Добавлено в закладки: 0

По данным исследований, если человек попадает в зависимость от наркотика, это рабство продолжается в среднем десять лет. В течение этого времени человек пробует различные наркотические вещества, изменяет формы и дозы приема, неоднократно пытается вырваться, с большим или меньшим успехом, проводя от нескольких дней до нескольких лет в относительной свободе, а затем снова погружаясь в пучину зависимости. Как правило, если человеку удается пройти через все эти годы и выжить, несмотря на передозировки, попытки самоубийства, болезни и многие другие опасности, он или она бывают, как правило, выпущены на свободу – хотя часто это освобождение лишь условно. При этом ни в одной статистике мира не отражено число тех людей, которые употребляют наркотики время от времени, не допуская ни увеличения доз, ни учащения приемов. Между ними и наркоманами такая же разница, как между тем, кто позволяет себе выпить по случаю праздника, и тем, кто ни дня не способен прожить без алкоголя и глубоко физически страдает, когда ему не дают выпить. Опасность состоит в том, что никому не дано предугадать, к чему может привести невинный эксперимент с веществом, изменяющим сознание. Удастся ли вам зайти в эту клетку и беспрепятственно выйти, или же дверь ее захлопнется за вами на много лет? Многое зависит, с одной стороны, от вида наркотика, с другой – от психического, физического и генетического склада человека, с третьей – от жизненной ситуации, с четвертой – от возраста, с пятой… Известно немало случаев, когда непреодолимая потребность в наркотике возникала уже с первого приема.

Саша, Толик и Максим – наркоманы. За те несколько лет, что продолжается их личная история с наркотиками, они прошли путь от эйфории до многократных и отчаянных попыток освободиться от власти вещества. Они искали спасения от одного наркотика в другом. Когда после многих физических и душевных страданий им удавалось на мгновение вырваться из плена, они вскоре понимали, что цель еще далеко. Их путь к свободе – нелегкий, полный неожиданных поворотов и досадных возвращений назад – продолжается ежедневно, ежечасно.

ТОЛИК:

Сейчас мне 23 года. Отучился в школе до 8 класса, потом 3 года в училище. Там все и началось с анаши и с пива. Свой первый косяк анаши я выкурил в лет в 14-15. Потом устроился работать на Арбат, это тогда называлось “утюжить.” Мы продавали иностранцам кроличьи шапки – ” рэбиты “, часы, матрешки, нам платили долларами, а мы потом и доллары продавали. Наваривали и с валюты и с товара. У нас стали появляться деньги. Рядом с нами все время были люди криминального плана – как бы наша крыша, которым мы должны были платить. Естественно, вместе после работы отдыхали.

Там я впервые укололся винтом. Я кололся, потому что хотел прихода. Потом некоторое время тоже отлично – эйфория, все вокруг прекрасно. Но часов через 10-12 наступает дичайшая депрессия, полное опустошение. Люди, которых готов был расцеловать, которым в любви всем подряд признавался, внезапно кажутся резиновыми куклами и ублюдками. Даже воздух и стены вокруг становятся серыми, зловещими и пустыми. Я “присел” на винт с первого укола – на пять лет. Из этих пяти лет три года я торчал вообще плотно – не вмазывался только когда спал и ел. Все остальное время сидел на игле. От винта нет физических ломок, но есть дикая, непреодолимая психологическая зависимость. Через три года появились ЛСД, кокаин, героин – экзотика. Начал чередовать: перемежать: когда кислотой закинешься, когда героином. Но главным моим наркотиком был винт – я за него все готов был отдать. Так оно и было – все и отдавал.

Криминал

Единственная проблема была – стало не хватать денег. Одно время я даже покрадывал, “разводил” людей, обманывал на деньги. До сих пор не понимаю, каким чудом не угодил в тюрьму. Не всем моим знакомым так повезло… Сейчас самому не верится, какими ужасными способами я тогда зарабатывал деньги. Например, те, кто торговал матрешками на Арбате, оставляли свои вещи, чтобы с собой не таскать, в местных квартирах – платили какие-то деньги хозяевам. Мы такую квартиру вычислим и заходим – внешне все вроде друг на друга похожи, хозяин и не отличит – те, не те… Брали чужие сумки с вещами и уходили. Кто-нибудь при этом стоит, бубнит, хозяину зубы заговаривает – а под винтом это очень хорошо делается: можешь говорить без остановки на любые темы. Или еще я мог поныкать у человека деньги, сказать, через 15 минут принесу, взять деньги и уйти. Я прогонял какую-то телегу, мол, ты не волнуйся, я сейчас вот тут мигом – и просто отставал, исчезал с деньгами: у меня была тысяча ходов, заранее заготовленных. Сейчас я так не могу. А еще я таскал из дома все, что мог, – телевизор, магнитофон, мамины вещи, золото. Или варил для кого-нибудь винт и за это брал себе часть.У меня были сотни знакомых, каждого я считал за лучшего друга и гордился, что вокруг меня такие отличные люди, хорошие, модные. На самом деле все это было ложью и откровенным паскудством, но я тогда этого не видел. Постоянно в иллюзиях находишься – каждый человек для тебя друг, ты ему готов все отдать. А потом понимаешь, что тобой просто попользовались. Больница. Все это стало невыносимо, к тому же денег не было: работать я нигде не мог.

В общем, я лег в больницу – в наркологию: сам, добровольно пошел. Мы все обсудили с матерью и решили, что мне надо лечиться. На самом деле, лечения там не было абсолютно никакого. Ни чистки крови, ни психологической помощи. Наоборот, все медсестры и врачи относились к нам пренебрежительно. У меня была непреодолимая психологическая тяга к наркотику, мне нужно было с кем-то поговорить об этом, получить грамотный совет, а вместо этого мне давали таблетки – барбитураты, кололи галопиридол, аминозин, и я просто лежал как бревно – и все. Лежишь двое суток от этих уколов в ужасном состоянии: вроде бы спишь, но это не сон – это можно сравнить с тем, когда съешь таблеток 20 снотворного. Есть еще магнезия-сульфат терапия – ее называют “горячий укол”, это просто пытка. В основном там лежат опиушники. Перекумариваются, уходят и опять колются. Для того только туда и приходят, чтобы переломаться, когда у них нет денег на героин. Они идут и на халяву там переламываются, потом выходят и опять торчат. А еще я видел в больнице молодых мальчиков. Ребенку 15-16 лет, он пару раз вкололся – и его закрывают в больнице… Это все равно, что малолетнего посадить в тюрьму: он всему там научится и станет действительно закоренелым. Так и здесь: если в больницу попадает молодой наркоман, который только начал – его напуганная мама туда упекла – он выйдет уже матерым. В больнице наркотик делают из всего: из любых таблеток можно все, что угодно, выбить и вмазать. Торчат там все. У мальчика там и круг общения будет особый: знакомства, новые точки, где можно купить, барыги, обмен телефонами… Отлежал я в больнице 28 дней. Мне поставили диагноз и взяли на учет. Потом я еще раз попал в ту больницу – уже в реанимацию с передозом.

Вышел из больницы и начал употреблять героин, черное. Исключительно для того, чтобы не колоться амфетаминами – винтом в частности. Но я все равно, до сих пор хочу винта и не могу о нем не думать. Я продолжаю оставаться винтовым наркоманом – только что не употребляю винт на сегодняшний день.

Здоровье

Мне 23 года, а у меня практически не осталось своих зубов, вся челюсть вставная – кальция не было в организме. Та же проблема почти у всех моих друзей. У меня гепатит В и С, не могу некоторые вещи есть – сразу начинает тошнить. В перспективе – цирроз или рак печени. В мои планы входит дожить хотя бы лет до 30-40, но я не знаю, удастся ли. Я вначале не думал об опасности, я вообще ни о чем не думал, торчал и все. Сейчас тоже много таких молодых, их лозунг: “Торчал, торчу и буду торчать!” Им бы побольше информации о последствиях всего этого. О том, кем они станут через несколько лет. Когда я начинал, были другие времена. Тогда мы не слышали, что бывает такая болезнь, как гепатит, что можно заразиться через иглу. А теперь еще и СПИД. Раньше и героин для нас был все равно, что СПИД, – заграничная экзотика. Теперь все спустилось вниз: и героином колются все, вплоть до бомжей, и заразиться может любой. Неважно, что ты употребляешь и сколько у тебя денег. Если мы будем сидеть вдвоем и кумарить, и у нас будет один шприц на двоих, я в первую очередь буду думать о том, как мне вмазаться. После того, как уколюсь, я, возможно, подумаю, чем ты болеешь и что я занес себе с твоим шприцем: гепатит, сифилис или СПИД. Говорят, что наркоманы не боятся умереть. Это до поры до времени. На начальной стадии, действительно, думают: пусть я проживу свою короткую, но яркую жизнь. А потом становится физически больно, потому что сгорела печень, и появляются вполне реальные мысли о смерти. Для многих это стимул бросить наркотики. Торчишь, вроде бы кайф, а на самом деле кайфа-то из пяти – шести лет, которые торчишь, хватает на год, а все остальное время – депрессии, боль и угрызения совести за то, что ты делаешь с собой и с близкими.

Шрамы в голове

Но самое главное – я не мог предвидеть, какие последствия будут у меня с головой. Я чувствую, что винт оставил на моей психике такие глубокие шрамы, которые уже никогда не пройдут. У меня иногда бывают срывы, когда я беру, что под руку попадется, и швыряю, бью посуду в доме. Могу в такой момент кому-то ни с того ни с сего позвонить, нагрубить. Когда принимаешь любой наркотик, особенно винт, в голове странные вещи творятся. Мы называем это “подсаживаться на измену” – когда чего-то боишься, а чего – непонятно. Одно время мне казалось, что за мной постоянно следит милиция. Я мог сидеть по трое-четверо суток дома и не выходить на улицу, потому что боялся, что меня выследят, поймают. Или ехал куда-нибудь к друзьям в Выхино, в Чертаново, и не в состоянии был оттуда уехать по неделе, по две. Помню даже, как мы по несколько недель сидели в подъезде. Брали винта, трескались – и по трое суток находились в одном подъезде, просто сидели там, потому что не могли выйти на улицу. Какие мы. Я могу на улице, среди толпы прохожих, отличить винтового человека от героинового. Как? По одежде, по манере поведения, по движениям. Винтовые и вообще те, кто употребляет стимуляторы, – это резкие движения, быстрая, без остановок, речь. Они постоянно оглядываются назад, обгрызают до мяса ногти, у них мания преследования. Винтовой может долго точить карандаш и опомнится только после того, как сточит весь карандаш до основания и примется за собственный палец. В руках у винтового – зажигалка, ручка, пачка сигарет – по пять-шесть предметов одновременно. Ходишь, не знаешь, что с ними делать, куда их деть. И лица у них характерные: нос, глаза – и две ямы вместо щек. Опийные люди наоборот, совершенно спокойные, сонные. В фильме “Криминальное чтиво” есть такой момент: один из главных героев укололся героином и едет в машине. И при этом у него характерное лицо, как бывает под героином: глаза как бы опущены. Я часто встречаю людей на улицах в таком состоянии: человек словно спит чуть-чуть – я уверен, что во многих случаях это героин. У них постоянно прожженные штаны, потому что сидишь, куришь, прожигаешь одежду, диваны ничего не замечаешь. На руках следы от ожогов. Опиушники вообще-то народ спокойный, они бывают нервными только на отходняках, когда отпускает. На отходняках у них чуть до драки не доходит. Причем абсолютно ни с чего – поводом может послужить любая мелочь.

Без иллюзий

Я уверен, каждый наркоман внутри себя хочет бросить, но не может. Он хочет остановиться, но утром просыпается и опять едет на Лубянку и мутит наркотики и говорит: я так устал, так хочу остановиться, но не может. Вся жизнь его уходит на это. Точнее, это не жизнь. Это иллюзия жизни. Я хочу верить, что эта болезнь хотя и страшная, но излечимая. Но на своем опыте я убеждаюсь, что стоит слезть с одного наркотика, как пересаживаешься на что-то другое. Я не могу вспомнить ни одного дня, когда бы я ничего не употреблял. Минимум, что я делаю, – это беру бутылку водки и выпиваю ее целиком. Я просто уже не могу находиться в трезвом состоянии и смотреть трезвыми глазами на то, что происходит вокруг…

САША:

Мечта детства

О наркотиках я услышал еще в детстве, в школе, и мне жутко захотелось попробовать. Это были дешевые познания, непонятные, расплывчатые. Все в то время было зашифровано. Восьмой класс, мне было 14 лет, и тогда я, конечно, еще ничего не принимал. Но мне очень хотелось попробовать – и я этого в конце концов добился. Я подрос, стал вести экстравагантный образ жизни: был панком, ходил с красными ирокезами, в черном галифе, с нацистской повязкой. Люди постарше плохо меня воспринимали, все пытались ударить клюшкой. В первый раз я попробовал так называемую “мульку”. Мне не понравилось, я вообще к стимуляторам отношусь плохо. Потом я начал курить травку, это было весело: прилив чувств, энергии, казалось, что-то новое открывается.

Мы как раз тогда начали заниматься музыкой с другом – он сейчас сидит за наркотики. А потом я поехал в Прибалтику – там есть одно знаменитое место, о котором я узнал от хиппи: они как раз всей компанией туда собирались, и я напросился с ними. Первое, что я сделал, когда приехал, – это пошел на дербан за маком и укололся в первый раз. Я сам сделал себе укол и почувствовал себя настолько круто… Мы лежали втроем в палатке, разговаривали, и было ощущение, что когда замолкаешь и уходишь в свои грезы, общение все равно продолжается – без слов, на подсознательном уровне – и все это чувствовали. Опиум заворожил меня, и с того момента я стал употреблять его сначала время от времени, потом все чаще и чаще. Сейчас молодежь 14-16 лет начинает колоться лишь из-за того, что это модно. Смотрите, я вмазываюсь, я крутой… Мы начинали совершенно по-другому. Это было что-то возвышенное… Я пытался писать стихи, мы делали свою музыку, у нас был стимул употреблять наркотики – от них мы чувствовали себя по-другому.

Правда, со временем все перешло в совершенно другую стадию. Это была полная зависимость, система, и уже было не до чего. Не надо было ни стихов, ни музыки… Да и некогда было заниматься творчеством: все мысли только о том, где бы достать наркотик и уколоться.

В начале 90-х я познакомился с парнем, которого сильно полюбил. Он пытался вытащить меня из наркотиков. Но вдруг появилась такая вещь, как ЛСД, и я сам не заметил, как провел на нем полтора года. Первые полгода я принимал его орально и на кишку, а остальной год вводил уже внутривенно, причем в бешеных количествах. С мальчиком мы расстались: он отчаялся и ушел. А мы уже начали было думать о том, чтобы жить вместе. Эта окончательная размолвка сильно задела за душу. Когда мы с ним разошлись, я словно потерял якорь и начал колоться очень плотно – пять лет провел в системе, то есть каждый день. Я все это время жил один, никакой личной жизни не было. Недаром есть такое выражение: “опиум заменяет вторую половину”. Когда я начал повышать дозу и кололся все чаще, мне уже не надо было секса. Можно сказать, я сам себя трахал иглой. Мне было все безразлично. Только доза и игла.

