Симфония властей в Византии: опыт взаимодействия государства и Церкви. «Симфония властей

Симфония властей, сложившаяся в Византии, представляет собой наиболее гармоничную схему взаимоотношений церковной и государственной власти. О том, как осуществлялся союз обеих сторон в этих областях, и насколько тесным было взаимодействие двух властей, пишет в своей статье Л.Ю. Костогрызова.

Из многообразия вариантов сосуществования государства и церковной организации, как правило, выделяются три модели их взаимодействия: цезарепапизм (подчинение Церкви государственной власти), папоцезаризм (превалирование духовной власти над светской) и симфония (sumjwnia; consensus), которая предполагает союз церковной и государственной власти. В основе этого союза лежит идея гармонии и согласия властей, сосуществующих, но не сливающихся друг с другом, взаимодействующих, но не стремящихся к подчинению друг друга . Термин «симфония» впервые употребил Юстиниан I в предисловии к своей VI новелле: «Величайшие дары Бога людям от человеколюбия свыше данные - священство (ιερωσ?νη)и царство (βασιλε?α), одно, служа божественному, другое о человеческом заботясь и управляя, - из одного и того же начала вышли, и привели в порядок человеческую жизнь. Поэтому ничто так не было бы весьма желанным царству, как величавость иереев, если бы только за него самого всегда они молили Бога. Ибо если первое было бы беспорочно всесторонне и с искренностью к Богу сопричастно, второе верно и подобающим образом вверенное ему государство приводило бы в порядок, было бы согласие некое благое, так что всё благо роду человеческому было бы подарено» . Концепция симфонии властей стала определяющей в церковно-государственных отношениях Византийской империи. Она получила своё раскрытие в посланиях василевсов и патриархов, трудах богословов, законодательных актах. В обыденном сознании византийцев божественное и человеческое, душа и тело чётко разграничивались. Государство также рассматривалось как единый организм, в котором есть и тело, и душа. «Так как государство наподобие человека состоит из частей и членов, то наиважнейшими и необходимейшими членами являются царь и патриарх; поэтому мир и благоденствие подданных зависят от единомыслия и согласия царской и патриаршей власти», - говорилось в «Исагоге», своде законов IX века . Именно равноправие, равная значимость, «неслитное» и «нераздельное» существование церковной и светской власти отличает концепцию симфонии властей от доктрин папоцезаризма и цезарепапизма. Суть симфонии составляет обоюдное сотрудничество, взаимная поддержка и взаимная ответственность, без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой . По словам русского государствоведа Л.А. Тихомирова, «Византия может похвастаться тем, что нигде вопрос о союзе церкви и государства не был решён более удачно» . Именно поэтому симфония властей стала идеалом для других православных стран, в том числе и для России.

Симфония государства и Церкви предполагала взаимодействие во всех сферах власти - исполнительной, судебной, законодательной. В Византии иначе и быть не могло: все государственные чиновники и сам император были членами Церкви, и наоборот, все верующие, включая патриарха, являлись гражданами государства. Так, в сфере исполнительной власти развитие церковных учреждений и церковного управления совершалось параллельно и в соответствии с развитием политических учреждений и государственного управления . Административный строй государства оказал влияние на церковное управление: основной единицей как государственного, так и церковного управления был город; разделение империи на провинции отозвалось учреждением митрополий; с введением в государственном управлении диоцезов в церковном управлении появились патриархаты. Византийский император имел постоянные сношения с органами церковного управления. При константинопольском патриархе была должность референдария, который передавал императору то, что ему поручал патриарх. Другие патриархи имели в столице постоянных доверенных лиц - апокрисиариев, для представления императору различных просьб о нуждах их Церквей . Государственная власть принимала участие в церковных вопросах, затрагивая сферу церковного хозяйства и нередко присваивая себе право назначения на церковные должности и устранения от этих должностей; в свою очередь духовные лица принимали участие в гражданских делах, не только косвенное, путём нравственного влияния на народную массу, но и прямое, в качестве руководителей внешней и внутренней политики, а также непосредственных участников в важнейших политических предприятиях и общественных движениях . Церковь была органом благотворительности. На её средства содержались больницы, приюты для беспомощных стариков и детей-сирот, и это находилось в ведении епископа . Главой Восточной Церкви был Константинопольский патриарх. Влияние его усиливалось постепенно, но в целом он был таким же средоточным пунктом в церковной сфере, каким был император в сфере государственной . Выбор патриарха представлял довольно сложный процесс и состоял из нескольких этапов . В процедуре избрания принимал участие и император, но лишь как «епископ внешних дел», отвечающий за внешнее благополучие Церкви. Он указывал на одного из трех кандидатов, предложенных специально собранным для выборов первосвященника собором епископов, которые перед этим обсуждали лиц, обладающих качествами, соответствующими τυπος"у патриарха . Даже если ни один из кандидатов императора не устраивал, и он предлагал кого-то ещё, то предложенный им человек также проходил процедуру обсуждения собором епископов. Конечно, были случаи, когда василевсы пытались поставить процесс избрания полностью под свой контроль, что дало основание говорить о цезарепапизме в Византии, но это скорее исключение, чем правило, и такие факты признавались ненормальными и осуждались современниками. Следует отметить, что участия в назначении других церковных иерархов император не принимал. С другой стороны, патриарх проводил обряд венчания на царство, который, появившись при Льве I (457 - 474) в качестве дополнения к основному акту коронации, совершаемой представителями войска, впоследствии стал не только важнейшим, но и единственным коронационным актом, а сам чин коронования и связанные с ним церемониальные действия приобрели культовый характер . Кроме того, лица разных степеней церковной иерархии, как белое, так и монашествующее духовенство, пользовались влиянием в государстве, занимали места первых министров, разные мирские должности в центральном и местном управлении.

