перестраховки. Нет, с тем, что у нас есть недостатки, мы согласимся. С тем, что мы «делали ошибки», «были неправы» и т.д. — тоже. Но с тем, что мы низки, скверны, грязны — ни за что.

— Я бы не стал обобщать и говорить «мы». Такое восприятие свойственно отнюдь не любому современному человеку. Все зависит от того, насколько внимательно относится христианин к самому себе, как глубоко он погружается в собственное сердце, насколько он честен с самим собой. С моей точки зрения, если человек с самим собой честен, если он вникает в свою внутреннюю жизнь, то, даже будучи еще неверующим, непросвещенным благодатью,— он все равно не может не увидеть, насколько он плох. Другое дело, что человек XXI века находится в состоянии какого-то страшного нечувствия, неведения, незнания себя. Его душа больна, поэтому слова, которые мы находим в молитвах святых отцов, представляются ему чем-то либо надуманным, либо аномальным.

Вот мысль священномученика Петра Дамаскина: начало здравия души человеческой есть видение своих грехов бесчисленными, как песок морской. Пока мы их не видим, мы очень далеки от исцеления. Выше я сказал о человеке неверующем; что же касается верующего человека, христианина, то если он читает Евангелие глазами веры, он видит, насколько его жизнь не соответствует евангельскому закону. Ведь Евангелие — это не какой-то недостижимый идеал, это закон, по которому должна строиться наша жизнь. Нет отдельного закона для начинающих и отдельного для тех, кто уже в чем-то преуспел. Есть только один закон, и в нем написано: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5 , 28). В нем сказано: кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5 , 39). Если мы всерьез к этому относимся и видим, что мы не готовы этому следовать, как мы можем называть себя хорошими? Если мы видим, сколько скверных, нечистых помыслов толпится в нашем сердце, как мы можем не считать себя мерзкими и нечистыми? Если же мы себя таковыми не считаем, то значит, мы либо невнимательны к себе, либо нечестны с самими собою, либо не воспринимаем Евангелие всерьез. Это наша общая страшная болезнь — поверхностность жизни. И еще одна болезнь — постоянно сравнивать себя с другими: «Я ведь не хуже других, по сравнению вон с тем человеком я очень даже ничего». Но на самом деле у нас есть только один образец, с Которым мы должны себя сравнивать: Христос. Именно с Ним сравнивали себя святые отцы, и благодаря этому так ясно видели свою мерзость, греховность, нечистоту.

— Но ведь они были святыми при этом — удивительными людьми, чистыми, светлыми, высокими духом.

— По сравнению с нами… Вы когда-нибудь вслушивались в возглас перед чтением Евангелия на полиелейной службе: «Яко свят еси Боже наш, и во святых почиваеши»? Господь почивает, упокоевается в сердцах святых, сердце святого — это место покоя Божия. А наше сердце — место борьбы с Богом. Не борьбы Бога с дьяволом, как говорил Достоевский, а нашей собственной борьбы с Богом. В нашем сердце Ему нет покоя! Он борется с нами за нас самих. Святой по мере очищения, по мере приближения к Богу видит Его чистоту и святость — Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узря т (Мф. 5 , 8). Человек, очищающий себя, становится способным к познанию Бога, умному, сердечному, благодатному познанию. Но чем лучше человек видит чистоту и святость Бога, тем очевиднее для него его собственная мерзость. Удивительный парадокс: чем чище становишься, тем больше видишь свою нечистоту! Но тем не менее это так. Откуда эти слова Авраама — я, прах и пепел (Быт. 18 , 27)? Если бы он не знал Бога, он не мог бы этого сказать. И если бы Иов не знал Бога, он не сказал бы, что перед Ним и небо не чисто (см.: Иов 25 , 5).

— Если человек говорит о себе вот так: ну и что, я не хуже других, я вполне положителен, вполне приемлем, почему я должен воспринимать себя отрицательно,— это означает, что он не знает Бога?