В системе

Сначала физической зависимости, ломок не было, но были кумары – психологическое хотение наркотика. Но чем дальше это заходило, тем сильнее психологическая зависимость переходила в физическую. При постоянном употреблении героина быстро происходит привыкание, и дозу приходиться все время повышать. Моя доза за пять лет подскочила с одного кубика до 10 кубов. Под конец я делал себе за один раз целый стакан соломы, а если бы было десять стаканов, я бы сделал все 10. Как ни удивительно, но какое-то время мне еще удавалось работать на хорошей работе и неплохо зарабатывать. Конечно, приходилось все время шифровать – то есть скрывать, что я наркоман.

Но разумеется, так не могло продолжаться долго. В конце концов я дошел до того, что потерял сначала работу, а потом все, что у меня было ценного. По венам пошла вся радиоаппаратура, вся хорошая одежда, две машины… Когда все, имевшее ценность, было продано, пришлось искать пути заработать на дозу. Я хорошо умею варить черное, и меня часто приглашали это делать. Для меня это стало все равно, что ходить на службу: встать с утра, обзвонить людей. Если у кого-то есть деньги и нужен наркотик, достать им, приготовить и взять свою часть.

С каждым днем приходилось задирать себе дозы, все больше, все круче. А кайфа как такового уже не было – была уже такая стадия, когда наркотик нужен лишь для того, чтобы почувствовать себя нормальным человеком. Организм перестроился: делаешь себе дозу и сразу встаешь, идешь кушать, умываешься, делаешь какие-то дела. А если нет наркотика, ты просто лежишь и не в силах даже дотянуться до телефона, чтобы позвонить, найти наркотик.

Грызешь табуретки, плачешь, мысли исключительно суицидальные. Это очень страшно. Не пожелаю испытать это злейшему врагу. У меня было много суицидальных попыток. Пытался застрелиться, но первый патрон оказался холостым – что-то меня уберегло. Однажды съел восемьдесят таблеток транквилизаторов – это намного выше смертельной дозы. Но мой организм, видимо, настолько привык ко всему этому, что я выжил. Самое главное – я чувствую приближение очередного срыва где-то за неделю. Я знаю, что мне снова захочется себя убить. Я пытаюсь загасить это чувство наркотиками, но мне это не помогает, а только усугубляет. Можно сказать, что суицид для меня стал образом жизни.

Меня два раза обвиняли по 224 статье, которая сейчас стала 228, – приобретение, хранение и употребление наркотиков. По ней полагалось принудительное лечение. Я приезжал в милицию, а мне говорили: зачем ты приехал? Я им: вы же вызывали… Езжай, говорят, привези свою мать. Мама все понимала, брала какие-то деньги, ехала, отдавала им, и меня на время оставляли в покое. Милиция меня задерживала много раз. Если ничего с собой нет, посидишь в отделении – и отпустят. А если найдут наркотик, – тогда все. Но бывают случаи, когда тебе подбрасывают героин в карман: сдавай барыгу, а то тебя посадим. Если у тебя есть какие-то деньги на кармане, ты из милиции абсолютно пустой уходишь.

Попытки бегства

Я понял, что опустился в жуткое болото и теряю все, что было мне дорого. За те пять лет, что я сидел на наркотиках, я пытался переламываться три раза. Первый раз я уехал из города и выдержал без наркотиков все лето. Во второй раз я пытался переломаться с помощью винта. Шесть дней подряд кололся винтом, чтобы не было ломок от героина, после чего у меня с головой стало совсем плохо. Продержался без героина всего недели две, не больше. Третий раз я понял, что теряю свою семью – они полностью меня отделили. И еще мне было ясно, что если я буду продолжать колоться, вгоняя себе по 50-70 кубов в день, мне останется жить от силы год. Это меня напугало.

Лег в психиатрическую больницу, лежал два с половиной месяца, а потом уехал в деревню и прожил там с мая по ноябрь. Все это время я не принимал наркотики, только раза два пил водку, хотя я ее не люблю, и раза два – таблетки, барбитуру.

Больница мне помогла – наверное, потому что врач попалась хорошая. Она меня сильно интриговала: вроде бы проявляет внимание, а вроде и нет. А мне безумно хотелось общения, мне хотелось все, что во мне наболело, кому-то выразить. Иногда она это позволяла. Меня закормили нейролептиками – они полностью отбивают желание что-либо делать, под ними можно только спать. Но это даже хорошо. Это помогло переломаться.

Потом меня отыскала одна моя знакомая, которая в последнее время очень серьезно обратилась к религии. Мы поехали с ней в Переяславль-Залесский, она водила меня по монастырям, по скитам. Мне предлагали остаться в скиту: меня поразило, что там ко мне прониклись, поняли мою проблему – что я наркоман, что мне тяжело, что хочется со всем этим закончить. В какой-то момент мне действительно захотелось остаться там, в скиту, но я почему-то не остался. Вернувшись домой, я в тот же день уехал на дачу и был удивлен – меня не ломало вообще. Видимо, от поездки я получил очень сильный духовный заряд.

Но когда через неделю надо было ехать в Москву, я сразу почувствовал всю эту грязную энергетику города. Тут же начал хвататься за телефон, чтобы найти наркотик, сделал три звонка – хорошо, в тот раз никого из знакомых не оказалось дома. Труднее всего выйти из тусовки, из самого процесса. Все мои друзья колются, и если я перестаю колоться, я должен поменять всех друзей. Неделю-полторы после того, последнего случая я держался, а потом опять произошел срыв. У друга уехала мама, они собрались, а варить хорошо не умели. Я им сварил и себе поставил такую дозу, что чуть из ботинок не вылетел…

МАКС:

Мне 21 год. Впервые я попробовал героин два года назад. Мы сидели на лавочке около подъезда – нас была группа друзей, мы работали, отдыхали вместе. Вдруг подбегает к нам человек и говорит: у меня есть героин. Я, конечно, слышал раньше это страшное слово – героин. Они уговаривают – давай, давай, а мне страшновато. Спрашиваю: а с него ломает? Отвечают: чуть-чуть ноги поболят, недельку перетерпишь, ничего страшного. Попробуй – только один раз. Ну, занюхали дорожку. Понравилось – погружаешься как бы в вату, хорошо так… На следующий день – еще одну дорожку, потом три, четыре. А потом произошел момент – я его до сих пор ярко помню: ехал я в лифте с ребятами, и вдруг у меня начинают болеть ноги – это один из первых признаков зависимости от героина. Меня это так напугало, что я буквально закричал: ребята, я наркоман! Для меня это был сильный удар. Я не хотел быть наркоманом. Я знал нескольких наркоманов, это были люди-зомби, я не хотел быть как они. С тех пор я и начал с этим бороться. Пытался не нюхать один день. Но чем я мог себя поддержать, снять эту боль? Анальгин, баралгин не помогали.

Лечь в больницу я еще не был готов. Я продолжал нюхать героин. А потом у меня произошел конфликт с теми ребятами, и я с ними расстался. К тому времени у меня рассыпались большинство зубов. Были сильные боли, я не спал ночами, сидел на снотворных. За месяц боли вроде бы прошли. Я встретил хороших людей, нашел интересную работу, появились свободные деньги. Я изо всех сил держался, мне было стыдно перед друзьями, что я опять начну. И все равно – теперь я знаю – это всю жизнь идет за тобой. А я всего-то употреблял три месяца, причем не колол еще, а только нюхал. Дальше было хуже.

Итак, у меня появились деньги, которые я сумел скрыть. Дело в том, что мои друзья контролировали меня, следили, куда я хожу, кому звоню – ради меня же, чтобы я опять не начал. Но как-то раз я встретил человека, у которого героин был с собой, и устоять оказалось невозможно. Я снова стал нюхать, скрывая это от всех. Но близкие люди стали замечать мои маленькие зрачки, которые на ломках становились огромными, мою нервозность. Денег на героин уходила масса – от 50 до 100 долларов в день. Я его нюхал и курил, и кайфа уже не было, а было лишь утоление боли, причем грамма героина в день мне уже стало не хватать. Тогда я купил себе шприц, растворил в воде небольшую часть моей дневной дозы и укололся – и почувствовал прежний кайф. С тех пор я стал колоться; доза поднималась и поднималась.

Ломка, соответственно, стала тоже намного сильнее: те боли, которые были раньше, когда я только нюхал, теперь казались мне ерундой. Ломка наступала каждые три часа, и надо было снова колоться. Какая работа, какая любовь? Невозможно совмещать обычную жизнь нормального человека с жизнью наркомана. Есть такое понятие – “золотая доза,” т.е. та, которая тебе нужна, которую ты можешь выдержать. Чуть больше – будет передозировка и умрешь. У меня была своя золотая доза, я делил все это количество на несколько горок и делал себе уколы по шесть раз в день, через определенное время, чтобы не было ломки. На работе у меня были друзья, которые увидели, как я изменился за год употребления героина. Все мысли, все деньги уходили на наркотик: пальцы мне были нужны, чтобы звонить барыге, ноги – чтобы за этим бежать, деньги – чтобы за это отдать. Друзья понимали проблему наркомании, потому что многие из них сами нюхали кокаин – и по сей день нюхают, не считая себя наркоманами.

Предложили мне лечиться, и я согласился. Вызвали доктора по объявлению, чтобы сделать детоксикацию – очистить организм от героина. Один такой вызов стоит 150 долларов. Буквально за час до его приезда я укололся очередной дозой. Доктор узнал, какая у меня доза, поставил капельницу, и я куда-то провалился. Очнулся и чувствую, что схожу с ума. Спросил, сколько дней я лежал, мне говорят – 14. Меня уже не ломало, не болели кости, но оставалось желание: мне все казалось, что в последний раз я укололся не 14 дней, а лишь пару часов назад. Физическая ломка по героину очень сильная: потеешь, поднимается температура, болят все кости, сводит суставы. При этом одно желание – устранить боль. Эта боль такая сильная, что некоторые люди совершают самоубийство. В тюрьмах, насколько я знаю, немало случаев, когда наркозависимые опиумной группы вешались во время ломок. Но когда врач снял мне эту боль, осталась психическая ломка. Я не знаю, что сильнее.

Я решил все же лечь в наркологическую больницу. Опять мне ставили капельницу, чистили кровь. Психологической помощи, правда, не было: врачи наркологи, дяди лет по 40-50, которым до нас дела нет, бегло спрашивали: “Ну, как ты сегодня?” А как я сегодня – мне кучу таблеток дали, капельницу прокапали, укололи, я лежу и как бы сплю все время.

Выписался из больницы, мне стало гораздо лучше. Я радовался от себя, я был счастлив, что у меня ничего не болит, мне можно не колоться. Но воспоминания не ушли: снились шприцы, доза… Я просыпался в холодном поту. Правда, колоться во сне никогда не получалось: подвожу иглу к вене и сразу просыпаюсь.

Прошло три месяца. Как-то случайно встретил на улице знакомого, спрашиваю его: “Ну что, колешься?” “Колюсь.” “А я не колюсь.” Я чувствовал гордость, что я не колюсь, что у меня больше нет этой зависимости. И вдруг почему-то спрашиваю его: у тебя есть с собой? Он говорит: есть. А дашь? Дашь. И я опять укололся.

Я опять начал колоться, опять стали приходить ломки. И тут мне встретился один мой старый приятель, который колется винтом. С тех пор я пересел на винт. Многие люди, пытаясь хоть как-то себе помочь, пересаживаются с одного наркотика на другой: кто с винта на героин, кто, как я, с героина на винт.

У меня прошла героиновая зависимость, но присутствует винтовая.

У нас еще называют винт “первитиновая кислота.” На самом деле никто точно не знает, какая это кислота, она не указана ни в одном известном мне справочнике. Тем не менее, винт варят многие, хотя мало кто умеет его варить по-настоящему. Если с героином известна доза, то здесь никогда заранее не знаешь, как будет. Почему это называется “винт,” что означает, как расшифровывается – тоже не знает никто. Это психостимулятор. Первое время чувствуешь себя просто суперчеловеком, Рэмбо. Можешь не есть сутками. У меня был рекорд – я не ел четырнадцать дней. Ходят легенды, что винт колют диверсантам, террористам, которым нужно пойти и сделать свое дело, не чувствуя страха, усталости, голода. Среди бандитов и воров существует категория людей, которые всю свою деятельность строят на употреблении винта, т.к. под винтом на некоторое время обостряется чувствительность, зрение, подвешен язык.

Я видел, как рядом со мной люди сходили с ума. Им казалось, что все вокруг предатели, враги, все тебя ненавидят, ты всех ненавидишь. С таким состоянием немногие справляются. Мне повезло, меня научили с этим справляться: бороться с галлюцинациями, например. Эти галлюцинации бывают очень сильные: например, будто ко мне в окно лезут бандиты. Я сижу на кухне и реально вижу, как они лезут, сейчас ограбят, убьют меня. Я должен с ними как-то бороться. Я вроде знаю, что это галлюцинация… а вдруг нет? Стараюсь контролировать себя, отвлекаться, и они появляются не так часто.

Были случаи, когда на пять-шесть человек одна ложка, в которой растворяется героин, и одна на всех игла. А что делать? Время – ночь. Да и не всегда остаются деньги. Потом, допустим, у тебя шприц есть, но только один, а у других вообще нет. А человека рядом с тобой ломает, ему плохо. Приходится давать ему свой или после него брать. Ты знаешь, что впереди ночь, что надо будет колоться сейчас, а потом еще рано утром, что твоим шприцем уже пользовались десять человек, а у тебя нет выбора. Не всегда есть вода промыть шприц от остатков чужой крови. Спрашиваем: “Все нормально, никто не болеет?” Никто не болеет, давай, колись. А про винт многие думают, что он убивает ВИЧ-инфекцию и гепатит, хотя это неправда.

Считается, что винт убьет все. Это очень сильная кислота: если винт чуть-чуть не так приготовить, вена буквально сгорает и лопается. Когда винт попадает под кожу, образуется нарыв. Поэтому винтовые наркоманы о заражении вообще не думают: запускают шприц в одну общую тару. Я сам только недавно узнал, что ни СПИД ни гепатит винта не боятся.

Когда тебя ломает, тебе безразлично, чем ты колешься, – лишь бы уколоться. Бывали даже такие случаи: иголка одна, забилась засохшей кровью так, что не промывается ни слюной, ни водой, а ждут десять человек. Что делать? Отламывают забившийся конец, затачивают оставшуюся часть иглы об лестницу и колются. Процентов 80 моих знакомых не думают об инфекции; процентов 20 – думают, но только несколько человек пытаются предохраняться.

Бросить? Да, хочу. Я уже месяц держусь, не употребляю, и мне хорошо. Но я не знаю, что будет со мной завтра. Наркомания – это такая мания, которая будет преследовать тебя всю жизнь, даже если тебе удастся бросить.

Меня зовут Ксения. Мне 26 лет. И я - наркоманка.

Наркомания - болезненное влечение или пристрастие к наркотическим веществам, употребляемым различными способами (глотание, вдыхание, внутривенная инъекция) с целью добиться одурманивающего состояния или снять боль.