Как при императоре высшим правительственным учреждением был синклит, так при патриархе существовал синод, состоявший как из действительных членов - епископов, так и из членов присутствующих - патриарших сановников и представителей правительства; последние присутствовали только при решении вопросов, относящихся к государственной сфере. Синод был высшей административной и судебной инстанцией, наблюдал за чистотой веры и поддержанием церковных порядков, за назначением и перемещением епископов, рассматривал жалобы на духовных лиц. Его постановления утверждались патриархом и объявлялись от его имени, а более важные шли на утверждение императора. Последнее, как правило, происходило тогда, когда церковная власть хотела дать синодальным постановлениям более широкое распространение и обеспечить их исполнение не только в церковной сфере, но и в гражданской, либо когда они касались не только церковных, но и общественных отношений и потому не могли обойтись без санкции со стороны государственной власти, наконец, если постановление касалось патриарха. Как при императоре существовали приказы (секреты) для заведования различными отраслями государственного управления, так и при патриархе были секреты, заведовавшие различными отраслями церковного управления. Иными словами, сама структура церковного управления, аналогичная структуре государственного управления, свидетельствует о союзе государства и Церкви в административной сфере. Об этом говорит и тот факт, что государственные чиновники были обязаны помогать епископам в поддержании церковной дисциплины принятием соответствующих мер как к соблюдению церковных правил, так и к наказанию их нарушителей . Епископы же осуществляли своего рода прокурорский надзор за государственными чиновниками. Они могли принять жалобу на префекта провинции и просить префекта рассмотреть дело вновь. В случае отказа епископ от своего имени мог дать просителю грамоту к императору со своим свидетельством о не оказанном правосудии. Кроме того, при увольнении с должности префект провинции должен был 50 дней оставаться на месте и при посредстве епископа принимать жалобы от населения и рассматривать их. Епископ настаивал на законном удовлетворении этих жалоб .

В судебной власти взаимодействие государства и Церкви было ещё более тесным. Византийские источники называют суды духовные и светские, светские делились на гражданские и военные, а гражданские - на столичные и областные. Высшим являлся императорский суд . Также существовали специальные суды, в которые различные категории лиц (духовенство, сенаторы, члены гильдий, воины) могли подать иск, независимо от места жительства или места преступления. Суды специальной юрисдикции часто конфликтовали с обычными судами и стремились расширить свое влияние, т.к. указанные категории населения предпочитали, чтобы дело слушалось в суде, им симпатизирующем . Так духовенство имело право быть судимым только церковными судами, а не гражданской властью, светские архонты не имели юрисдикции над епископами. Уголовное ли, гражданское ли дело, если обе стороны - церковники, они должны были предстать перед епископом. Если какая-либо сторона пожелает судиться в мирском суде и покинет церковный, даже если она выиграет дело, то потеряет церковный сан и будет смещена . Согласно канонам: «Епископ, обвиняемый в чем-либо... сам должен быть призван епископами, и если предстанет и признается или будет обличен ими: да определится ему епитимия» (74 правило Св. Апостолов). Впрочем, в гражданских спорах между духовным лицом и мирянином действовало правило, что дело должно разбираться в суде той стороны, к которой принадлежит ответчик. Лишь тогда, когда мирянин-ответчик давал согласие на разбор дела у епископа, последний постановлял решение. Епископ мог быть и третейским судьей, даже если обе стороны были мирянами. Согласно закону 333 г. решения епископов должны были признаваться окончательными по делам лиц всех сословий и всякого возраста, всякое гражданское дело могло быть перенесено в епископский суд на любой стадии процесса и даже при нежелании противной стороны, приговоры епископских судов должны были утверждаться светскими судьями, а доказательства, признанные епископом, любой судья должен принимать, не сомневаясь, все дела, решённые епископским судом, становились судебным прецедентом, обязательным к употреблению и в светских судах .

В связи с этим расширением компетенции церковных судов к области дел, не подлежащих светскому суду, стали относить все религиозно-нравственные отношения, тесно связанные в первую очередь с брачно-семейным правом. Так, в 1086 г. император Алексей Комнин постановил, чтобы все дела брачные и касающиеся душевного спасения были судимы духовными судьями. Дела решались в дикастирии епископа, в митрополичьем и патриаршем синоде при личном участии епископа, митрополита и патриарха или через уполномоченных. На епископа апелляция шла к митрополиту, на митрополита к патриарху, но на решение патриарха так же, как и на решение императора, апелляции не допускалось .

Максимальное взаимодействие церковной и светской власти в судебной сфере проявилось в создании в Византии сначала в VI в., а впоследствии в XIV в. института «вселенских судей ромеев» (οι καθολικοι κριται των Ρωμαιων). Двенадцать судей назначались императором из духовных лиц и принимали присягу относительно добросовестного исполнения своих обязанностей. Их власть имела всеобщее («вселенское») значение и распространялась на все категории населения, включая императора, лиц, находящихся на службе при императорском дворе, правителей областей и прочих архонтов . Судьи рассматривали только гражданские дела, причём к ним можно было обращаться, минуя все инстанции ординарного суда, хотя фактически вселенский суд стал высшей апелляционной инстанцией. При вынесении приговоров вселенский суд руководствовался как церковным, так и светским законодательством. С конца XIV в. вселенские судьи появились во всех городах империи и просуществовали вплоть до падения Византии . Некоторые исследователи подчёркивают, что институт «вселенских судей» учреждался при совместном участии Церкви и императорской власти, что обусловлено традиционными взаимоотношениями Церкви и государства в Византии, опиравшимися на принцип симфонии .