— Да. Не знает Бога, не знает самого себя и не знает других людей по-настоящему. Как мы можем судить, лучше или хуже мы наших ближних? Разве мы знаем, что у другого человека в сердце и как он жил до сих пор, с какой точки он «стартовал»? Может быть, этот человек внешне хуже, формально «отрицательней» нас, но он прошел такой путь, которого мы не прошли. Может быть, его противостояние греху превосходит наше противостояние, и совершенно иначе Бог будет судить этого человека, нежели нас.

— Весьма распространенный психотерапевтический призыв — принять себя таким, как есть. Разве он не содержит доли истины? Может ли человек жить без положительного отношения к себе — хотя бы в каком-то необходимом минимуме?

— У святых отцов был другой призыв — не «прими себя таким, каков ты есть», а «познай, каков ты есть». Познать себя очень важно, иначе как человек поймет, что ему с собою делать? Бывает так, что человек, придя в Церковь, сразу устремляется к каким-то вершинам святости, а на деле-то он не прекратил еще нисхождения в ад. Начало добродетели именно в этом — в том, чтобы прекратить спуск. А сегодня человек приходит в храм — и молится, и участвует в Таинствах, но делами своими, помышлениями своими продолжает нисхождение в бездну. Почему? Потому что он не познал себя, каков он есть на самом деле, он от самого себя скрыт. Познание себя есть вещь очень болезненная; святые отцы писали, что если бы Господь сразу открывал каждому человеку его греховность, его страстность, его нечистоту, то многие люди просто не смогли бы этого выдержать.

То, как свидетельствовали о собственной греховности святые,— это не психологизм, не намеренное самоуничижение, это искреннее исповедание людей, познавших, что они есть на самом деле. А мы должны подумать: если они таковы, то каковы же мы!

То, о чем вы говорили — неспособность, отказ человека применить эту меру к себе — далеко не ко всем сегодняшним христианам имеет отношение. Я знаю это из собственного опыта, опыта других священников, монахов, близких мне людей. Когда я был еще мирянином и впервые открыл молитвослов, у меня возник не тот вопрос, с которого вы начали, а другой: неужели святые чувствовали то же, что и я? То, что я это чувствую — естественно, я такой и есть, а почему они?..

— Это очень важный момент! На самом деле по-настоящему приблизиться к Богу может только человек, который перестает защищаться. Самозащита, о которой вы сейчас сказали,— это преграда между нами и Господом, защищаясь, мы не даем Богу действовать в нас. Почему святые производили впечатление беззащитных детей? Почему преподобный Серафим при виде разбойников кладет на землю свой топорик и спокойно ждет своей участи? А другой святой при нападении врагов сказал себе: если Бог о тебе не позаботится, зачем тебе самому заботиться о себе? А потом, убедившись, что стал для врагов невидимым, сказал так: раз Господь позаботился обо мне, позабочусь и я сам о себе — уйду отсюда подальше.

— Но что это значит — перестать защищаться? Разве это реально для нас, живущих в сегодняшнем мире? Путь преподобного Серафима и других подвижников — это все-таки исключительный путь, путь единиц.

— В христианстве нет «пути единиц». Есть люди, которые решаются, и те, у кого решимости не хватает. Когда преподобного Серафима спрашивали: почему сейчас нет таких святых, как в древности, ведь люди те же! — он отвечал: люди те же, но решимости у них нет.

Перестать защищаться означает довериться Богу. У архимандрита Лазаря (Абашидзе) в его книге «Мучение любви» есть замечательный образ: чтобы научиться плавать, человек должен расслабиться в воде и довериться ей, тогда вода будет его держать, а комок напряженных мышц вода топит. Так и здесь: если человек не доверяет Богу, если он напряжен, зажат и все время пытается делать что-то сам, он противится благодати.