Долгие годы я не могла смириться с тем, что наркомания - это заболевание, конец которому всегда один: тюрьма, больница или смерть! И только после того, как я на себе ощутила и больницу и тюрьму и смерть близких, я начала задумываться: а есть ли выход? …И я его нашла…Но давайте я начну с самого начала.

Староста, отличница… наркоманка

Мне было 15 лет, когда я впервые попробовала наркотики. В моем случае это был героин. Ощущение эйфории, ощущение раскрепощённости, лёгкости. Ощущение, что нет никаких проблем в моей жизни, ощущение, что я счастлива. Вот оно! Я нашла счастье! Конечно же, мои родители и подумать не могли, что я, староста класса, девочка, которая подает пример в школе, во дворе, девочка, которая участвует и выигрывает все школьные конкурсы, отличница, которая собирается поступать на юридический факультет… Да что там подумать… Родители в упор не видели, когда я приходила домой в ненормальном состоянии. Так продолжалось 3 года. Ровно до того момента, когда я с невыносимой ломкой приняла решение лечь в МОПБ №5. Это была моя первая ломка, это было моё первое признание родителям, это была моя первая клятва, что этого никогда не повторится.

Моей клятвы хватило ровно на 2 недели. Я вышла из больницы и снова пошла употреблять. Мне нравился такой образ жизни и я не хотела его прекращать.

И вот я совершеннолетняя… И вот я иду воровать…И вот мой первый условный срок. Прекратить употреблять? Нет! Мне это нравится! Из дома стало пропадать золото родителей, бытовая техника, начались скитания по так называемым друзьям в поисках очередной дозы. Но даже такие обстоятельства меня не останавливали. Так продолжалось изо дня в день, из года в год.

«Я обманывала всех»

Моё состояние «счастья» от употребления наркотиков переросло в чёрную дыру внутри меня. Конечно же, никакой институт я не закончила (хотя поступила в него). Деньги, которые заплатила моя бабушка за обучение, я с легкостью забрала, также как и забрала документы из деканата. Я не училась, я не работала. Моей работой было - поиски наркотиков. Я уходила в 9 утра из дома, а приходила под ночь. Голодная, уставшая, с ненавистью к своей семье, с презрением к окружающим. Чтоб хоть как-то наскрести энную сумму денег, я обманывала родителей, я обманывала друзей, друзей родителей и всех, всех, всех. Наряду со всем этим я еще несколько раз побывала в больнице.

И вот мне 20 лет. Условный срок заменили на реальный. Сказать, какую боль я причинила родителям, - ничего не сказать. И я по-прежнему ненавидела всех окружающих. И себя в первую очередь. После первой отсидки я какое-то время держалась. Но ощущение внутренней пустоты меня угнетало всё больше и больше.

И вдруг я поняла, что не умею быть счастливой. Я не умею радоваться, смеяться, шутить. Я не умею общаться с людьми, я не умею испытывать искренние чувства и эмоции. У меня нет настоящих друзей, с родителями отношения порваны. Я вдруг поняла, что никогда не смогу познать материнства, не смогу показать себя в роли жены. Почему? А кому нужна наркоманка? От этих ужасных мыслей, от осознания, что я - никто, Я СНОВА ПОШЛА УПОТРЕБЛЯТЬ. А что ещё мне оставалось делать, когда только с наркотиками я могла хоть как то ощущать себя человеком.

Без наркотиков, но с чувством никчёмности

Прошёл ещё год, и меня посадили на 2 года в колонию общего режима. 2 года без наркотиков. 2 года я училась жить заново. И вы знаете, это сработало (тогда мне так казалось). Пришло чёткое понимание, что я никогда в жизни не возьму эту дрянь в руки. Я хочу детей, я хочу семью, я хочу прожить счастливую жизнь. И я очень ошибалась, когда говорила, что мне нравится употреблять. Нет! Я просто не могла остановиться.

В 2013 году я освободилась. И вроде бы жизнь начала налаживаться. Какая-то работёнка, родители вроде любят. Даже мужчина появился, который уделяет мне внимание. Не буду говорить, что жизнь заиграла новыми красками, просто она вошла в новое русло. С той же ненависть, с тем же эгоизмом и с тем же раздражением, с тем же чувством никчёмности и пустоты. Но зато без наркотиков.

В 2014 году мы сыграли свадьбу с тем самым мужчиной, который за мной ухаживал. Его зовут Д. Улетели отдыхать на море. Вскоре, я узнаю, что стану мамой. Вот оно счастье, вот она семья, которую я хотела. Жизнь, я люблю тебя! Всё. Хеппи энд! И в эти самые счастливые минуты своей жизни я совсем забыла о том, что я наркоманка. А наркомания - это болезнь. Я по-прежнему не умею справляться с трудностями, в этом мне помогали наркотики. Я не умею говорить правду, для этого мне тоже нужны наркотики. И снова срыв… На последнем сроке беременности… Как так получилось? Я же не хотела!

Да, я не употребляла более 2 лет. Да, я избавилась от физической тяги. И на какое то время избавилась от психологической. Но наркомания - очень коварная болезнь. Она подстерегает повсюду. Как только трезвый наркоман чувствует дискомфорт либо наоборот его переполняют чувства - он идет употреблять. Так получилось и со мной. На этот момент я подумала: раз я смогла не употреблять 2 года, значит, я всё-таки могу контролировать своё употребление. Я была уверена, что один раз мне не повредит. Но как известно: ОДНОГО РАЗА СЛИШКОМ МНОГО, А ТЫСЯЧИ ВСЕГДА НЕ ДОСТАТОЧНО! И всё по новой. Только уже с маленьким ребенком на руках. Я стала мамой. Я мама. Но только я мама - наркоманка, которая употребляла во время беременности, которая употребляла во время первых дней жизни ребенка. Это был кошмар. Я не хотела жить. Я была несчастна. Несчастен был мой ребенок, мой муж и мои родители.

«Всегда думала, что это ерунда»

Я впервые пообещала самой себе, что больше не буду. Сколько можно приносить людям боль? Сколько можно терпеть эту боль? Я осознала, что я НЕ ХОЧУ УПОТРЕБЛЯТЬ, Я ХОЧУ ОСТАНОВИТЬСЯ! Но как? Как этого добиться? Как стать счастливой? И вы знаете, я была очень удивлена, когда узнала, что выход есть. Я и раньше слышала такое понятие, как Анонимные Наркоманы. Но всегда думала, что это ерунда, что это секта, что если я сама себе не помогу, то там мне точно никто не поможет. Если б вы знали, как я тогда ошибалась. Если б вы знали, как я благодарна этому сообществу.

Когда я впервые пришла на собрания этой группы людей, я была ошарашена. Я увидела таких же наркоманов, как и я. Только эти наркоманы не употребляют наркотики. Я увидела счастье в их глазах, я увидела радость, я увидела искренность. И самое главное, что эти люди рады мне и реально хотят мне помочь. Им не важно, какие наркотики я употребляла, не важно где я живу. Им важно помочь мне оставаться чистой.

Мне было предложено пройти 12 шагов анонимных наркоманов. Это программа, которая основывается на таких принципах как честность, открытость, непредубежденность, готовность и принятие. Я сомневалась, что благодаря этой программе смогу обрести покой, счастье, радость и свободу. Но я поверила им, и у меня получилось. Получилось у каждого из них.

На сегодняшний день мой возраст составляет 7 месяцев. Почему я так пишу? Потому что ровно 7 месяцев назад я родилась заново. Я увидела жизнь совершенно с другой стороны. 7 месяцев назад я стала ходить на собрания группы Анонимные Наркоманы.

Анонимные Наркоманы - это некоммерческое сообщество людей, для которых наркотики стали главной проблемой в жизни. Мы, выздоравливающие наркоманы, регулярно собираемся вместе, чтобы помочь друг другу оставаться чистыми. Единственное условие для членства в АН - это желание прекратить употреблять наркотики. АН -это сообщество, где люди делятся опытом своей новой жизни, опытом своих историй, опытом силы, надежды и любви.

7 месяцев чистоты

7 месяцев чистого времени… «Какой пустяк», - скажете вы. Но знаете, 7 месяцев жить абсолютно трезво, абсолютно счастливо, с новыми устоями, с новыми навыками, с новыми понятиями, с новым мировоззрением - вот истинный кайф!

Что я имею сейчас? Самого любимого и замечательно мужа. Самого прелестного и здорового сыночка, которого я очень сильно люблю. Дорогих мне родителей, которые верят в меня и любят меня, несмотря на то, какая я была. Ведь на самом деле, неважно какая я была. Важно то, какая я сейчас, какая я сегодня. У меня впервые появились друзья, которые любят меня такую, какая я есть, а я безусловно люблю их. Я с легкостью могу сказать, что я самая счастливая жена и мама, дочка и внучка. Внутри меня живёт неимоверная любовь к окружающим людям.

Благодаря сообществу Анонимные Наркоманы, я стала другой. Совершенно другой. Я научилась ценить свою жизнь и жизнь близких мне людей. Я научилась говорить правду. Я научилась признавать свои ошибки и свои недостатки. Я научилась признавать свою неправоту. Я научилась просить прощения. Я научилась просить помощи. Я научилась любить и доверять. И это все благодаря сообществу Анонимные Наркоманы. Вот теперь я с уверенностью могу сказать, что моя жизнь заиграла новыми красками. И это только начало. Самое главное и интересное ещё впереди.

P . S . AN - спасибо что вы есть

Ксения

Адреса и расписания групп, которые вы можете посетить в Сергиевом Посаде:

Группа «Все свои»

Г.Сергиев посад, Проспект Красной Армии, д.103

Понедельник- 19:00

Среда-19:00

Пятница-19:00

Группа «Равновесие»

Г.Сергиев посад, ул.Валовая,д. 21/5, 4 подъезд (помещение подвала)

Четверг-17:30

Суббота-19:00

Воскресенье-13:00

Также вы можете связаться с сообществом Анонимные Наркоманы по телефону 8-916-076-14-00.

Здесь Вам будут рады.

От редактора

Я знаком как с Анонимными Наркоманами, так и с работающими по той же системе 12 шагов Анонимными Алкоголиками. Это не надувательство и не тоталитарные секты. Деятельность этих групп благословляет православная церковь и одобряют профессиональные наркологи. Надеюсь, исповедь Ксении и приведённые выше контакты помогут сергиевопосадцам, попавшим в смертельно опасную зависимость.

Сергей Шиляев

Мы продолжаем публиковать дневники наркомана с 15-летним стажем, который начал трезветь полтора месяца назад. Это не первая попытка Олега бросить употреблять наркотики, но только сейчас, по его собственным словам, он делает это осознанно.

В прошлой публикации молодой человек рассказал о том, какие предпринимает шаги на пути выздоровления:

Вчера я случайно узнал, что один наркоман был очень близок к срыву после некоторой ремиссии - уже шел употреблять. Но вдруг на глаза ему попался первый выпуск моего дневника. После прочтения он смог остановиться и обратился за помощью к специалистам. Не описать словами, как сильно это меня вдохновило! Все сомнения в том, стоит ли писать дальше и не занимаюсь ли я нездоровым самолюбованием, ушли. Появилось желание продолжать, будучи при этом откровенным настолько, насколько смогу.

Сегодня я расскажу историю своей зависимости.

Мне казалось, что наркотики помогут развиться духовно

Я родился Минске в благополучной семье. Никто из родственников не страдал алкоголизмом и тем более - наркоманией. Первые 4 года в школе учился лучше всех в классе. Хорошо помню, что прочитал в первом классе больше 100 слов в минуту! Но поведение у меня всегда было неважным: хотелось самовыражаться, утвердить свое превосходство.

После четырех классов родители поспособствовали переводу меня в гимназию, где я быстро понял — здесь быть умнее в плане учебы не выйдет. Тогда я выбрал противоположный путь — стал "забивать" на учебу, попал в компанию к неформалам, отрастил длинные волосы... Вся моя жизнь в том периоде проходила под знаменем отрицания всего и вся, для меня не существовало авторитетов, кроме любимых музыкантов. Я слушал Nirvana и мечтал умереть в 27 лет, как Курт Кобейн. Тогда же я начал активно курить и выпивать в компании. Алкоголь мне никогда особо не нравился, так как организм его не принимал — стоило выпить чуть больше, и появлялось мучительное чувство тошноты.

Сколько себя помню в подростковом возрасте, у меня всегда было очень большое желание попробовать наркотики. Хотелось попробовать то, что, как мне тогда казалось, поможет развиться духовно и выйти за границы "обреченного мира", как я тогда считал. Я читал Кастанеду, Пелевина и выделил для себя совершенно не то, что следовало бы. Представления о наркотиках у меня были совершенно романтичные. Я хотел попробовать "психоделики", хотя слабо понимал, что это вообще такое.

Кроме того, как я сейчас понимаю, у меня всегда было очень много внутреннего напряжения. С детства был страх перед отношениями с девушками, я боялся, что у меня что-то не получится в сексуальном плане. При этом желание было сильным и даже порой навязчивым. Это противоречие я только сейчас начинаю анализировать.

Жизнь разделилась на "до" и "после"

В своей тусовке я начал активно искать, где можно достать наркотики. Это был конец 90-х. В отличие от многих, у меня была довольно обеспеченная семья. Отец занимался бизнесом, у него с партнером своя небольшая туристическая фирма. Я всегда в компании был спонсором, за счет родителей, конечно.

В итоге первое, что удалось достать, - это средство для наркоза, имеющее очень сильное психотропное действие. Это был целый ритуал, мы собрались у меня дома, купили шприцы для внутривенного употребления. Мне было страшно колоться первый раз, даже хотелось отказаться, но после первого укола этот страх полностью ушел. Эйфории я не получил, только кратковременное сильное изменение сознания - меня просто "вырубило" и унесло. Я бы сказал, что это даже было неприятно. Но почти сразу появилось ощущение какой-то избранности. Я считал, что примкнул к "психонавтам", которые исследуют глубины своего сознания. На тот момент мне было без малого 15 лет...

Потом был гашиш - как я считал, он помогал раскрыться. С детства мне было трудно танцевать, были всякие комплексы. С травой многие барьеры снимались. Я стал курить постоянно, практически сразу стал воровать и брать под надуманными предлогами у родителей деньги. Жизнь довольно быстро разделилась на состояние "до" - стадию подготовки, неполноценной жизни - и "после" - якобы полноценную жизнь в употреблении. Довольно быстро что-то делать в трезвом состоянии мне стало неинтересно. Чтобы пойти в кино, на концерт, съездить на природу или даже просто погулять с друзьями, обязательно нужно было "курнуть", иначе это казалось бессмысленным.

О будущем в то время я особенно не думал, о родителях - тем более. Единственное, что я тогда замечал, это то, как у меня полностью перестраивалась модель восприятия мира. Появилось ощущение, что все в этом мире равнозначно, и нет никакой разницы, чем ты будешь заниматься. Я испытывал некое состояние отстраненности от мира - мне казалось, что это великое прозрение. Но в будущем это очень сильно сыграло против меня. Человеческие чувства, ценности, близкие - все это обесценилось. Я называл все это иллюзией, игрой - и потом мог себя этим оправдывать.