Наконец, в законодательной сфере симфония властей проявилась в согласовании закона и канона - церковного правила. Проблема согласования возникла, на наш взгляд, во-первых, в связи с христианизацией большей части населения империи, во-вторых, с упорядочением самих канонов и их оформлением в сборники или своды. Христиане в случае коллизии между законом и каноном пребывали в смятении - что предпочесть, чему следовать, чтобы, с одной стороны, оставаться законопослушными гражданами империи, с другой - не нарушить Божественное предписание. Конечно, в большинстве случаев верующие ставили каноны на первое место. Императоры, заметив возникающее противоречие, сначала пытались противодействовать силе канонов. Так, Констанций II заявил на Миланском соборе в 355 г.: «То, что мне угодно, - это и есть канон» . Но спустя столетие, в 451 г., под давлением участников IV Вселенского собора императоры Валентиниан и Маркиан издали конституцию, согласно которой все законы, изданные в нарушение церковных канонов, признаются недействительными (С.1.2.12) . Император Юстиниан в октябре 530 г. заявил, что «божественные каноны имеют силу не меньшую, чем законы» (С.1.3.44.1) . Это положение он развернул в своей знаменитой 131 Новелле от 545 г., гласящей: «Предписываем, чтобы священные церковные каноны, изданные или подтвержденные четырьмя святыми соборами, а именно - Никейским, Константинопольским, Эфесским и Халкидонским..., имели ранг законов; ибо догматы четырёх вышеназванных соборов мы признаём наподобие святых писаний, а их каноны храним, как законы» (Nov. Just. 131.1). «Василики» в нач. Х в. расширили действие этой новеллы вплоть до II Никейского собора 787 г. . Юстиниан же в предисловии к 137 Новелле указал чёткие различия между законом и каноном: целью гражданских законов является общественная безопасность, церковные каноны установлены ради спасения души. Власть над законами вверена от Бога императору, наблюдение за соблюдением канонов и само их установление вверено епископам . Некоторые исследователи считают, что, уравнивая каноны и законы, императоры включали нормы канонического права в общую законодательную систему государства, в которой император выступал в качестве универсального законодателя . Действительно, после утверждения императорской властью вероопределения Церкви исполнялись верующими не только как правило веры, установленное Церковью, но и как государственный закон, исполнение которого охранялось государственной властью .

Обозначенное уравнение подтверждает тесный союз двух властей и в сфере законодательной власти. Таким образом, взаимодействие церковной и светской власти в Византии во всех областях подтверждает господство идей симфонии не только в теории, но и на практике, и её нарушения (как правило, со стороны светской власти) приводили к недовольству и возмущениям жителей империи.

Опубликовано: Изд-во Уральского юридического института МВД России, Екатеринбург. Актуальные проблемы истории, политики и права: сборник научных трудов преподавателей и адъюнктов. Выпуск 8. Екатеринбург, 2008. С. 29 - 35. (0,4 п.л.)

Николин А. Церковь и государство (история правовых отношений). - М., 1997. - С. 15.

Flavius Justinianus Imperator. Novellae, ed. R. Scholl and W. Kroll, Corpus iuris civilis, vol. 3. - Berlin: Weidmann, 1895 (repr. 1968). - Nov. 6 pr.

Цит. по: Грибовский В.М. Народ и власть в Византийском государстве. Опыт историко-догматического исследования. - СПб., 1897. - С. 342.

Ветхий Завет знает три высших служения: первосвященническое, пророческое и царское. Освящая царское служение в лице первого Царя Израильского Саула, Господь благословил всякую государственную власть, независимо от формы правления. Благословение дано было Саулу под условием исполнения воли Божией. Когда же Саул преступил заповеди Господни, отверг его (I Царств. 16:1), велев Самуилу помазать на царство другого избранника Своего – Давида, сына простолюдина Иессея; от царя Давида по плоти произошел Спаситель.

Развивая учение Христа о правильном отношении к государственной власти, апостол Павел писал: «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению; а противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее; ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для сего вы и подати платите, ибо они Божий служители, сим самым постоянно занятые. Итак отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (). Ту же мысль выразил и апостол Петр: «Итак будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро; – ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей, – как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божий» (). Апостолы учили христиан повиноваться властям независимо от их отношения к Церкви. В апостольский век Христова была гонима и местной иудейской властью, и государственной Римской.

Исходя из богоустановленной природы государства, не только предписывает своим чадам повиноваться государственной власти, независимо от убеждений и вероисповедания ее носителей, но и молиться за нее, «Дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте» ().

Чтобы правильнее представить должные отношения между и государством, надо ясно сознавать различия их природ. Церковь основана непосредственно Самим Богом – Господом Нашим Иисусом Христом; богоустановленность же государственной власти опосредована историческим процессом, который свершается по воле Творца и Промыслителя Бога. Целью Церкви является вечное спасение людей, цель государства заключается в их земном благополучии. Церковь единственна и едина, она не ограничена пространственными границами; а государств много; каждое из них имеет свою территорию. В отношении территориальных масштабов с государством сопоставима не Вселенская, но поместная Церковь, которая также имеет свою территорию, но поместная Церковь в отличие от государства, имеющего полный суверенитет и независимого от других государств, представляет собой в известном смысле лишь часть Вселенской Церкви.

Ввиду отличия природы Церкви от природы государства они прибегают к различным средствам в достижении своих целей. Государство опирается на материальную силу, включая и прямое физическое насилие, же располагает лишь религиозно-нравственными средствами для духовного руководства своих пасомых и для приобретения новых чад.

Во избежание смешения церковных и государственных дел и чтобы церковная власть не приобретала мирского, светского характера, каноны возбраняют клирикам брать на себя участие в делах государственного управления, 81 Апостольское правило гласит: «Не подобает епископу, или пресвитеру вдаватися в народныя управления, но неупустительно быти при делах церковных». О том же говорится и в 6-м Апостольском правиле, а также в 10-м правиле VII Вселенского Собора. Из истории и из современной политической жизни известно, что не возбраняла духовным лицам принимать участие в представительных органах власти, безусловно воспрещая клирикам, в соответствии с канонами, исполнение административных властных полномочий.