Защищается человек, который боится. А кто не боится, тот просто живет. Если у человека есть доверие к Богу, ему нечего и некого бояться. Кого ему бояться, если с ним Господь, и у него и волосы на голове все сочтены (Лк. 12 , 7)? Наша самозащита — это свидетельство нашей слабости, нашего недоверия Творцу и несовершенства в вере. Это постоянный соблазн, который нам враг предлагает: защищайся! Когда мы защищаемся изо всех сил, у нас ничего не получается, мы видим, что мы не в силах себя защитить. А когда мы в конце концов опускаем руки, вступает Господь и делает все за нас.

— Создается все же впечатление, что сегодняшний человек в большинстве своем отличается от современников Василия Великого и Петра Дамаскина: он иначе воспринимает себя, у него высокая самооценка, он гораздо чувствительнее, самолюбивее — ему куда труднее признать себя великим грешником, недостойным милости Божией, чем человеку первых веков христианства или Средневековья.

— Наш современник отличается от современника Василия Великого даже физически: мы ведь живем в совершенно других условиях, несем совершенно иные физические нагрузки, мы менее терпимы к внешним условиям: если в доме отключили горячую воду, то это для нас просто беда, а если еще и газ отключат? Наши предки были гораздо лучше приспособлены к внешним тяготам, нежели мы. А то, что касается нашей телесной составляющей, касается и души. Душа наша гораздо более изнежена, более слаба, больше подвержена различным порокам.

Кроме того, в современном человеке культивируется ощущение абсолютной ценности собственного Я. Иначе говоря, его, человека, собственной — без Бога — ценности. Вы говорите, что каждому из нас необходима какая-то положительная составляющая его самоощущения. Но у верующего человека одна такая составляющая — это то, что его любит Господь. Любит таким, какой он есть, и это счастье. Но Господь при этом хочет, чтобы человек стал лучше. Любовь Бога к нам — невзирая на все наше несовершенство, нечистоту — она-то и должна вызывать ответное желание стать лучше. В обычной мирской жизни как ведь порой бывает: мужчина, влюбленный в женщину, ради нее найдет в себе силы — станет и красивым, и спортивным, и мужественным, и воспитанным, и с любой вредной привычкой расстанется, чтобы только быть достойным ее любви. А если в мирской жизни, в отношениях между людьми так, то не так ли должно быть в жизни духовной?

— Но ведь Господь любит нас всех равно, несмотря на грехи, большие или меньшие?

— Господь любит всех людей равно, но люди в разной степени способны эту любовь воспринять. Человек может настолько умертвить свою душу, что она окажется неспособной этой любовью Божией согреться. Душа может оказаться настолько закрытой, что это тепло в нее не проникнет. Но если в человеке есть что-то, к чему любовь Божия может привиться, тогда это что-то очень часто становится началом его спасения. Известный пример из жития Петра Мытаря — он бросает в назойливого нищего хлебом, и с этого начинается его путь к Богу. Порой человек делает доброе дело почти случайно, но Господь дает ему почувствовать радость делания добра, и с этого момента в человеке что-то меняется.

— Господь любит, то есть принимает каждого из нас такими, какие мы есть — значит, и мы должны так же принимать друг друга, а у нас не получается.

— Когда мы любим другого человека, мы в какой-то степени уподобляемся Богу. Человеческая любовь — это отражение Божией любви, как сверкающая капля росы — отражение солнца. Чем менее человек потемнен, замутнен грехом, тем более он может любить. Мы потому и способны любить другого человека со всеми его немощами, недостатками, что Господь создал нас по образу и подобию Своему. Мы должны реагировать на греховность ближнего так же, как Господь реагирует на нашу. Господь ее покрывает любовью. Он стремится нас исправить, но каким же деликатным образом! — Не вторгаясь в нашу жизнь, не разрушая ее, постепенно, шаг за шагом. И только тогда, когда мы уж совершенно твердолобы и жестковыйны, Он употребляет какие-то сильнодействующие средства. Нам не надо знать про другого человека, что он великий грешник, нам достаточно знать это о себе. Знать, что другой человек в глубине своей такой же, как мы. Мы пациенты одной и той же больницы. Если мы удивляемся тому, что сделал другой человек, как он поступил по отношению к нам, значит, мы с самими собой лукавим. Мы сами способны на то, что он сделал, поэтому наше удивление нечестно.