Попробовал винт и научился его варить

Достаточно быстро травы для меня стало мало, она стала привычным "фоном", и я продолжил экспериментировать с наркотиками. Примеров сильно опустившихся наркоманов перед глазами у меня не было - я общался с довольно узким кругом людей. Преодолев страх, попробовал героин. Когда употребил его в нормальной дозе, мне стало очень плохо, тошнило. Я понял, что это вообще не мое, и решил, что никогда к этому не вернусь. Как же я ошибался!

В 16 лет я попробовал винт - кустарно изготовленный препарат, классический психостимулятор. У нас его делали с 80-х годов. Мне понравился винт с первого укола. Как я сейчас понимаю, в то время мне очень не хватало откровенного общения. С винтом психологические барьеры снимались, можно было сутками говорить на откровенные темы, все было интересно. Так можно было проводить по несколько дней без сна и еды, после чего наступал "выход" - мучительное чувство опустошения, усталости, тревоги и сильнейшее желание вернуть первоначальное состояние опьянения.

Я стал учиться варить винт. Мы подделывали рецепты, печатали их на принтерах или брали у знакомых врачей, покупали нужные ингредиенты в аптеке. У варщиков старого поколения, с которыми я начинал, даже был определенный устав: они сами определяют всем дозу, не продают наркотики, не подсаживают новых людей, особенно из корыстных целей. Это старая "школа" - потом это все деградировало. Я стремился принять эти правила, чем очень гордился, и никогда за деньги ничего не продавал, а "угощал" бесплатно, что еще хуже, как сейчас осознаю.

Ощущения, от которых тяжело отказаться

Винт употреблял марафонами - по 2-3 суток. В перерывах отсыпался и отъедался. Еще срабатывал инстинкт самосохранения, ведь когда не спишь несколько ночей подряд, развивается острое состояние психоза. Тем более, чтобы добывать наркотик, приходилось прилагать какие-то усилия. Я помню, что у меня в голове иногда возникали мысли, что надо бы прекратить. Я пытался остановиться, но наркотик дает очень сильные ощущения, от которых тяжело отказаться. Даже сейчас, если я закрываю глаза и представляю укол, у меня начинают бегать мурашки по коже.

Однажды в состоянии психоза я разбил о стенку пейджер, отец это увидел и заставил меня показать руки. Когда он увидел дырки, у него был шок. После этого родители закрыли меня дома, думая, что у меня ломки. Я полежал дома дня три, выспался, мне это было очень в тему. И пошел дальше употреблять.

Зависимость от родителей в дальнейшем я старался тщательно скрывать, и у меня это получалось довольно хорошо (о взаимоотношениях с близкими более подробно Олег расскажет в следующих публикациях. - TUT.BY). Старался колоться в более скрытые вены, конечно, не в шею и не в паховую область, как в то время делали уже некоторые мои знакомые. Тогда уже я увидел настоящую наркоманию и все ее ужасы, но у меня все равно сохранялась еще какая-то идеалистическая картинка… Ведь это были героиновые наркоманы, "конченые", как мы говорили. Мне казалось, что есть низшая каста - героиновые "опиушники", а есть высшая - психостимуляторщики, как мы.

Неизлечимое заболевание в 16 лет

Тогда же у меня появились первые серьезные проблемы из-за наркотиков. Начался псориаз, все тело покрылось отвратительными красными пятнами. Это неизлечимая болезнь на нервной почве. А еще мне сделали анализы и сказали, что у меня проблемы с печенью и, вероятнее всего, вирусный гепатит. Гепатита, к счастью, не оказалось. На первом этапе я был очень брезглив в отношении использованных шприцев. Если я варил винт, для меня тогда было принципиально, чтобы люди кололись только своими шприцами. Для меня это была своеобразная защита: "Я не наркоман, я все контролирую".

Неизлечимое заболевание в 16 лет хорошенько меня испугало. Я стал употреблять винт реже и искать какую-то альтернативу наркотикам, начал прыгать с парашютом. Через друга познакомился с кришнаитами и их идеями. Мне понравилась индийская культура, появилось ощущение заботы. Дело в том, что у меня с детства было сильное чувство одиночества. Там я почувствовал, что меня принимают, мне стало легко и комфортно. Одним из принципов у кришнаитов было не употреблять никаких веществ, изменяющих сознание. У меня появилось вдохновение и желание следовать этому правилу. Тогда я уже почти не употреблял винт, но курил траву, из-за чего испытывал чувство вины. Дело в том, что трава для меня была уже как воздух. Это был минимально необходимый ингредиент для восприятия жизни.

От кришнаитов я попал к другим людям, тоже исповедующим индуизм, но более ортодоксальный. Общение с ними затронуло мою душу, после долгих лет жесткого отрицания я первый раз принял идею существования Бога. Моментами приходило состояние откровения, благодати, дающей возможность быть по-настоящему открытым и честным перед собой и другими - для меня было очень важно понять, что это можно получить и без наркотиков. У меня наступила первая серьезная ремиссия, почти полгода я вообще ничего не употреблял. И тогда я решил, что окончательно выздоровел.

С одного косяка полностью утратил контроль

А потом почему-то выдумал, что мне нужно съездить автостопом в Амстердам. Меня спрашивали духовные собратья: зачем ты туда едешь? Я отвечал: просто посмотреть город. Приехал и увидел кофешоп, где продают и курят марихуану. Думаю, дай зайду-посмотрю, что он вообще собой представляет. Зашел в один, зашел в другой, надышался этим воздухом. Зашел в третий, купил косяк и выкурил. За ночь я прокурил практически все деньги, которые мне дали с собой родители, полностью утратив над собой контроль. Это было очень похоже на запой алкоголика, который решает выпить одну рюмку после многолетней трезвости, остановиться было практически невозможно.

В итоге я даже не смог найти себе хостел для ночлега, утром спал на вокзале, рюкзак с вещами у меня украли. Потом поехал к родственникам в соседнюю страну, взял у них денег, и снова поехал в Амстердам, употребляя там все, что мог найти. В общем толком ничего в Западной Европе я так и не увидел. Мне было очень тяжело психологически осознавать, что я снова утратил контроль над своей жизнью, поэтому я про это старался не думать, что, собственно, неплохо получалось.

После возвращения я снова стал колоться. Дело в том, что когда я начинаю курить, у меня возникает навязчивое желание употребить что-то еще, снимается барьер к тяжелым наркотикам. Я прервал общение с людьми из духовного сообщества, которые мне очень были дороги, из чувства сильного стыда. Должен был ехать в Москву к учителю из Индии, а в итоге сел на другой поезд и поехал в Крым развлекаться, никому об этом не сказав. Мои родители неделю или две сходили с ума, думая, что меня убили где-то по дороге. А я спокойно курил коноплю на берегу моря и старался не думать о плохом...

Бросил учебу, жил за счет родителей

По возвращении домой я надумал себе разных историй, что вскоре эмигрирую в Европу. Пришел в сентябре на учебу, посидел 10 минут на паре, сказал, что еще вернусь, и ушел. Больше туда я уже не возвращался. По факту я проучился в техникуме два года из четырех. Сейчас у меня так и осталось базовое образование 9 классов.

Жил с родителями практически за их счет. Были какие-то подработки у отца и его друзей, но все деньги я спускал на развлечения, в семейном бюджете не участвовал. Шифровался, играл на том, что у меня есть девушка и мне нужно вести ее на свидание - родители давали денег. Наркоман становится настолько хитрым, настолько пронырливым, что даже опытные психологи могут обмануться. Зависимый только другого зависимого не может обмануть, особенно трезвого, потому что он сам уже через все это прошел.

Я продолжал употреблять винт, периодически останавливаясь, когда уж совсем невыносимо становилось, чтобы отдохнуть. Отходняки становились все сильнее, и я начал снимать их опиатами и транквилизаторами. Периодически мне удавалось остановиться на несколько недель, и на тот момент мне казалось, что я все-таки контролирую ситуацию. Сейчас понимаю, что это по сути просто разные типы употребления, как с алкоголем. Кто-то пьет каждый день, кто-то раз в неделю, но очень сильно.

Типичный день из той моей жизни: 5 утра, ко мне приезжает мой друг, который уже достал наркотик за мои деньги. Я выхожу в подъезд, мы с ним колемся и впадаем в экзистенциальную грусть, понимаем, что опять в этом дерьме по уши, а что делать? Потом едем к старшим друзьям, догоняемся и часами говорим что-то про всемирную обреченность, "невыносимую легкость бытия" и творчество. Тогда мы еще не были на том этапе, когда употребляешь наркотики ради наркотиков. Я читал книги, даже стихи пытался писать. Но интересов становилось все меньше и меньше, основной установкой в голове становилось употребление ради употребления, вытесняя все остальные человеческие чувства и стремления.

Самая продолжительная ремиссия в жизни - 9 месяцев

Спустя некоторое время у меня началось отторжение от винта на физическом уровне. При виде шприца с готовым наркотиком начинало тошнить. Полчаса рвало, но потом я все равно шел и кололся. Умом понимал, что это, грубо говоря, уже полная задница, надо что-то делать. Мне посчастливилось снова вернуться к вере в Бога и я принял духовное посвящение, понимая, что это мой единственный шанс спастись из кошмара и безысходности. И около 9 месяцев оставался трезвым - это самая продолжительная ремиссия в моей жизни на текущий момент.

И тут я совершил большую ошибку. Сам себя накрутил, что мой духовный путь - это поиск благодатных состояний, которые приходили ко мне время от времени, то есть по сути по привычной схеме решил "торчать" на религии. А еще я рационализировал свой страх перед возможной несостоятельностью в сексе и придумал, якобы хочу быть выше этого, вести монашеский образ жизни. Сейчас я понимаю, что по сути пытался притворяться святым - это для меня была такая защита от собственных страхов.

При этом подавляемое влечение было очень сильным. В итоге, когда у меня произошел первый полноценный сексуальный опыт и оказалось, что детские страхи были безосновательны, возникло подсознательное чувство вины - а для наркомана это один из любимых поводов для того, чтобы продолжить употребление. Я был уже на грани срыва и лишь ждал повода для него. Помню, как ехал на скутере и размышлял, стоит ли выкурить мне один косяк, чтобы расслабиться. В итоге нескольких затяжек хватило, чтобы на много лет выпасть из трезвой жизни.

Когда закончилась еда, брал сахар и переплавлял его на леденцы

У меня начался первый опыт совместной жизни с девушкой. Она была не настолько зависимой, как я, но курила траву и периодически употребляла наркотическое обезболивающее, вызывающее физическую и психическую зависимость, синтетический аналог героина. Я тоже подсел на него, но все еще старался не попадать в сильную систему: 3 дня поем таблетки, потом сделаю себе стоп на 3 дня и так далее по кругу.

Поскольку мы жили вместе, я устроился на первую серьезную работу в сфере информационных технологий, благо, с детства возился с компьютерами, даже программировать учился с репетитором еще в начальной школе. Работа мне нравилась, было приятно чувствовать себя полезным и состоятельным в чем-то. Но вскоре я все же уволился - работать с этим наркотиком было возможно, лишь употребляя его непрерывно, а этого мне не позволяло здоровье и страх попасть под сильную физическую зависимость - ломки. К тому же под наркотиками я становился совершенно необязательным.

Даже не помню, где на том этапе брал деньги. Поверьте, наркоманы их всегда находят. Но хорошо запомнился момент, когда дома закончилась еда, а мне было настолько все равно, что я брал сахар и переплавлял его на леденцы, абсолютно не беспокоясь о том, что моей девушке элементарно нечего есть. Понятное дело, мы начали сильно ругаться. В итоге, я "заторчал" еще больше, причем начал колоться "бубками" (кустарно изготовленным грязным раствором алкалоидов опия. - TUT.BY), хотя еще совсем незадолго до этого относился к "бубочникам" с большим презрением. Как правило, все психостимуляторщики рано или поздно приходят к опиатам, потому что они на время действия неплохо снимают боль, усталость и чувство вины.

В 2006 году мне стало совсем тяжко, и по собственному желанию я лег в платное отделение неврозов, где провалялся 17 дней. Там у меня был первый опыт общения с психотерапевтами. Помню, что после разговора с ними я почувствовал сильное облегчение. После выписки устроился системным администратором в большую международную компанию. Жизнь немного наладилась, даже девушка ко мне вернулась. Работать было реально интересно, особенно общаться с людьми, обучать их.

Но спустя какое-то время мне стало скучно, чего-то не хватало. Сначала я снова начал курить траву, потом - есть таблетки. Помню, как меня отправили в командировку в наш филиал и я приехал в аэропорт с пакетом марихуаны в кармане. Это было полное безумие! Страх попасть за решетку был, но одержимость наркотиками оказалась сильнее. Во время прохождения таможенного осмотра у меня начали трястись руки, я был уверен, что сотрудники службы безопасности все поймут. К счастью, у меня тогда ничего не нашли.

Все пошло по привычной схеме — работать становилось все сложнее и ленивее. Когда я в очередной раз не вышел на работу (а от меня напрямую зависела связь между филиалами), генеральный директор нашей фирмы даже приезжал ко мне домой. Мне же было настолько страшно и стыдно смотреть ему в глаза, что я сбежал в тапочках вниз и спрятался в подъезде. Потом я уже просто перестал ходить в офис, все поняли, что с этим человеком не стоит иметь дело, и уволили меня по статье.

Обвинял в своих бедах все что угодно, только не наркотики

Жутко устав от употребления, в какой-то момент я решил бросить все и поехать автостопом в Украину, где познакомился с ребятами-бродягами, которые играли музыку на улице. С детства я играл немного на гитаре и барабанах и присоединился к ним. Долгое время это был мой единственный реальный источник дохода, что меня в принципе устраивало. Перемена места освежила меня, придала оптимизма - мне удавалось какое-то время жить без тяжелых наркотиков. Я влюбился в девушку из Крыма и всерьез задумался о том, чтобы еще раз попробовать создать семью.

Много путешествовал, особенно по Сибири. Там познакомился с мастерами, которые делают аутентичные музыкальные инструменты, начал их продавать оптом, одолжив у отца денег на старт. Получалось хорошо, но как только у меня в руках появились деньги - все закрутилось снова. В отношениях я хотел только брать, ничего не давая взамен, и конечно же, это не могло продолжаться долго. В итоге спустя несколько лет я снова оказался дома в очень прискорбном состоянии. При этом я абсолютно не понимал, что я болен зависимостью, обвиняя во всем "творческий кризис", "боль расставания" и все что угодно...

Из-за наркотиков у меня развивалось биполярное аффективное расстройство, о котором я упоминал в предыдущей статье, также известное как маниакально-депрессивный психоз. В период мании я чувствовал себя сверхчеловеком, выдумывал всякие безумные проекты. Как пример: увлекся благотворительностью, решил, что это и есть моя цель - помогать людям, трудясь в благотворительной организации. А потом почему-то решил, что там работают нехорошие люди и мне нужно было с ними бороться. Однажды Новый год я встретил в Питере в психиатрической лечебнице - пришел туда сам, в состоянии сильного психоза. Выйдя оттуда, я выкинул в мусорный бак припрятанные наркотики и пообещал себе больше никогда не возвращаться к этому кошмару. На тот раз я продержался около двух месяцев...