Церковь и государство имеют свои отдельные сферы действия, свои особые средства и в принципе независимы друг от друга.

Независимость эта, однако, не носит абсолютного характера. «Церковь не есть царство от мира сего, но она в мире, – писал епископ Никодим, – и члены ее должны быть в то же время членами и государства, следовательно, подлежать как церковным, так и гражданским законам» . Государство, сознающее пределы своей компетенции, не претендует на то, чтобы высказывать авторитетное суждение о вероучительных предметах или о формах богопочитания – о богослужении; равным образом, не дело Церкви судить о формах государственного устройства, о мероприятиях правительства с точки зрения их политической целесообразности. Есть, однако, области, которые не могут быть безразличны и для Церкви, и для государства. Это прежде всего общественная нравственность, которая, с одной стороны, имеет отношение к созидаемому Церковью делу спасения людей, а с другой – составляет внутреннюю опору прочности государственного правления, и еще – это правовой статус Церкви в государстве. Позиция Церкви по отношению к коллизиям, могущим возникнуть в этих двух сферах, не может быть одинаковой. Церковь непогрешимо проповедует абсолютно истинное учение и преподает людям нравственные заповеди, исходящие от самого Бога; поэтому она не властна изменить чего-либо в своем учении, не властна она и умолкнуть, прекратить проповедование истины, какие бы иные учения ни предписывались или ни распространялись государственными инстанциями. В этом отношении Церковь совершенно свободна от государства. И возникающая при этом коллизия разрешается однозначно. Когда иудейский синедрион хотел воспретить апостолам проповедь учения Христа Спасителя, свв. Петр и Иоанн сказали: «Судите, справедливо ли пред Богом – слушать вас более, нежели, Бога?» ().

Ради беспрепятственного и внутренне свободного проповедования истины не раз в истории терпела гонения от врагов Христа. Но и гонимая Церковь не вправе прибегать к политическим средствам для своей защиты; христиане призваны благодушно переносить гонения, не отказывая государству, преследующему их, в лояльности.

Что же касается юридического статуса, который имеет та или иная поместная , то правовой суверенитет на территории государства принадлежит государственной власти. Следовательно, она и определяет правовой статус поместной Церкви, Предоставляя Церкви полноту возможностей для нестесненного исполнения ею своей миссии или ограничивая эти возможности, государственная власть тем самым перед лицом Вечной Правды выносит суд о себе самой и в конце концов предрекает свою судьбу, но Церковь не вправе отказывать государству, даже и дискриминирующему ее, в повиновении. Выше требования лояльности стоит только Божественная заповедь, которая дана Церкви, – совершать дело спасения людей в любых условиях и при любых обстоятельствах. «Когда государство станет относительно Церкви в неприязненное, враждебное положение, – отмечает епископ Никодим (Милаш), – то, в таком случае, Церковь займет положение, обусловливаемое обстоятельствами, сосредоточится в себе самой и будет терпеливо ожидать времени, когда наступит победа правды Божией; но она никогда не перестанет проповедовать свое учение, и, если будет вызвана на борьбу, станет бороться своим духовным оружием решительно и до конца, хотя бы были потеряны для нее тысячи ее сынов, твердо веруя, что рано или поздно окончательная победа должна быть на ее стороне. Как сила духовная, самостоятельная, Церковь может существовать и вне государства, может употреблять для осуществления своих целей собственные духовные средства, без нужды в помощи государства с его земными средствами, но государство, как сила земная, не может долго существовать без духовной, нравственной силы, так как обратится тогда в общество людей, которые, не имея нравственной опоры, живут простою физическою силою, подобно животным. Нравственная сила содержится в Церкви христианской, и если это так, – а никто в мире не может доказать, что это не так, – то и Церковь, как бы она ни была гонима государством, может с полною надеждою мирно ожидать время, когда само государство в своих интересах присоединится к ней и будет пользоваться тою нравственною силою, которою в безусловном смысле обладает только Церковь» .

Симфонические отношения Церкви и государства

Православная Церковь обладает полнотой истинного ведения, поэтому лишь на почве православного вероучения могла быть сформулирована идеальная норма взаимоотношений между и государством. С другой стороны, поскольку церковно-государственные взаимоотношения – явление двустороннее, то исторически эта норма могла быть выработана лишь в государстве, признающем Православную Церковь величайшей народной святыней, – иными словами, в государстве православном. И еще одно обстоятельство тут надо иметь в виду. Если в государстве, где Православная Церковь имеет официальный статус, связанный с особыми привилегиями, существуют такие религиозные меньшинства, права которых вследствие этой привилегии ущемлены, то трудно говорить о том, что церковно-государственные отношения тут урегулированы идеальным образом. Поэтому, очевидно, лишь монорелигиозное, моноконфессиональное православное государство может без ущерба для справедливости и общего блага своих граждан строить отношения с Церковью, исходя из православных принципов.

Названным здесь условиям более или менее, хотя, конечно, далеко не полностью, ибо на земле абсолютное совершенство невозможно, соответствовала Ромейская империя – Византия. В Византии и были выработаны основные принципы церковно-государственных отношений, зафиксированные в канонах и государственных законах империи, отраженные в святоотеческих писаниях. В своей совокупности эти принципы получили название симфонии Церкви и государства. Суть симфонии составляет обоюдное сотрудничество, взаимная поддержка и взаимная ответственность, без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой. «Епископ подчиняется государственной власти, как подданный государству, а не потому, чтобы епископская власть его исходила от представителя государственной власти; точно так же и представитель государственной власти повинуется епископу, как член Церкви, как грешный человек, ищущий спасения от Церкви, а не потому, чтобы власть его происходила от власти епископа» . Государство при симфонических отношениях с ищет у нее моральной, духовной поддержки, ищет молитвы за себя и благословения на деятельность, направленную на достижение целей, служащих благополучию граждан, а Церковь получает от государства помощь в создании условий, благоприятных для благовествования и для духовного окормления своих чад, являющихся одновременно гражданами государства.