— Вернемся к молитвослову и одновременно к вопросу спасения. «…Творение и создание Твое быв, не отчаяваю своего спасения, окаянный» — это молитва Василия Великого, входящая ныне в Последование ко Святому Причащению. В отличие от святителя Василия, мы внутренне не допускаем такого — что Господь не спасет нас для вечной жизни, как бы ни были мы грешны. «Не может Он поступить со мной так жестоко!» — вот неотступная мысль многих из нас.

— Я и здесь не соглашусь: я знаю слишком много людей, которые испытывают огромные сомнения в своем спасении. И во мне самом никогда такой уверенности не было. Более того: преподобный Иоанн Лествичник говорит, что только боль человека от содеянного греха, только его сопряженное со скорбью и страхом погибели раскаяние в нем могут стать залогом спасения. Если человек убежден, что Бог спасет его «автоматически», то сомнительно, что такой человек обретет спасение. Внутренняя, сердечная уверенность в любви Божией не является в результате чтения богословских книг или святоотеческих творений. Уверенность в Его милосердии приходит к нам как опыт борьбы — опыт падений, опыт покаяния и опыт Его помощи. Только Господь знает, сколько может каждый из нас. Мы говорим: нет, это мне не под силу, этого я не могу. Но там, где проходит граница наших возможностей — именно там нам является Бог. До этой грани человек должен дойти, дотянуться, чтобы Господь подал ему наконец руку. Если человек живет вполсилы, он Бога не по-настоящему познает.

Господь поддерживает нас на нашем пути, но эта помощь часто бывает незаметной. Вот пример из церковного Предания. Один подвижник уже на смертном одре переживает явление Божие и задает Христу вопрос: «Господи, почему мне было так тяжко на моем пути, почему Ты так часто оставлял меня наедине с моими скорбями и немощами?».— «Я все время шел рядом с тобою, видишь — на песке две цепочки следов».— «Но именно там, Господи, где мне было труднее всего,— одна цепочка!».— «А это значит, что Я просто нес тебя на Своих плечах». Однако эти отрезки нашего пути, когда нам труднее всего, требуют от нас максимального напряжения всех наших сил, и только тогда Он взвалит нас, немощных, на Свои плечи.

— Коль скоро мы уверены в любви наших близких, наших друзей, коль скоро есть у каждого из нас люди — ну, хотя бы один человек, который никогда не откажет в любви, что бы с нами ни произошло, как бы ни пали, чего бы ни натворили, то как мы можем в Боге не быть уверенными?

Свойство солнца — согревать и светить. Точно так же свойство Бога — любить и спасать. Но любовь Бога спасительна для нас только тогда, когда мы откликаемся на Его любовь. Иначе она остается для нас лишь неким внешним действием и более того — тем, что послужит нам в осуждение. Согласно толкованию некоторых богословов, ад — это место, где грешника сжигает Божественная любовь. Любовь, которую он не способен воспринимать, от которой он бежал, скрывался, с которой боролся всю свою жизнь. Как мы можем говорить, что мы верим во всепрощение Божие, если сами никогда не прощали, если сердце наше настолько жестоко, что мы даже и не знаем, что это такое — прощение?

…даруй мне зрети мои прегрешения и не осуждати брата моего — это из молитвы преподобного Ефрема Сирина. Осуждаешь брата — значит не видишь собственного греха. Перестань сравнивать себя с другими и постепенно увидишь, каков есть ты.