Любимое занятие - мошенничество

Денег нужно было все больше, и в 2011 году я нашел себе новое занятие - кредитное мошенничество. Я оформлял кредиты на себя, помогал брать кредиты другим, подделывая справки о доходах, и многое другое. Легкие деньги приходили часто и помногу, и я в прямом смысле подсел на "халяву", не задумываясь о последствиях. А потом у меня началась депрессия, и меня объявили в розыск судебные исполнители. Долгов было очень много как перед банками, так и перед людьми - несколько десятков тысяч долларов. Какое-то время я скрывался в России, потом все-таки вернулся, и меня поймали. Но, к моему большому удивлению, меня не посадили в тюрьму, дав возможность рассчитаться.

Чтобы раздать долги, я предложил отцу продать 1-комнатную квартиру, которая мне осталась в наследство от бабушки. Квартиру продали, и я таки вернул большую часть долгов, но значимую часть денег прокурил - примерно тогда появились спайсы, и я сразу активно переключился на них. Удивительно, что удовольствия от них не так уж и много, но зависимость сильнее, чем от большинства наркотиков, которые я пробовал раньше.

Также я начал употреблять современные китайские психостимуляторы, часто называемые в наркоманской среде "шизостимами". На самом деле, слово очень меткое. В отличие от стимуляторов старого поколения от новых сразу или вскоре после употребления приходит состояние сильнейшего психоза и паранойи, которую невозможно контролировать.

В тот период я первый раз посетил собрание "Анонимных наркоманов" и краешком сознания понял, что болен химической зависимостью. Меня поразили старые знакомые, которых я там встретил. Они много лет употребляли наркотики еще жестче, чем я, причем без перерывов. Удивительно было то, что в момент встречи они были трезвыми уже довольно долго, и я поверил, что это может помочь и мне. Но тяга употреблять была сильнее, и я предпочел выбрать ее. Впервые попытался тогда лечь в государственный реабилитационный центр, но меня туда не взяли. На тот момент я решил, что это означает, что я не такой, как все, особенный, и в лечении не нуждаюсь. Теперь же понимаю, что психологи-профессионалы просто не увидели у меня положительной мотивации отказаться от употребления.

Получил приговор за поступок, который обычно совершают подростки

Находясь на очередной волне маниакального психоза, я решил, что надо бороться с наркоторговлей (при этом сам находился в системе!), и принялся кидать наркоторговцев, что приносило немалые деньги. В какой-то момент я снимал дорогую квартиру в самом центре города и шиковал. Но никакой радости мне это не доставило. Кроме наркотиков, практически все мне было безразлично на тот момент. От меня ушла девушка, очень добрый и чистый душой человек. На тот момент мы встречались около двух лет, причем она никогда ничего не употребляла и была в ужасе от того, что со мной происходит.

В расстроенных чувствах я взял несколько дорогих вещей напрокат, немедленно продал их, купил несколько граммов спайсов и билет на первый попавшийся самолет. Я понимал, что совершенное мной приведет снова к розыску (как и произошло вскоре) и на этот раз, вероятнее всего, к лишению свободы. Но в тот момент голова у меня была полностью отключена, и все это не имело значения. Около года я жил в другой стране. Когда же удалось узнать по своим каналам, что я больше не в розыске, решил вернуться домой. Понимая, что уголовное дело закрыть не могли и рано или поздно меня поймают, я собрался с духом и явился с повинной. Благодаря этому мне вынесли мягкий приговор в виде исправительных работ, хотя могли посадить. Это моя вторая судимость, первый раз судили 10 лет назад - за хранение наркотиков без цели сбыта.

Я долго считал себя настоящим моральным уродом

После многократных, в течение долгих лет, попыток завязать я перестал верить самому себе. Перед тем как лечь на реабилитацию в 21-е отделение в Новинки, находясь в состоянии психоза, я пришел к соседу-милиционеру, отдал ему свои аккаунты на сайтах и форумах, где продают наркотики, и попросил, если продолжу употреблять, посадить меня в тюрьму. Таким образом я хотел обрезать себе все концы, поскольку жить дальше, употребляя, стало совсем уж невыносимо.

Если у вас есть какие-то конкретные вопросы или пожелания — пишите в комментариях или в личных сообщениях. Мой ник на tut.by — oleg.rehab, email - [email protected]

И огромное спасибо всем за поддержку!

***
В следующем выпуске Олег вспомнит самые ужасные ситуации из своего наркоманского прошлого: как едва не потерял руку, чуть не сгорел заживо в лесополосе и был готов уколоться шприцем от ВИЧ-инфицированных наркоманов.

— ноября 5, 2011 at 15:12

«НАРКОМАНИЯ - НЕ БОЛЕЗНЬ, А ЗЕРКАЛЬНОЕ ОТРАЖЕНИЕ ОТНОШЕНИЙ В СЕМЬЕ »

История Никиты, Александра Леонидовича и Александры Владимировны

«ЧЕЛОВЕКА УВАЖАЮТ ЗА ТО, ЧТО ОН ДЕЛАЕТ САМ »

Никита

Когда ты становишься сильнее наркомании, ты начинаешь видеть ее причины. Наверное, я начал принимать наркотики, потому что они помогали поддерживать определенный статус в компании и создавали ощущение свободы от родительского контроля. Мне казалось, что если я это делаю, круче меня никого нет. На самом деле, думаю, мое окружение понимало, что я - никто и ничто: шестнадцатилетний мальчик, который строит из себя нечто, не имея за душой ничего, кроме родительского авторитета и денег…

В школьные годы я был дебоширом. Из трех школ меня выгоняли за хулиганство. Я постоянно искал приключения - без них было скучно. Знания давались легко, не надо было особо напрягаться. Я все писал и делал сам, и у меня было ощущение, что так будет и дальше - все в жизни будет даваться легко. Наверное, поэтому и начал расслабляться. В восьмом классе я уже регулярно прогуливал занятия, пиво и сигареты были в порядке вещей. Я знал ребят, которые курили «траву», это тоже казалось чем-то вполне обычным: вот, курят - и ничего.

Я ходил во многие спортивные кружки, но любой спорт бросал при появлении первых трудностей. Теперь понимаю, что, стоило еще немного напрячься - и все бы получилось, но тогда просто говорил: «Мне это не подходит».

В старших классах вместо уроков я ходил в компьютерный клуб. Деньги брал у родителей потихоньку, если пропажа обнаруживалась - пытался свалить вину на домработницу. Родители отправили меня учиться в Англию, но из английской школы я вылетел на четвертый день - за то, что устроил пьянку, напоил учеников водкой и обругал преподавателей. Родители рассердились - в наказание отвезли на дачу. Но надолго я там не задержался.

Мама тогда очень много времени проводила в разъездах и командировках, а отца я всерьез не воспринимал. В моем представлении настоящий мужчина должен был кататься на очень дорогих машинах и сорить деньгами, а папа не соответствовал этому образу.

Я рано научился вбивать клинья между родителями: если папа замечал, что я веду себя неадекватно, и говорил об этом маме, я в ответ наговаривал ей на него все, что приходило в голову, вплоть до того, что он ей якобы изменяет. Мама верила и была ко мне лояльна. С папой такое не проходило, но я всегда находил поддержку у мамы.

Мне многое долго сходило с рук. С 15 лет у меня была своя машина. То есть, она была мамина, но я пользовался ею постоянно. Однажды я взял ее без спроса и попал в аварию. Меня отругали, но особо не наказывали.

Наркотики казались мне самым лучшим, что только может быть, все остальное - пустой тратой времени. Жить было весело: я ходил в казино, в ночные клубы, играл на автоматах. Когда денег стало не хватать, сделал слепок с ключа от сейфа и брал там родительские деньги. У родителей тоже продолжал просить - для отвода глаз. Поводы находились всегда: дни рождения, подарки для друзей и так далее.

В семнадцать лет я поступил в университет и стал встречаться с девушкой. Она была старше. Родителям показалась положительной и понравилась. Они сняли для нас квартиру, давали деньги на еду и вещи. Думаю, моей девушке только это и было нужно. Она сама курила «траву» и прикрывала меня. Чтобы она не возмущалась, когда я подолгу пропадал и оставлял ее одну, я задабривал ее подарками.

В университет я почти не ходил, и вскоре меня выгнали. Семья решила, что я пойду служить в армию и это должно поставить меня на место. Но и в армии не было проблемой достать наркотики. К тому же, я часто отпрашивался из части и ездил в Киев «лечить зубы» - об этом мама договаривалась с командиром части. Я ненавидел зубных врачей, но готов был ходить к ним на прием, лишь бы вырваться в город, забежать к товарищу и разжиться наркотиками. Ни от чего другого я не получал удовольствия. И принимал любые препараты, которые мог достать.

Родителей я тогда воспринимал как сожителей и финансистов. Они были средством достижения моих целей, «лесенкой», по которой я все выше поднимался в своих иллюзиях. То, что они давали, я принимал как должное и постоянно ссорил их между собой, чтобы от каждого получить свой выигрыш. Я знал, что можно поругаться с папой, «подставить» его перед мамой и потом взять у нее денег. Если поссорить родителей не удавалось, и они ополчались против меня вдвоем, я обвинял их в том, что они мало для меня делают, указывал на детей, у которых было больше, чем у меня, внушая мысль, что они меня обидели и чего-то недодали. Я шантажировал их тем, что уйду или выброшусь в окно, потому что они мне надоели. Сейчас я вспоминаю все это с трудом - этого было слишком много.

Я не задумывался тогда над тем, одинок ли я, но чувствовал какую-то пустоту. В глубине души я понимал, что ничего сам по себе не значу, никому не нужен. Даже «друзья» постоянно обманывали меня, «разводили» на деньги.

Я очень быстро набирал дозу. В последнее время, бывало, ездил к «барыгам» по несколько раз в день. Постоянно курил траву, чтобы «прибить» желание уколоться, но становилось только хуже. Под конец принимал героин вместе с метадоном, колол его внутримышечно, от чего мышцы сильно раздувались. Этот путь - от первого выкуренного «косяка» до героина с метадоном - я прошел всего за два с половиной года.

Несколько раз я попадал в аварии - просто засыпал за рулем. Однажды, заснув, остановился прямо посреди дороги. Милиционеры обыскали машину, «изъяли» мобильный телефон, часы, золотую цепочку, зато на шприцы и метадон не обратили внимания.

Моментами я понимал, что мне совсем плохо и что все это скоро должно закончиться, так уже продолжаться не может. Как корова, которую ведут на забой, я чувствовал приближение смерти. Хотелось попросить помощи у родителей, но не хватало смелости. Помогло то, что один знакомый увидел меня в невменяемом состоянии. Он позвонил родителям. Когда я ненадолго отлучился от машины, а потом вернулся, увидел, что ее грузят на эвакуатор. Рядом стоял отец. Он сказал: «Невменяемые не могут сидеть за рулем!»

После этого они собрали семейный совет. Сказали, что я поеду в Центр «Выбор» на три месяца. Я не очень испугался: в армии мне удалось продержаться год, так что три месяца не казались таким уж большим сроком. Меня стали готовить к поездке. Ехать в Центр надо было трезвым, и родители пригласили нарколога, который делал мне капельницы, чтобы «промыть кровь». Два дня я терпел. На третий решил выйти в подъезд покурить «траву». Отец запретил выходить, тогда я стал драться с ним и с наркологом, который делал капельницы. Меня связали и отправили в «психушку».

Пребывание в психиатрической больнице помню отрывками. Там меня закалывали нейролептиками, и я не знаю, что делал от укола до укола. Помню решетки на окнах и еще - что искал, как оттуда выбраться.

Когда я вышел из больницы, мама сказала: «Здравствуй, Никита». Она не сказала «сыночек», как раньше, а назвала меня по имени, и я понял: что-то изменилось.

В «Выбор» я приехал в стопроцентной уверенности, что это очередная «разводка», что все кончится, как и раньше, ничем: потерплю три месяца, потом снова буду колоться. Первые два дня отходил от нейролептиков (уже в день выписки из «психушки» меня с утра обкололи), нес какую-то околесицу. Потом немного опомнился, стал спрашивать у ребят, сколько они здесь находятся, в каких условиях придется «лежать», и тому подобное. Тогда я впервые подумал, что все не так просто. На третий день стал лить крокодильи слезы: «Я все понял, больше не буду, хочу домой». Леонид Александрович сказал: «Поставь сумку. У тебя два выхода: или начнешь думать, или снова попадешь в дурдом». Этого я не хотел ни за что, решил, что лучше буду «думать». Хотя, как потом выяснилось, это было ничуть не легче, в каком-то смысле - с непривычки - даже труднее.

Первые полтора месяца постоянно врал и спорил на группах, рассказывал небылицы. Ребята хохотали, а я думал, что им это нравится. Потом понял, что они смеются надо мной. Мне говорили, что я иждивенец, не человек, что сижу на шее у родителей, что мужчины себя так не ведут. Когда я пытался поссорить ребят между собой, получал мгновенную ответную реакцию. Я думал, будто говорю то, что думаю, а говорил то, что от меня хотели слышать. Ребята чувствовали вранье, вылавливали во мне эту «гниль» и вытаскивали на поверхность. Они переставали со мной разговаривать. И я чувствовал одиночество.

Потом, когда я стал уже старожилом, я видел, как пытаются врать на группах новички, и всегда было понятно, что они врут, и становилось неинтересно.

У меня накопилось много вопросов, но задавать их я боялся: бывало, задашь один невинный вопрос, а Леонид Александрович вычислит и вытащит из него еще множество вопросов - один другого труднее. И я вскоре понял, что лукавить здесь бессмысленно, надо говорить только правду, потому что ложь видна, и тебе потом больше не верят. Но говорить правду было очень трудно.

Я приноравливался к новым требованиям: начал заниматься спортом, бегал по утрам. Мне стали оказывать доверие. Разрешили работать на компьютере, проверять электронную почту. Я воспользовался этим и написал письмо своей девушке.

Когда через два месяца я спросил Леонида Александровича, какие изменения он во мне видит, он ответил: «Все хорошо, но только ты нас обманул - написал письмо». В первый раз мне сделалось стыдно: ведь мне только начали доверять, и вдруг, в один момент, все развалилось! И впервые я подумал, что вранье никогда ни к чему хорошему не приводит.

Леонид Александрович объяснил, в чем моя главная ошибка: я не понимал, что такое мужчина, как он должен себя вести. И я понял, что если не научусь этому в Центре, то не научусь нигде.

Мне надо было привыкнуть думать и делать одно и то же. Я не мог проспать утром, когда все бегают, а потом рассказывать, как я хочу заниматься спортом. Леонид Александрович говорил: «Если выключить звук и смотреть только на твои движения, становится понятно, что на самом деле ты хочешь спать».