Отцы Карфагенского Собора в 104 (93) каноне выразили мысль о том, что благочестивые носители государственной власти призваны быть защитниками Кафолической Церкви: «Царскому человеколюбию предлежит попещися, чтобы Кафолическая , благочестною утробою Христу их родившая, и крепостию веры воспитавшая, была ограждена их промышленном; дабы в благочестивыя их времена, дерзновенные человеки не возгосподствовали над безсильным народом, посредством некоего страха, когда не могут совратити оный посредством убеждения».

Церкви не возбраняется обращаться с просьбой о защите против чинящих насилие над ее членами, над ее храмами и ко всякой законной государственной власти, независимо от ее отношения к Церкви, тем более к власти, которая состоит в симфонических отношениях с . В критические моменты православные византийские императоры неизменно вступались в защиту Церкви. Императоры Феодосий II и Валентиниан III писали епископам Александрийской Церкви, когда во главе со святым Кириллом боролись за чистоту Православия против несторианской ереси: «Состояние нашего государства зависит от благочестия, так как между ними много общего и родственного. Они поддерживают одно другое и преуспевают одно преуспеянием другого, так что истинная вера светит правдою, а государство процветает, когда соединяет в себе и то, и другое. И мы, как государи, поставленные Богом быть защитниками благочестия и счастья наших подданных, всегда стараемся сохранить связь между ними нераздельною, служа Промыслу Божию и людям, именно мы служим Промыслу, когда заботимся о преуспеянии государства и, предавшись всецело попечению о подданных, направляем их к благочестивой вере и жизни, достойной верующих, и прилагаем должное старание о том и другом. Ибо невозможно, чтобы тот, кто заботится об одном (государстве), не думал также и о другом (Церкви)» .

В 6 новелле святого Юстиниана сформулирован принцип, лежащий в основе симфонии Церкви и государства: «Величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство и царство, из которых первое (священство, церковная власть) заботится о божественных делах, а второе (царство, государственная власть) руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу. И если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие между ними во всем, что служит на пользу и благо человеческого рода. Потому мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства, надеясь получить чрез это великие блага от Бога и крепко держать те, которые имеем» . Руководствуясь этой нормой, император Юстиниан в своих новеллах признавал за канонами силу государственных законов.

Классическая византийская формула взаимоотношений между государственной и церковной властью заключена в «Эпанагоге» (вторая половина IX в.): «Мирская власть и священство относятся между собою, как тело и душа, необходимы для государственного устройства точно так же, как тело и душа в живом человеке. В связи и согласии их состоит благоденствие государства» . Ту же мысль находим и в актах VII Вселенского Собора: «Священник есть освящение и укрепление императорской власти, а императорская власть посредством справедливых законов управляет земным» .

При симфонических отношениях между и государством высшие представители государственной и церковной власти получают двойную санкцию – и от Церкви, и от государства. Отсюда миропомазание византийских императоров и российских царей; отсюда и участие государей в поставлении Патриархов.

Церковь, находящаяся в симфонических отношениях с государством, допускала достаточно серьезное влияние православной государственной власти на церковные дела без ущерба для себя. 38 правило Трулльского Собора, повторяя заключительна определение 17 правила Халкидонского Собора, гласит: «Отцами нашими положенное сохраняем и мы правило, гласящее тако: Аще царскою властию вновь устроен, или впредь устроен будет град, то гражданским и земским распределениям да следует и распределение церковных дел». И ныне руководствуется этим каноном, когда устанавливает границы епархий в соответствии с административным делением государств.

В 9 правиле Двукратного Собора осуждаются священники, «дерзающие бити верных согрешивших, или неверных, нанесших обиду». В заключении канона говорится: «Подобает бо священнику Божию вразумляти неблагонравнаго наставлениями и увещаниями, иногда же и церковными епитимиями, а не устремлятися на тела человеческия с бичами и ударами. Аще же некие будут совершенно непокоривы, и вразумлению чрез епетимии не послушны, таковых никто не возбраняет вразумляти преданием суду местных гражданских начальников. Понеже пятым правилом Антиохийскаго собора постановлено, производящих в Церкви возмущение и крамолы обращати к порядку внешнею властию».

Не только при существовании полной симфонии, но и при иных формах церковно-государственных отношений, в тех случаях, когда за признается публично-правовой статус, государство вправе участвовать в решении таких дел, как учреждение новых епархий и приходов и установление границ между ними, открытие монастырей, духовных школ, устройство христианских кладбищ, а также замещение епископских и иных церковно-должностных мест.

Классическая византийская симфония, являясь идеальной нормой церковно-государственных отношений, ни в Византии, ни в России не существовала в абсолютно чистой форме. На практике она, конечно, подвергалась нарушениям и искажениям. Со стороны государственной власти не один раз Церковь оказывалась объектом цезарепапистских притязаний. Суть их заключалась в том, что глава государства, царь, претендовал на решающее слово в решении церковных дел. Помимо греховного человеческого властолюбия у таких посягательств, воспринимавшихся всегда как незаконная узурпация, была еще и историческая причина. Христианские императоры Византии были прямыми преемниками языческих Римских принцепсов, которые среди многих своих титулов имели и такой; pontifex maximus – верховный первосвященник. Эта дурная традиция, конечно, в ослабленной форме, но время от времени проявлялась все-таки и в действиях некоторых христианских императоров; всего откровенней и опасней для Церкви цезарепапистская тенденция обнаруживалась в политике императоров-еретиков, в особенности в иконоборческую эпоху.