Когда я стал говорить о том, что меня действительно волнует, ребята начали помогать мне разбираться в себе. Именно они сказали, что я отношусь к отцу хуже, чем к маме, и посоветовали подумать над этим. Я замечал ребят, которые мне нравились, приглядывался к ним, старался что-то перенять: у Артема - немногословие и способность много делать, у Максима - умение всегда говорить правду, какой бы она ни была, у Володи - способность быстро исправлять ошибки.

Через полгода Леонид Александрович сказал мне: «Ты сейчас начинаешь с нуля. Это очень хороший результат, потому что раньше ты был в большом «минусе». Скоро я почувствовал, что вышел в «плюс»: я научился общаться с людьми, а не с наркоманами. Со мной стали общаться папа, мама, брат и многие люди, которые раньше воспринимали меня как придаток к родителям. Я научился видеть в людях людей. Я понял, что друзья - не для чего-то, это люди, которые за тебя переживают, готовы поддержать, и которым ты тоже готов помочь.

Я перестал парить в облаках и увидел жизнь в реальном свете. Я понял, что нельзя ничего просить, потому что никто не должен мне ничего давать, и надо самому всего добиваться. Понял, что «не могу» не существует, есть только «не хочу», и его надо преодолеть.

К родителям я почувствовал благодарность: они мне очень помогли, очень многое дали мне в жизни. И даже когда они поступали со мной жестко, отправляли в «психушку» - они меня спасали. Если бы не они, я бы уже умер, как умер тот человек, который дал мне впервые попробовать наркотики. Как умерли те трое ребят, с которыми я начинал курить, потом колоться: один - в двадцать один год, другой - в восемнадцать с половиной, третий - в день своего восемнадцатилетия, отпраздновав знаменательную дату большой дозой и оставив беременную подругу, чей сын родился уже после его смерти (родители уговорили ее родить ребенка, чтобы от их сына осталось хоть что-то на земле).

Мне стыдно было вспоминать, как я ссорил папу с мамой, как я их «подставлял», оскорблял, как я им врал. Я должен был научиться жить совсем иначе.

Вернувшись домой из Центра, я впервые в жизни пошел работать. Сначала - с маминой помощью. Но это был неудачный опыт: меня взяли по протекции, относились как к «маменькиному сынку», не было перспектив роста. Вторую работу я нашел сам - прошел собеседование, потом устроился на стажировку. Через две недели мне дали первое задание. А потом поручили серьезный участок работы. И еще я восстановился в университете, но решил, что буду учиться на заочном, чтобы не оставлять работу.

Помню, как-то мама говорила, что она многого достигла сама, и что если бы жив был ее отец, он бы ею гордился. Я тоже хочу, чтобы мама и папа мной гордились, и стараюсь все делать для этого. Сейчас я считаю своей главной целью учиться и укреплять отношения с людьми. Я уже не бросаю слов на ветер, как раньше: говорю тогда, когда считаю нужным, и делаю то, что надо делать. Меня радует, что папа стал мне другом, и брат - тоже стал другом. И я хотел бы, чтобы мои дети не делали таких ошибок, как я, чтобы они умели слышать других людей и ценить внимание и заботу близких.

У человека должна быть семья, дети и работа. Нужно чем-то постоянно заниматься, обновляться, развиваться, заботиться о своей семье, чтобы близкие гордились твоими результатами. Работа дает уверенность, человек осознает, на что он способен. Любого человека уважают за то, что он делает сам, а не за то, что он чей-то сын. На работе у меня есть убедительный пример: директора моей компании - люди, у которых еще три года назад не было ничего, кроме знаний, с ними они начали работать для людей. И за три года они заработали такой авторитет, какой другие не смогли заработать за всю жизнь. И они сделали это своим трудом, своим отношением к людям.

Сегодня... мне не верится, что я мог жить
другой жизнью, жизнью наркомана.

Родился я в Ленинградской области. Помнить начал себя рано, с детского садика. В целом я свое детство вспоминаю с удовольствием. Лето я проводил у бабушки с дедушкой в Карелии, там было весело, была своя компания - вместе ходили на рыбалку, играли, купались. Единственное, что омрачало мое детство, это пьянство отца. Когда он был трезвым, все было хорошо, помню, он меня любил, проводил со мной много времени, вместе ходили на рыбалку, гуляли. Некогда отец напивался, то начинал орать, командовать, всегда включал магнитофон на полную громкость с песнями Высоцкого (кстати, я из-за этого до недавнего времени слышать их не мог). В таком состоянии я его боялся. Когда отец приходил пьяный, мать обычно меня забирала, и мы уходили ночевать к ее подругам. Со временем он выпивал уже практически каждый день, однажды мы с мамой даже полгода жили у ее подруги.

Когда мне было 10 лет, родители развелись. Самого факта развода я не помню, меня на это время отправили в пионерский лагерь, оттуда привезли в город уже на новую квартиру. Отец один-два раза в год меня навещал, я не помню, что я при этом чувствовал, но помню точно, что мне не хотелось, чтобы он оставался у нас, я быстро привык жить без него.

В школе до 5-го класса я учился хорошо, занимался спортом. Лет в 7 я смотрел фильм про десантников, и мне тоже хотелось стать сильным и ловким. Когда мне было 10 лет, в школе открылась секция по дзюдо, и я стал ее посещать. Мне очень нравился тренер, м до сих пор я считаю, что он был настоящим мужчиной: он знал свое дело, не орал, говорил доходчиво, любил свою семью. Я его очень уважал. Со стороны родителей был жесткий контроль, мне и в голову тогда не приходило, что можно прогуливать уроки, не слушаться маму.

В 5-м классе учиться стало уже сложнее, к тому же я понял, что мама не такая уж и страшная, можно и прогулять, все равно она ничего сделать не сможет. К 7-му классу я уже делал что хотел. Жили мы бедно, я не мог себе позволить купить джинсы, кроссовки, у меня не было магнитофона. Я сильно из-за этого комплексовал, напрягал маму, спрашивал: "Почему у других все это есть, а у нас нету?" Она пыталась что-то предпринимать, но помимо того, что все эти шмотки стоили денег, в то время это был еще и дефицит, так что у нее плохо получалось. Я с детских лет был "борцом за справедливость". Еще первом классе жаловался маме на плохих учителей, опал ногами, устраивал истерики. Помню, в 5-м классе у нас была классная руководительница, которая могла схватить за руку, потрясти. А я был человек грамотный, знал, что детей бить нельзя. Стал всем капать на мозги - учителям, ученикам, родителям - в общем, классную выперли из школы. И был любитель поспорить с учителями, у меня было обостренное чувство справедливости. Я же точно не помню, были ли несправедливости, но чувство было. На уроках физкультуры я стоял вторым по счету с конца, был маленьким, но держал у себя в классе лидерство. Когда приходил новичок, ему говорили: "Иван у нас самый сильный". Хотя, в основном, это были понты. Я любил кого-нибудь поколотить, был агрессивным, меня боялись. Я чувствовал себя от этого лучше. Я изо всех сил старался выделиться - то красился в огненно-рыжий цвет, то делал себе безумные стрижки. В 7-м классе проколол себе ухо и вставил серьгу, но через неделю вынул, потому что все остальные тоже вставили - никого не удивишь.

Как я уже говорил, примерно с 5-го класса я стал прогуливать уроки, болтался с друзьями, играл в футбол, хоккей. В 6-м классе я стал ходить в кинотеатр по соседству, где собирались молодежные тусовки; "грел-уши", начал курить. С 7-го класса стал выпивать. К выпивке я всегда относился отрицательно, так как насмотрелся в детстве. Сначала думал, что никогда не буду пить, когда начал выпивать, решил, что алкоголиком уж точно не буду. Помню, как мы после 7-го класса поехали в ЛТО, пили там водку. Однажды даже не ночевали дома. Нас отпустили в город, но домой мы не поехали, благо родители думали, что мы в лагере. Поехали в Петродворец, бегали ночью по фонтанам, там нас и задержала милиция. В милиции мне было интересно, мы очень нагло себя вели, чувствовали себя героями, маме, естественно, что-то наврал.

В Карелию ездить мне уже было неинтересно. Я тогда общался с гопниками - портвейн, драки, ватники. Любимым занятием было гонять "чурок" из ПТУ по соседству. Под этим имелась даже "идеологическая подоплека" - у моего приятеля брата пырнули ножом люди из этого ПТУ, а мы - "подрастающее поколение" - как бы мстили. Мне в основном нравился ажиотаж вокруг этого, в самих драках я участвовал редко.

В 7-м же классе со мной произошел случай, который сильно поднял мой авторитет. Я жил в своем доме уже несколько лет, но никого из ребят не знал. Так получилось, что я стал невольным свидетелем убийства - к моему соседу-культуристу пристали пьяные, была драка, приехала милиция. Одного из пьяных, запихивая в милицейскую машину, уронили, и он, ударившись головой об асфальт, умер. Я все это видел и дал показания в суде, культуриста отпустили.

Жизнь моей семьи меня тогда вообще не интересовала. Мама пыталась как-то устроить свою жизнь. Появился отчим. Я относился к нему с опаской. Мужик он был крутой, у него был свой шофер, который заезжал за ним утром на "вольво", продукты он покупал в валютниках, был круто прикинут. Сначала отчим пытался мне всячески угодить, когда я стал совсем выходить из-под контроля - учил меня жизни, пытался контролировать, из-за этого у нас были частые конфликты. Потом он спился, но я это уже плохо помню, потому что торчал.

Мать еще предпринимала какие-то попытки. Мне не нравилось, что моя жизнь может как-то измениться, и вообще, я не хотел принимать в этом никакого участия.

К концу 8-го класса все стало уже серьезнее, я "бросил пить". Понял, что ничего существеннее пива я пить не могу, потому что если я пил, то всегда напивался, цель у меня была такая. Мне не очень нравилось конечное состояние - я вырубался, блевал. К 8-му классу я перестал общаться с гопниками. Во-первых, потому, что стала распадаться компания, потом появились новые знакомые. Я узнал, что можно зарабатывать деньги самому, занимаясь спекуляцией. В голове засела идея наживы денег. Стал спекулировать шмотками, входить в полукриминальный мир. Для спекуляции у меня была своя идеологическая платформа - "жить на одну зарплату - в падлу". Я считал, что кругом одни придурки и лохи. Деньги мне нужны были, чтобы хорошо одеться, купить магнитофон. Мы с приятелями много говорили о загранице, эти разговоры западали в голову. Я решил твердо, что нужно уезжать в свободную Европу, а еще лучше в Америку, при коммунистах ничего хорошего не будет. В 8-м классе я практически не учился, выезжал на старых знаниях, тем более что учителя ко мне хорошо относились.

Недалеко от моего дома было заведение, которое днем работало как закусочная, а вечером как кабак. Там собирались бандиты. Субботу, воскресенье я всегда там бывал. Это был просто бесплатный американский боевик, туда приходили ребята-боксеры, у которых меньше первого взрослого разряда не было, обязательно кому-нибудь били морду.

После 8-го класса я поехал на юг, там впервые попробовал анашу, да еще и с собой привез. О наркоманах к тому времени я не только слышал, но и был с ними знаком, они жили и в моем доме, и везде вокруг.

После юга я решил поступать в мореходное училище. У меня один из родственников плавал, у него весь дом был забит импортной техникой - аудио, видео и т. д. Я тоже всего этого хотел, и к тому же загранпоездки - это еще и шанс осуществить старую мечту там остаться. Поступил я в училище без напрягов. 1 сентября взял с собой анаши и пошел учиться, а там - казарма. Система была такая: два месяца постоянно живешь в казарме, потом в течение года отпускают домой на субботу, воскресенье, а потом вообще живешь дома. Мне нужно было "отмучиться" только два месяца. Но это было не для меня. В-казарме моих земляков не было, все были иногородние. У людей были "быковские" понятия, мне не нравились их шуточки. Хотя по замашкам я сам был таким. Отучился я 6 дней - мое обостренное "чувство справедливости" больше не позволило мне выполнять приказы и распорядок дня. А тут еще и анаша кончилась. Я просто ушел оттуда прямо в форме. Помню, как ехал я в ней через весь город и жутко стеснялся. Приехал домой, мать в отъезде, переоделся и загудел на две недели.

Мой закадычный друг поступил в художественно-реставрационный лицей, мамина подруга помогла мне тоже туда пристроиться. Я с детства неплохо рисовал, но мне было уже не до того. Я быстро вник в суть "обучения" - учиться не надо, надо курить анашу. Я все время прогуливал, через год из училища выперли. Время я проводил все в том же кабаке, иногда выпивал, постоянно курил анашу, спекулировал. У нас там постепенно образовалась молодежная банда, отнимали у людей деньги, существующие и несуществующие долги. Это были уже уголовные дела, хотя всерьез как-то я это не воспринимал. Летом с приятелем опять поехали на юг, там познакомились с очень богатыми людьми, развлекались за их счет. Они пообещали пристроить на хорошую работу, дали свой телефон. Но когда вернулся с юга, так им и не позвонил. Пока я отдыхал, мои бывшие однокурсники ездили в стройотряда Астрахань и привезли оттуда много анаши на продажу. Я их всех "кинул", анашу забрал, благо в училище уже не учился и найти меня было трудно. Анаши было море, мы с приятелем целыми днями сидели и курили.

Планов у меня в жизни никаких не было. Я пристроился в "Катькин садик" продавать майки, матрешки, ездил на вечеринки, дискотеки. У одного моего приятеля Выла пустая двухкомнатная квартира, где постоянно собирались Сумасшедшие компании, приходили в нее без хозяина, он даже права голоса не имел. Я тоже туда ходил, там и вник, что такое опиум. Среди моих знакомых было несколько наркоманов, они совсем мне не казались страшными... Однажды, с одним из них, мы шли на дискотеку, он был вроде бы в завязке. По дороге встретили еще одного знакомого, который попросил моего приятеля помочь взять опиаты. Денег ни у кого, кроме меня, не было. Тогда а попросил взять кайф и на меня. Они меня спросили: "Зачем тебе это надо?", а я у них: "А вам зачем?" На это им ответить было нечего, они взяли. раствор и на меня. Я сначала очень боялся, что будет больно, приятели говорили, что не будет, - обманули, было больно, но последующие ощущения стерли эту боль. На дискотеку мы не пошли - передозировались. Никакого чувства вины у меня не было, наоборот, я был доволен, что в этой компании я ничем не хуже других. На следующий день взял еще. Потом неделю был перерыв, и я понял, что опиаты - это то, что нужно.

Перестал курить анашу, стал постепенно забрасывать дела, все чащей чаще употреблял опиаты. На самом деле дискотеки я не любил, ходил туда только потому, что все ходили. А после инъекции было не в облом просто так посидеть, не надо никуда ехать, никаких проблем. Несколько раз я передозировапся, меня тошнило, но это было не так противно, как при алкогольном опьянении. Стал отлынивать отработы в "Катькином саду", лень стало туда ходить, решил, что это слишком сложный путь зарабатывать деньги. У моего тогдашнего окружения был девиз "Нажил -спустил, нажил- спустил". Проработал я там до Нового года.