У русских государей, в отличие от византийских василевсов, не было наследия языческого Рима. Поэтому симфония церковной и государственной власти у нас в древности осуществлялась в формах более правильных и церковных, а отступления от нее в одних случаях носили индивидуальный характер – тираническое правление святоубийцы Ивана Грозного, в других же имели характер менее выраженный, более мягкий и сдержанный, чем в Византии – как это проявилось, например, в столкновении царя Алексея Михайловича с Патриархом Никоном, обусловленном, помимо личных качеств монарха и Патриарха, влиянием новоевропейских идей на государственное правосознание правительственных кругов России.

Что же касается синодальной эпохи, то несомненное искажение симфонической нормы в два синодальных столетия церковной истории связано не с пережитками византинизма, а с исторически очень ясно прослеживаемым влиянием протестантской доктрины территориализма и государственной церковности на российское правосознание и политическую жизнь. Попытку удержать канонический принцип симфонии в условиях, когда империя пала и в России складывались новые формы государственности, предпринял Поместный Собор 1917–1918 гг. В декларации, предварявшей Определение об отношении Церкви и государства, составленной по поручению Собора профессором С.Н. Булгаковым, впоследствии протоиереем, требование об отделении Церкви от государства сравнивается с пожеланием, чтобы «солнце не светило, а огонь не согревал. по внутреннему закону своего бытия не может отказаться от призвания просветлять, преображать всю жизнь человечества, пронизывать ее своими лучами». Церковь не связывает себя с определенной формой правления: «Ныне, когда волею Провидения рушилось в России царское самодержавие, а на замену его идут новые государственные формы, Православная Церковь не имеет определения об этих формах со стороны их политической целесообразности, но она неизменно стоит на таком понимании власти, по которому всякая власть должна быть христианским служением» .

Иные системы взаимоотношений между церковной и государственной властью

На европейском Западе в лоне Католической Церкви в Средневековье, не без влияния творения блаженного Августина «О граде Божием», сложилась доктрина «двух мечей», согласно которой обе власти, церковная и государственная, одна непосредственно, а другая опосредованно, восходят к Римскому епископу. Светские государи в средневековом Риме считались вассалами папы; папы усваивали себе тогда право не только короновать императоров и королей, но и лишать их престолов. Развитию католической доктрины о светском принципате пап, об их абсолютной церковной и светской власти способствовало то обстоятельство, что первый средневековый император Запада Карл Великий, в отличие от византийских василевсов, не был прямым преемником Римских императоров и императорскую корону получил от папы, который в его лице одному из многих «варварских» королей даровал титул императора Рима.

Притязания пап натолкнулись, естественно, на сопротивление светских государей-императоров, особенно упорное со стороны Генриха IV, вступившего в противоборство с папой Григорием VII, окончившееся поражением, а также королей, мелких феодальных князей, вольных городов. Могучим средством пап в борьбе со светскими государями был интердикт, запрет совершать богослужения в той или иной стране до тех пор, пока подданные не свергнут своего отлученного папой монарха. Но в отстаивании своего приоритета папы и католические епископы прибегали и прямо к материальным средствам, к применению вооруженной силы. В результате Католическая этатизировалась. Папы были полновластными монархами над значительной частью Италии – Папской областью, остатком которой является современный Ватикан; многие епископы, в особенности в феодально раздробленной Германии, были князьями, имевшими государственную юрисдикцию на своей территории, свои правительства, свои войска, которыми они предводительствовали в многочисленных войнах с другими епископами, с герцогами и маркграфами, с вольными городами и королями, с самими императорами.

Реформация не оставила почвы для сохранения государственной власти папы и католических епископов на территории реформированных стран. В XVII-XIX вв. и в католических странах правовые условия изменились настолько, что на практике Католическая устранена была от бремени государственной власти.

Однако, помимо государства Ватикан, остатком средневековой доктрины «двух мечей» остается неизменное стремление Римской курии заключать с государствами, на территории которых находятся католические общины, договоры в форме конкордатов; вследствие этого правовой статус католических общин регулируется в этих странах уже не одними внутренними законами государства, а и международным правом, ибо конкордаты относятся к области международного права.

В странах, где Реформация победила, а в XVII-XIX вв. также и в некоторых католических странах, в государственно-церковных взаимоотношениях установился принцип территориализма, суть которого заключается в полном государственном суверенитете на государственной территории, я том числе и над находящимися на ней религиозными общинами. Девизом этой системы взаимоотношений стали слова «cujus est regio, illius est religio» (чья власть, того и религия); при последовательном своем осуществлении эта система подразумевает удаление, изгнание из государства приверженцев иного вероисповедания, чем носитель высшей государственной власти (в ходе Реформации и контрреформации изгнания и даже избиения иноверцев предпринимались не раз); но в жизни прочно утвердилась однако смягченная форма осуществления этого принципа – так называемая государственная церковность, когда религиозная община, к которой принадлежит государь, официально именуемый главой Церкви, обыкновенно составляющая большинство населения, пользуется преимуществом государственной Церкви, а права иных религиозных общин оказываются ограниченными, урезанными. Сочетание элементов этой системы церковно-государственных взаимоотношений с остатками традиционной, унаследованной от Византии симфонии, составило своеобразие правового статуса Православной Церкви в России синодальной эпохи.

Очевидно, что в поликонфессиональных государствах система государственной церковности, по крайней мере в ее традиционных формах, не может быть органичной, поскольку она предполагает зависимость прав граждан от их вероисповедания. В Соединенных Штатах Америки, которые с самого начала своей истории представляли собой многоконфессиональное государство, утвердился принцип отделения Церкви от государства, который предполагает обоюдное невмешательство в дела друг друга; свободу и независимость религиозных общин; нейтральный по отношению ко всем конфессиям характер государства. Впрочем, абсолютный нейтралитет едва ли вообще достижим. Всякому государству приходится считаться с реальным религиозным составом своего населения. Ни одна христианская деноминация в отдельности не составляет большинства в Соединенных Штатах; но решительное большинство в них составляют все-таки именно христиане. Отсюда и присяга Президента на Библии , отсюда и официальный день отдыха – в воскресенье.