Тот Новый год был уже очень показательным относительно степени моей зависимости от наркотиков. Со своими друзьями мы решили отметить праздник в той самой квартире. Там намечалась компания -двое парней, моя бывшая однокурсница из училища и мы с приятелем. Я купил в "Метрополе" за бешеные деньги бутылку шампанского (в то время это был дефицит), это была единственная бутылка на всю компанию. Мой приятель, тот самый, с которым мы ездили на юг, сильнодействующих наркотиков не употреблял, иногда покуривал анашу. Я стал его уговаривать попробовать, что такое опиум. Он с трудом согласился. Накануне Нового года мы пошли искать кайф, но за деньги уже купить было нельзя. Мне предложили поменять раствор на бутылку шампанского. Я долго не колебался, пришел в эту квартиру, там уже собралась вся компания, сказал, что шампанское мое, и унес его. Все страшно обиделись. Мы с приятелем обменяли шампанское на кайф. Непосредственно Новый год я встретил с мамой, потом с этим приятелем мы поехали к знакомому наркоману, мы еще не умели колоть себя сами. Он нам сделал, моему приятелю жутко понравилось. Потом мы поехали к нему домой, и там нас "тряхнуло" - температура под 40, озноб, видимо, раствор был грязный. Так весь Новый год и провалялись. Утром я ему объяснил, что это случайность, надо пробовать дальше.

После Нового года работу я забросил, наркотики употреблял очень часто, при любой возможности, а возможности активно искал уже сам. Примерно через месяц я попал в милицию. Случилось так, что я попросил своего знакомого купить на меня кайфа за его счет, а сам пошел домой за деньгами. Взял деньги, иду весь в предвкушении. Захожу в парадную, спускаются два каких-то незнакомых мужика, хватают, заламывают мне руки и ведут в машину. Как потом выяснилось, взяли торговца и вылавливали всех, кто к нему приходил. Я сначала пытался что-то объяснить, говорил, что шел к приятелю, но мне не поверили и запихнули в машину. По дороге я "сел на измену", зачем-то стал выдирать листы из записной книжки, запихивать их под сиденье. У меня не было с собой шприцев, но руки были все исколоты. Я, правда, пытался что-то наврать насчет курса глюкозы. В отделении я по незнанию начал качать права, но мне быстро дали в лоб, и я понял, что этого делать не надо. Я был самый молодой, мне ничего не сделали. Вызвали маму, показали ей мои руки и отпустили. По дороге домой мама

плакала, что-то говорила, просила ей обещать, что я больше так не буду. Но я обещать ничего не стал. Дома отчим пытался учить меня жизни, типа: "До чего ты мать довел!" Но я ему сказал, что никого не просил никуда ходить и чтобы меня оставили в покое. Вечером пошел в эту квартиру, где мы собирались, весь кипел от возмущения, чувствовал себя борцом за справедливость. Мы вообще были любители основательно поговорить о том, что в развитых странах чуть ли не на улице продают метадон, а у нас дурацкие законы, и все в таком духе.

Но, наверное, где-то в глубине души я уже тогда чувствовал что-то неладное. Один из приятелей посоветовал с черного переломаться на белом.

Эфедрон мне не понравился, была рвота, противный отходняк. Я несколько раз пробовал эфедрон, эффект был один и тот же. Так что выбор кайфа был сделан окончательно. В мае, как раз под действием эфедрона, мы с приятелем решили поехать в Карелию переломаться. Сильных ломок у меня в то время, правда, еще не было. Приятель до места не доехал, у него не оказалось паспорта, а я очутился у бабушки с дедушкой. Собирался я там пробыть месяц, но через три дня, выпросив деньги у родственников, я самолетом, чтобы было быстрее, вернулся в Ленинград. И прямое сумками и чемоданом из аэропорта поехал за кайфом.

Наступило очередное лето, я уже стал ездить за город за маками. Несмотря на то что бегать по огородам ночью было довольно муторно, видел в этом даже какую-то романтику. Употреблял я практически ежедневно. Тогда я тратил деньги еще не только на наркотики, мог на какую-то часть купить одежду. Но чаще было по-другому. Если появлялись деньги, сначала решал, что половину оставлю на шмотки, половину проторчу, но, как правило, уже все протарчивал. Иногда закладывал вещи, но еще удавалось их выкупить. Чтобы достать денег, влезал во всякие махинации, продавал подросткам траву из аптеки под видом анаши, липовые вызовы за границу и т. д.

Летом познакомился с подростками-наркоманами, которые занимались квартирными кражами, у них всегда было много денег. Мы с приятелем стали их "направлять как старшие товарищи". Пока они воровали, мы сидели на лавочке, потом они с нами делились наворованным. В конце концов мы с ними разошлись, стали воровать уже вдвоем. В квартиры залезали в основном по субботам и воскресеньям через форточки. К осени, когда с кайфом уже стала напряженка, я постепенно начал "кроить" от приятеля-в квартире брал больше, чем говорил ему. Психология была: "Каждый за себя". Никаких друзей и развлечений уже не было. Собирались только так сказать, для сотрудничества.

К зиме с квартирами стало хуже - люди уже не ездили на дачи, закрывали форточки. В квартирах крал, но уже реже, приходилось взламывать двери. "Старшие товарищи" научили меня открывать машины, это было прощен безопасней: Один из моих приятелей подал мне идею ограбить нашего же знакомого. Мы взяли там магнитофон, а еще и деньги, о которых умолчал. Приятеля ломало, ему срочно нужен был кайф, он готов был очень дешево продать магнитофон. Ноя отказался, я-то знал; что у женя есть деньги на кайф, а его ломка - это его проблемы. В конце концов было по-моему, ему пришлось шустрить где-то в другом месте, магнитофон мы продали только через три дня по той цене, которая устраивала меня. По своим знакомым я "прошелся основательно. Даже здесь я ухитрялся подвести платформу - они, мол, "плохие люди", один зачем-то поступил в военное училище, другой мне печенья к чаю не подал.

Со старыми друзьями я совсем разошелся. Помню, как-то, когда было много денег, купил дыню, арбуз, еще что-то. Иду домой, на скамеечке перед парадной сидят мои бывшие друзья. Они думали, что я остановлюсь, поселюсь с ними, поболтаю. Но я сказал: "Привет" -и пошел домой. Мне был никто не нужен, у меня был кайф.

Потом я близко сошелся с наркоманами, которые употребляли опиум много лет, были уже судимы. Мы вместе торчали и вместе воровали. Я знал их еще до того, как начал колоться, иногда покупал у них анашу. У нас с ними тогда как-то вышел спор. Они у меня спросили; "Зачем тебе все эти дискотеки, шмотки?" А я им: "А зачем "тогда жить?" Они: "Засадился-и ничего этого не нужно, через годик ты будешь точно так же думать". Я им тогда не поверил, но они оказались правы. Теперь тоже самое я говорил молодым: "Зачем мне ботинки, если ломает?" Мой день выглядел примерно так: я вставил, вбежал на балкон, где у меня был заныкан раствор, кололся. Потом шел варить, брал с собой готовый раствор и шел воровать или продавать наворованное. Я мог это делать только под кайфом, причем уже систематически ел транквилизаторы. Они усиливали эффект опиатов и уменьшали чувство страха. У меня был свой определенный маршрут. В одном месте стояли машины, место было безлюдное, удобно воровать, потом шли два магазина, где тоже можно было чего-нибудь спереть. Вообще, я воровал везде, где можно, и все, что плохо лэжало. Мне уже мало кто верил, но если представлялась возможность кого-нибудь "запутать", ее я тоже не упускал.

Я тогда не думал, правильно я живу или неправильно. Я хорошо торчал, свободного времени у меня не было, всегда был "при деле". Уважал себя за то, что занимаюсь криминальными делами.

К концу зимы стали появляться проблемы, с кайфом начались перебои, воровать стало страшно, все больше ел транквилизаторов. Однажды запалился в магазине, пришел в штанах, которые украл утром. Я слышал от старых наркоманов, что проще всего воровать "дворники" с машин. Думал, что сам до этого никогда не дойду, это был показатель деградации, но пришлось уже и этим промышлять. Много возни, мало денег, но заработок стабильный. Доза у меня была плавающая, но верхнего предела не было, сколько было кайфа, столько и протарчивал. Мне нравилось быть удолбанным до соплей, когда рубит - никаких проблем, а все время приходилось шустрить, вставать утром, идти как на работу - добывать деньги, кайф. Даже если на сегодня наркотики были, то нужно доставать на завтра. И так ежедневно: 12-часовой рабочий день на фоне ломок.

Жизнь становилась неуправляемой, происходили уже всякие сумасшедшие истории. Помню, украл из машины сумку, пошел к барыгам за раствором, очнулся через 1,5 часа на скамейке напротив дома торговца.

Всех вокруг начали сажать, у меня уже не было сил где-то прятать кайф, я хранил его уже дома, перестал соблюдать все меры предосторожности. Мама мне неоднократно предлагала лечь в больницу, но я все отказывался, а тут было уже так плохо, что согласился. Пролежал я около 20 дней, почти весь апрель. Через неделю мне полегчало, был уже бодренький. Там познакомился с одним наркоманом, с ним мы устроили скандал, нам мало дали рогипнола. Нас выписали за нарушение режима. Пока лежал в больнице, думал, что после выписки займусь делами, наркотики буду употреблять эпизодически.

Вышел я оттуда накануне своего восемнадцатилетия. На день рождения мне подарили денег, получил страховку и... укололся. Маме в больнице посоветовали подкармливать меня радедормом. Она выделяла мне баночку (10 таблеток) в день. Ей, конечно, сказали давать мне меньше, но я ей объяснил, что у меня иммунитет и мне нужно много таблеток.

После больницы меня перестало тащить. Я первый раз укололся - подташнивало, но не тащило, единственное, что не ломало. Потом то же самое. Я даже один раз наехал на торговца; думал, что он мне продал "левый" раствор. Потом смотрю, все вокруг, кто со мной кололся, тащатся, а я как трезвый, хотя в зеркале лицо удолбанное. Но колоться я продолжал, сначала не каждый день, потом опять подсел. Тут уже много времени не потребовалось, чтобы жизнь стала абсолютно неконтролируемой.

Помню такой случай: зашел я в наш кинотеатр, у меня там в буфете работала знакомая. Был я под транквилизаторами, в кармане - много денег и кайфа. Буфетчица ушла в подсобное помещение, а я видел, что она положила в кассу пачку денег. Воровать у меня не было ни малейшей необходимости, но я, на глазах у изумленной публики, перегнулся через прилавок, вынул деньги из кассы и кинулся бежать. Вернувшаяся буфетчица закричала: "Держите его!" А я бегу и думаю: "Все, это тюрьма". Ребята вокруг кричат: "Ты что, идиот? Отдай деньги". Я остановился, отдал деньги. Потом пошел чуть ли не наголо подстригся, сменил весь гардероб, это место обходил стороной. Уже через месяц после больницы я плотно подсел.

Однажды, в конце мая, приняв до обеда где-то 12 таблеток радедорма, я вдруг подумал: "Опять подсел, без кайфа жить не могу, зачем такая жизнь". Я решил, что больше жить незачем. Съел еще 10 таблеток радедорма, под транквилизаторами я всегда становился очень решительным. Прикинул, что если к 22 таблеткам, которые я уже съел, добавить еще раствор с димедролом, то уж умру наверняка. Чтобы быстрее купить раствор (боялся, что транквилизаторы начнут действовать и могу уснуть), продал новые ботинки за бесценок, купил кайфа и еле добрел до приятеля. Последнее, что помню, я ему сказал: "Мути с димедролом", - и провалился. Утром очнулся - живой, транквилизаторы еще действовали. Наехал на приятеля, почему ом мне не сделал. Он оправдывался, говорил, что я вырубился и он не смог меня разбудить. Я опять был полон решимости, укололся, опять провалился. Очнулся поздно - денег нет, кайфа нет, от передозировки болит голова, решимость улетучилась. Был злой навесь свет, что остался живой, поплелся домой.

Опять заторчал. Это продолжалось недолго. Мать предложила снова лечь в больницу, был конец июня 1992 года, с момента предыдущего лечения прошло всего 2 месяца. В больнице опять быстро оклемался. После выписки решил попробовать не торчать. В основном сидел дома, ничего не делал, смотрел телевизор. Идти мне было некуда, все знакомые торчали. Вечером выходил на лавочку перед домом, садился и слушал разговоры малолеток, понимал, что все это мне не нужно. Иногда срывался, особенно если предлагали и не надо было шустрить. Я не понимал, что со мной происходит, - постоянная депрессия, тоска, бессонница. Решил на все лето уехать в Карелию. Наварил с собой кружку кайфа, в поезде кололся, пронес раствор в самолет. Приехав к бабушке с дедушкой и не успев даже выпить чаю, я пошел "собирать грибы". Мои родственники были очень удивлены, так как знали, что я с детства не любил собирать грибы. В лесу первым делом укололся. В этот день я три раза ходил за грибами. Когда кайф кончился, я три ночи не спал, а потом со скандалом уехал. Вернувшись, я решил - все, хватит бросать торчать, нужно наладить денежный канал, чтобы всегда был кайф. Налаживание канала кончилось тем, что продал что-то из дома, и опять понеслось. Опять кражи, бесконечная шустрежка.

Летом с приятелем поехали в Псковскую область за маками. Он жил у своей бабушки, а я первую неделю в лесу в палатке. Маков было завались, но полноценного кайфа мне было не поймать, в палатке было холодно, не мог иногда даже уснуть. Через неделю я переехал в деревню, поселился в Доме колхозника, сказав, что я - рабочий из леспромхоза. Прожил я там две недели. Ночью ходили за маками, днем кололись, "рубились и опять резали маr". Так целыми днями: Из гостиницы я свалил, не заплатив за номер.

Вернулся в Ленинград, сезон тем временем кончился. И опять все по новой - кражи, добывание кайфа. Я понимал, что деградирую. Я ходил немытый, небритый, редко стирал свои вещи, был плохо одет. Когда начинал торчать, меня уважали. А тут, однажды, звоню торговцу, который живет в двух минутах ходьбы от меня, спрашиваю: "Есть?" Он говорит: "Есть". Я прихожу через пару минут, он мне заявляет, что ничего уже нет, все только что продал каким-то людям, и захлопывает у меня перед носом дверь. Я онемел. Раньше я бы этого так не оставил, теперь у меня не было никаких сил, я просто пошел обратно домой. Я перестал себя уважать.

После второй выписки из больницы мне позвонил тот самый приятель, с которым нас первый раз выписали за нарушение режима, и предложил сходить на собрание Анонимных Алкоголиков. На собрание я пришел будучи под транками, мало что помню, но помню, что чувствовал себя не в своей тарелке. Пытался этому приятелю что-то рассказывать, типа "украл, проторчал". А он меня обломал: "Мы на собраниях стараемся жаргон не употреблять". Мне было это дико слышать, тем более от него, ведь мы с ним некоторое время вместе торчали. В общем, сходил на собрание - и забыл.