У принципа отделения Церкви от государства есть, однако, и иная генеалогия. На европейском континенте он явился результатом антиклерикальной, или прямо антицерковной, борьбы, хорошо известной из истории французских революций. Когда Церковь отделяется от государства не ввиду поликонфессиональности населения страны, а потому что государство связывает себя с той или иной антихристианской либо прямо антирелигиозной идеологией, то уже нет возможности говорить о нейтралитете такого государства, о его чисто светском характере. Для Церкви это обыкновенно влечет за собой стеснения, ограничения в правах, дискриминацию или прямые гонения. История XX века явила в разных странах мира много роковых примеров антицерковной политики правительств, которая в конечном счете самый сильный удар наносила по самому государству, ибо, несмотря на свой материальный, земной характер, государство все-таки значительно более хрупко, чем Церковь, о которой Господь неложно обетовал, что «Врата ада не одолеют ее» ().

Ряд современных государств – Великобритания, Швеция, Дания, Греция (это лишь отдельные примеры) – сохраняют государственную церковность – причем некоторые из них имеют не одну государственную Церковь: в ФРГ – Католическая и Евангелическая Церкви, в Финляндии – Лютеранская и Православная – пользуются одинаково государственным статусом. Другие государства, и их со временем становится все больше (США, Франция, Польша) свои отношения с религиозными общинами строят на принципе отделения. На практике, однако, реальное положение религиозных общин в большинстве из этих стран немногим различается в зависимости от того, отделены или не отделены они от государства. В некоторых странах, где Церкви сохраняют государственный статус, на практике он сводится к тому, что, наряду с регистрацией актов гражданского состояния, производимой государственными административными органами, признается гражданско-правовая действительность записей в метриках, сделанных при крещении новорожденных, или действительность брака, заключенного через церковное венчание, и еще к взиманию налогов на содержание Церкви через государственные акцизные учреждения, при этом, однако, отказ в уплате такого налога не имеет, как правило, никаких правовых последствий для заявившего об этом лица. А во внутрицерковные дела не вмешиваются на легальной основе ныне большинство правительств и в государствах, сохраняющих связь с . Но с другой стороны, помимо обязательной принадлежности главы государства при монархическом правлении к конфессии, имеющей государственный статус, в наше время и государственная власть в такой стране часто ничем иным не ограничивается со стороны Церкви. В наше время реальное положение Церквей в ряде случаев определяется не столько конституционными положениями, сколько политикой правительства по отношению к религии.

Свое служение Богу и людям Православная совершает ныне в разных странах; в одних она представляет собой национальное вероисповедание (Греция, Румыния, Болгария), в других, многонациональных, религию национального большинства (Россия), в третьих принадлежащие к ней лица составляют религиозное меньшинство, живущее в окружении либо инославных христиан (США, Польша, Финляндия), либо иноверцев (Сирия, Турция, Япония). В одних, немногочисленных странах, Православная Церковь имеет статус государственной религии (в Греции, в Финляндии), в других она отделена от государства. Различаются и конкретные правовые и политические условия, в которых живут поместные Православные Церкви. Но все они, опираясь как в своем внутреннем устройстве, так и в своем отношении к государственной власти на заповеди Христа, на учение апостолов, на святые каноны, на двухтысячелетний исторический опыт христианства, в любых условиях находят возможности для исполнения своих богозаповеданных целей и тем обнаруживают свою неотмирную природу, свое небесное, Божественное происхождение.

В судебной власти взаимодействие государства и Церкви было ещё более тесным. Византийские источники называют суды духовные и светские, светские делились на гражданские и военные, а гражданские - на столичные и областные. Высшим являлся императорский суд . Также существовали специальные суды, в которые различные категории лиц (духовенство, сенаторы, члены гильдий, воины) могли подать иск, независимо от места жительства или места преступления. Суды специальной юрисдикции часто конфликтовали с обычными судами и стремились расширить свое влияние, т.к. указанные категории населения предпочитали, чтобы дело слушалось в суде, им симпатизирующем . Так духовенство имело право быть судимым только церковными судами, а не гражданской властью, светские архонты не имели юрисдикции над епископами. Уголовное ли, гражданское ли дело, если обе стороны - церковники, они должны были предстать перед епископом. Если какая-либо сторона пожелает судиться в мирском суде и покинет церковный, даже если она выиграет дело, то потеряет церковный сан и будет смещена . Согласно канонам: «Епископ, обвиняемый в чем-либо... сам должен быть призван епископами, и если предстанет и признается или будет обличен ими: да определится ему епитимия» (74 правило Св. Апостолов). Впрочем, в гражданских спорах между духовным лицом и мирянином действовало правило, что дело должно разбираться в суде той стороны, к которой принадлежит ответчик. Лишь тогда, когда мирянин-ответчик давал согласие на разбор дела у епископа, последний постановлял решение. Епископ мог быть и третейским судьей, даже если обе стороны были мирянами. Согласно закону 333 г. решения епископов должны были признаваться окончательными по делам лиц всех сословий и всякого возраста, всякое гражданское дело могло быть перенесено в епископский суд на любой стадии процесса и даже при нежелании противной стороны, приговоры епископских судов должны были утверждаться светскими судьями, а доказательства, признанные епископом, любой судья должен принимать, не сомневаясь, все дела, решённые епископским судом, становились судебным прецедентом, обязательным к употреблению и в светских судах .