Осенью становилось все хуже и хуже. В ноябре опять лег в дурдом. Лежал недолго, был конфликт с завотделением, меня выписали. Вышел из больницы, все поехало по новой. Доза у меня была два стакана маковой соломы в день, ни на что, даже на еду, денег не было, только на эти два стакана. Мать в это время положили в больницу, я иногда к ней ездил. 30 декабря, накануне Нового года, она ненадолго приехала из больницы, испекла торт, дала мне денег на подарок. Я быстренько пошел, купил себе самый дешевый свитер, чтобы еще деньги остались. На следующее утро встал, ломает, деньги есть, надо где-то купить соломы, я ушел из дома. А мама меня только об одном просила, чтобы я вернулся к четырем и проводил ее в больницу. Она действительно была очень плоха, могла сама не доехать. Купили соломы и пошел к знакомым варить. Смотрю на часы - до четырех осталось десять минут, мне не успеть, а невмазанный ехать не могу. Опоздал на час, пришел домой, мать уехала, на столе записка лежит. Меня стали мучить угрызения совести, но еще засалился, и жизнь опять стала прекрасна.

Новый год я встретил дрожа от страха. Накануне я продал левый раствор одному авторитету и боялся, что придут требовать объяснений. Встречали мы Новый год с одним приятелем, который сам был всем должен, жил в страхе, так что он был к этому привычный. Мы занавесили окна, отключили телефон. Так и встретили - он на одной кровати, я- на другой. Я не уверен, видели ли мы что-нибудь в телевизоре, - было много кайфа.

В феврале я опять лег в больницу. Встал в 7 утра, засадился, поехал на рынок, купил там еще раствора, опять укололся и поехал в дурдом. Было мне очень плохо, отлежал 7 дней, а потом заболел гриппом. На этот раз никакого подъема сил и бодрячка уже не было. Вышел, две-три недели лежал дома, болел. Это была моя последняя больница.

В этот период ко мне навязался жить, под предлогом вместе бросить, один мой приятель, который только что освободился из тюрьмы. Утром вставали, первый вопрос: "Что будем делать?" - "Денег наживем". - "А что с деньгами делать?" - "Ладно, давай вмажемся последний раз". Однажды засыпались на краже, попали в милицию, но, поскольку успели только взломать двери и никто этого не видел, нас отпустили. В конце концов я ему сказал: "Завязывать вместе не получается, поезжай домой". Поссорились мы с ним на этой почве.

У меня постоянно была депрессия, бессонница, упадок физических и моральных сил. Опять позвонили ребята с группы, позвали на собрание. Решил сходить. Иногда после этого стал ходить на собрания, но не очень-то верил, что у меня что-нибудь получится, было подозрение, что все это не для меня. В этот период часто срывался - примерно 1 раз в неделю. Иногда неделями не ходил собрания, тогда срывался еще чаще. Депрессии у меня были и в трезвом, ив нетрезвом состоянии. Уже не было сил шустрить, но на группу тоже не хотелось. И Мы с мамой поменяли квартиру, стали жить в центре. Первое время было совсем плохо - быт не обустроен, знакомых никаких нет, денег нет, сил никаких тоже нет. Иногда ходил на группу, просто чтобы пообщаться с людьми.

Из пяти моих друзей, с которыми мы начинали употреблять наркотики, к тому времени в живых осталось только трое, а к сегодняшнему дню двое я и еще один. "Остальные все умерли: один от заражения крови; другой, будучи в состоянии опьянения, захлебнулся в ванной; третий пытался перелезть из одного окна в другое, так как его заперла мать, сорвался и погиб. А один из самых близких моих друзей, недавно, вернувшись из тюрьмы, повесился, но об этом разговор дальше.

Несмотря на сильные депрессии, я время от времени продолжал ходить на собрания. Правда, литературу Анонимных Алкоголиков я не читал, я даже не все шаги знал, нахватался верхушек, программу не выполнял. Слушал, что говорят другие, и говорил то же самое. Иногда я уходил с собрания полный надежд, а иногда так накрывало, решал, что больше никогда туда не пойду.

В то время я даже пытался работать. Помню, мать вписала меня в халтуру. Нужно было 6 дней красить стены, потом получить деньги. Пять дней я красил, на шестой не мог дождаться конца рабочего дня, стал требовать у матери деньги, вынудил ее отдать свои, поехал и укололся. Вмазался и решил сделать 9-й шаг. Когда-то я взял у одного человека куртку, потом переехал в центр и так ее и не отдал. Ну, думаю, пойду сейчас, все ему объясню, поедем ко мне, он заберет куртку, я ему расскажу об АА. По дороге как раз его и встречаю. Он у меня спрашивает: "Привез куртку?" Я ему только хотел что-то объяснить, но не успел - получил по лбу. Я все недоумевал: "Как же так, первый раз в жизни что-то хотел отдать, и на тебе - по лбу получил". Тогда понял, что сначала надо делать предыдущие шаги, а потом летом опять поехал в Карелию, на этот раз укололся только на дорожку. Приехал, уже был сезон, созрели маки. Помни, пошел как-то со своей двоюродной сестрой гулять, сталей рассказывать, каким я раньше был плохим и каким теперь стал хорошим, хожу на собрания АА и все в таком духе. Вдруг вижу прямо перед собой плантацию маков, меня жутко переклинило. Ночью я все это собрал, с нетерпением дождался утра. Когда все уехали в город (я под каким-то предлогом остался), быстро начал резать маки, сначала пытался заварить с чаем, но эффекта не было. Потом пытался есть - вкус омерзительный, но все-таки запихал в себя несколько головок. Вернулись родственники, меня распирает, лицо опухшее, глаза красные, я еще догнался радедормом, который. нашел в аптечке, одним словом, покайфовал. Через несколько дней вернулся в Ленинград.

С осени стал все чаще и чаще ходить на собрания, там уже было несколько моих ровесников наркоманов, мы много времени проводили вместе, могли и сорваться: Иногда меня клинило, мы собирались вместе на группу, они шли, а я оставался дома.

Программа занимала все больше места в моей жизни. Я ходил на собрания, постоянно там говорил, что не хочу торчать, а срывы происходят потому, что просто не получается оставаться трезвым. Потом я понял, что на самом деле я хочу торчать, но просто не умею. Если бы все было хорошо, вряд ли бы я бросил наркотики, у меня, наверное, даже мысли такой не возникло. Это осознание происходило постепенно, я долго пытался сидеть на двух стульях - наркотики и АА, но в конце концов понял, что стул-то на самом деле остался только один - АА.

3 октября 1993 года я сорвался в последний раз. Я очень активно стал вникать в суть программы, каждый день ходил на собрания. Первые четыре месяца было очень тяжело - меня постоянно мучило желание уколоться, с ним я ложился спать, с ним и вставал. Я не знаю как с ума не сошел. Просыпался утром и думал: "Опять новый день, опять будет плохо, впереди ничего не видно. Когда же это кончится и кончится ли вообще?" Иногда у меня даже появлялись мысли о самоубийстве, но я терпел. Мне не верилось в тот период, что у меня что-нибудь получится. Были мысли, что я не создан для трезвой жизни, что моя судьба - умереть от наркотиков. Но, несмотря на все на это, я продолжал ходить на собрания, я жил от группы до группы. Если в промежутке становилось совсем невмоготу, звонил кому-нибудь из АА или заходил в гости. Стал читать литературу АА, следовать принципам программы. Девиз: "Первым делом - главное" стал девизом моей жизни. В этот период я жил только АА. После первого месяца трезвости, несмотря на депрессию, у меня появился энтузиазм, мне захотелось стать трезвым. Сомнения не прекратились, но появилась надежда.

Я каждый день только и делал, что ходил на собрания, обсуждал программу с друзьями, стали происходить маленькие открытия. Помню, сидел на собрании, где речь шла о вторым шаге, и до меня дошло, что я часто говорил о том, чего не знал и не понимал. Я понял, что других людей я вообще не слушаю, не хочу отказываться от своих убеждений, то есть живу по-старому, а хочу каких-то изменений. Тогда я стал поменьше говорить, меньше стал что-либо утверждать, больше слушать других, читать литературу. Я слышал в АА фразу: "Если ты будешь делать то, что делал всегда, ты будешь получать то, что всегда получал". И я осознал, что продолжал жить по-старому, а получать хотел по-новому. Я понял, что нужно изменить систему ценностей - будет результат. Я не знал, каким он будет, но все говорили, что лучше, чем до этого, и я верил.

В это время у нас с мамой было тяжелое финансовое положение, но я осознанно перестал заниматься делами, отбросил мысль о наживе денег. Деньги "жгли карман". Я знал, как только они появляются, желание уколоться усиливается. Однажды мать предложила мне денег, чтобы я устроился на курсы английского языка, но я отказался и предупредил ее, чтобы она вообще не давала мне денег. Я смирился с идеей "нищей трезвости". Я старался избегать злачных мест, старых знакомых, сами они меня не доставали.

Нельзя сказать, чтобы я отказался от идеи обогащения легко, просто и сразу. Помню, мне предложили совершить квартирную кражу. Хотелось денег, кроме того, отказываться- удар по самолюбию, и я согласился. Как только договорились, мне стало очень плохо, тут же пожалел об этом. Я готов был сам заплатить денег, только чтобы не красть. Я поехал к месту, куда договорились, и уже у двери в квартиру отговорил человека. Когда все миновало, я понял, что красть не буду, даже с этими мыслями надо завязывать. Несколько раз мне еще делали подобные предложения, и у меня даже были небольшие колебания, но я уже твердо говорил "нет".

Примерно через четыре месяца тяга к наркотику прошла. Я стал думать о работе. Мне предложили работу в коммерческом магазине. Работать было очень тяжело, трудно вставать утром. Раздражало то, что все время нужно было быть на виду, общаться с людьми. Я понял, что эта работа может довести меня до срыва. Месяц я советовался по этому поводу в АА, слушал мнения других людей, их опыт, и в конце концов уволился: "Первым делом - главное".

Через некоторое время устроился работать сторожем. Работа была легкая, людей я не видел. С людьми мне было общаться очень тяжело, потому что я просто не знал как. Я часто испытывал чувство страха. В магазины, где одежда висит на вешалках, я до недавнего времени заходил с опаской, боялся, что примут за вора; если у машины на улице случайно срабатывала сигнализация, боялся, что заберет милиция. Я уже давно не воровал, а страх оставался.

Примерно через 6 месяцев я понял, что имею хорошие шансы на выздоровление. Сторожем я работал долго, продолжал каждый день ездить на собрания, несколько раз ходил в больницу делать 12-й шаг. Но жизнью на самом деле доволен не был - хотелось деятельной взрослой жизни, но я считал себя не способным на многие вещи, завидовал деятельным энергичным людям. Я считал себя замкнутым, малообщительным человеком, да к тому же еще и лентяем. Общался только с членами АА, других людей боялся, думал, что в общении с ними как-нибудь оплошаю, они будут тыкать в меня пальцем. Хотя все эти страхи были у меня, в основном, в голове. Если все-таки приходилось общаться с людьми, они относились ко мне нормально.

К этому времени мне уже хотелось влиться в нормальную жизнь, не быть человеком, который общается только с наркоманами и алкоголиками из АА.

После десяти месяцев трезвости я все-таки решил закончить вечернюю школу, среднего образования у меня не было. Я и раньше делал попытки, относил документы, но на этом все заканчивалось. В школу ходить было страшно, каждый раз думал: "Не дай Бог, чего-нибудь спросят, надо что-то говорить". Я чувствовал себя каким-то не таким, как все. В школе старался ни с кем не общаться, но двух приятелей все же завел, хотя, скорее, по их инициативе. Школу я закончил.

С работы пришлось уйти, фирма прогорела. Я встал на биржу труда, ходил в школу, делал вялые попытки устроиться на работу, ничего не получилось. Депрессии периодически появлялись. Однажды в таком состоянии я обратился за помощью к психологу, заполнял какие-то анкеты, тесты. Я многого от этого не ждал, но, как ни странно, психолог мне очень помог. Он помог мне увидеть свои достоинства, со временем я научился ими пользоваться и их развивать. Я считал себя человеком малообщительным, а оказалось, что я могу располагать к себе людей. Выяснилось, что я не такой уж ленивый, энергии - пруд пруди. Кроме того, я стал гораздо более честным. После этого я стал намного лучше к себе относиться. Жизнь вокруг кардинально не менялась, но я понял, что, при определенных усилиях с моей стороны, она может измениться к лучшему.

До лета я не работал, а в августе освободился из тюрьмы один из моих старых друзей, тот самый, с которым я в первый раз попробовал опиаты и с которым мы пытались вместе бросить наркотики после моей четвертой больницы. Мы с ним встретились, поговорили. Он искал себе работу. Я тоже давно хотел иметь более квалифицированную работу, которая приносила бы удовлетворение, но у одного духа не хватало. Мы стали устраиваться вместе, он везде звонил, договаривался, был силой, приводящей все в движение. В конце концов нас приняли, я стал ходить на работу, а он нет, говорил, что нашел что-то поинтереснее. Я рассказывал ему АА, несколько раз предлагал сходить вместе на собрание. Но он был из тех наркоманов, которые говорят: "Я сам могу бросить, у меня большая сила воли". Через месяц он повесился, при нем нашли шприц с раствором и записку, в которой было написано, что он устал. Его смерть произвела на меня очень сильное впечатление. Он был мне близким человеком, и потом, я уже стал забывать, кем я был раньше и насколько все это серьезно.

Я стал работать, жить жизнью, о которой раньше мечтал. Было и тяжело и интересно. Работая, я понял, что могу жить как большинство людей. Свою философию, что все кругом придурки, я уже давно оставил.

Для меня эта работа - шаг вперед, другое социальное положение, другие деньги. Хотя моя зарплата это минимум, раньше я имел еще меньше.

Я продолжаю ходить на собрания АА и NА, использую принципы программы в своей жизни. Раньше я приходил на собрания, подробно рассказывал о своей жизни, иногда это был своего рода "душевный стриптиз". Сейчас многие свои проблемы я тоже решаю на собраниях, но на другом уровне. Я уже не хочу, чтобы люди знали все подробности моей жизни. Я больше говорю о чувствах, связанных с проблемами, о своем опыте.

АА делает мою жизнь спокойной. Теперь я понимаю, что я мещанин в хорошем смысле этого слова - мне хочется иметь свой дом, семью, детей. Клубы и вечеринки меня не привлекают. Однажды я услышал фразу: "Счастье - это когда утром хочется на работу, а вечером - домой". Я с этим полностью согласен и стремлюсь к этому.

Я не совсем забыл о деньгах, мне они нужны, без них я себя плохо чувствую, но я не хочу денег любой ценой, я хочу получать адекватно затрачиваемым на работе усилиям. Я продолжаю делать шаги. У меня были попытки делать 8-й и 9-й шаги, но это - долгое дело, и я-в процессе. У меня хорошие отношения с матерью, :я люблю ее и помню о ней, но мне трудно об этом сказать вслух. Мне очень трудно делать Т2-й шаг, сам я в больницы не хожу, но, если подворачивается случай, не уклоняюсь.

В начале моей трезвости мне не верилось, что я смогу нормально жить без наркотиков, я считал себя другим, человеком, которому судьбой предначертано быть наркоманом. Сегодня, через три с лишним года после последнего срыва, мне не верится, что я мог жить другой жизнью, жизнью наркомана.