В связи с этим расширением компетенции церковных судов к области дел, не подлежащих светскому суду, стали относить все религиозно-нравственные отношения, тесно связанные в первую очередь с брачно-семейным правом. Так, в 1086 г. император Алексей Комнин постановил, чтобы все дела брачные и касающиеся душевного спасения были судимы духовными судьями. Дела решались в дикастирии епископа, в митрополичьем и патриаршем синоде при личном участии епископа, митрополита и патриарха или через уполномоченных. На епископа апелляция шла к митрополиту, на митрополита к патриарху, но на решение патриарха так же, как и на решение императора, апелляции не допускалось .

Максимальное взаимодействие церковной и светской власти в судебной сфере проявилось в создании в Византии сначала в VI в., а впоследствии в XIV в. института «вселенских судей ромеев» (οι καθολικοι κριται των Ρωμαιων). Двенадцать судей назначались императором из духовных лиц и принимали присягу относительно добросовестного исполнения своих обязанностей. Их власть имела всеобщее («вселенское») значение и распространялась на все категории населения, включая императора, лиц, находящихся на службе при императорском дворе, правителей областей и прочих архонтов . Судьи рассматривали только гражданские дела, причём к ним можно было обращаться, минуя все инстанции ординарного суда, хотя фактически вселенский суд стал высшей апелляционной инстанцией. При вынесении приговоров вселенский суд руководствовался как церковным, так и светским законодательством. С конца XIV в. вселенские судьи появились во всех городах империи и просуществовали вплоть до падения Византии . Некоторые исследователи подчёркивают, что институт «вселенских судей» учреждался при совместном участии Церкви и императорской власти, что обусловлено традиционными взаимоотношениями Церкви и государства в Византии, опиравшимися на принцип симфонии .

Наконец, в законодательной сфере симфония властей проявилась в согласовании закона и канона - церковного правила. Проблема согласования возникла, на наш взгляд, во-первых, в связи с христианизацией большей части населения империи, во-вторых, с упорядочением самих канонов и их оформлением в сборники или своды. Христиане в случае коллизии между законом и каноном пребывали в смятении - что предпочесть, чему следовать, чтобы, с одной стороны, оставаться законопослушными гражданами империи, с другой - не нарушить Божественное предписание. Конечно, в большинстве случаев верующие ставили каноны на первое место. Императоры, заметив возникающее противоречие, сначала пытались противодействовать силе канонов. Так, Констанций II заявил на Миланском соборе в 355 г.: «То, что мне угодно, - это и есть канон» . Но спустя столетие, в 451 г., под давлением участников IV Вселенского собора императоры Валентиниан и Маркиан издали конституцию, согласно которой все законы, изданные в нарушение церковных канонов, признаются недействительными (С.1.2.12) . Император Юстиниан в октябре 530 г. заявил, что «божественные каноны имеют силу не меньшую, чем законы» (С.1.3.44.1) . Это положение он развернул в своей знаменитой 131 Новелле от 545 г., гласящей: «Предписываем, чтобы священные церковные каноны, изданные или подтвержденные четырьмя святыми соборами, а именно - Никейским, Константинопольским, Эфесским и Халкидонским..., имели ранг законов; ибо догматы четырёх вышеназванных соборов мы признаём наподобие святых писаний, а их каноны храним, как законы» (Nov. Just. 131.1). «Василики» в нач. Х в. расширили действие этой новеллы вплоть до II Никейского собора 787 г. . Юстиниан же в предисловии к 137 Новелле указал чёткие различия между законом и каноном: целью гражданских законов является общественная безопасность, церковные каноны установлены ради спасения души. Власть над законами вверена от Бога императору, наблюдение за соблюдением канонов и само их установление вверено епископам . Некоторые исследователи считают, что, уравнивая каноны и законы, императоры включали нормы канонического права в общую законодательную систему государства, в которой император выступал в качестве универсального законодателя . Действительно, после утверждения императорской властью вероопределения Церкви исполнялись верующими не только как правило веры, установленное Церковью, но и как государственный закон, исполнение которого охранялось государственной властью .

Обозначенное уравнение подтверждает тесный союз двух властей и в сфере законодательной власти. Таким образом, взаимодействие церковной и светской власти в Византии во всех областях подтверждает господство идей симфонии не только в теории, но и на практике, и её нарушения (как правило, со стороны светской власти) приводили к недовольству и возмущениям жителей империи.

Сам термин «симфония» впервые был упомянут в Шестой Новелле императора Юстиниана, адресованной «Епифанию, святейшему архиепископу царского града и вселенскому патриарху». Суть самого учения о «симфонии властей» раскрывается во введении к этой Новелле, где говорится, что всеобщая благодать сообщила человечеству два величайших дара: священство и царство. Священство должно заботиться об угождении Богу, царство – о прочих человеческих предметах. Два эти дара, образно говоря, являясь сторонами одной медали, происходя от одного и того же источника призваны украшать человеческую жизнь. Если внутренне согласована и благоустроена Церковь, а государственная власть твердо направляет жизнь народа на правильный путь к истинному благу, то тогда и там возникает поразительное единение, союз Церкви и государства - «симфония», и только эта симфония даёт изобильные плоды для человечества. Достигнуть этого можно, лишь путём сохранения и соблюдение священных правил, переданных апостолами, бережно хранимых и изъясненных отцами Церкви. Эти две власти, на наш взгляд, призваны к восполнению одной того, чего недостает другой, но каждая из них обладает уникальной природой и индивидуальными качествами.

«Симфония властей» став руководящим политическим принципом сначала Византийской империи, а затем и Руси, стала краеугольным камнем, положенным в основу государственно-церковных отношений. В дальнейшем она получила свое раскрытие в посланиях монархов, законодательных актах, трудах богослов. Интерес к ней – и практический и теоретический - заметен и в византийских памятниках, и в русских документах. Преподобный Феодор Студит по поводу «симфонии властей» писал: «Бог даровал христианам два высших дара, священство и царство, посредством которых земные дела управляются подобно небесным». Иоанна Комнин (1118-1143) писал: «Во всем моем управлении я признавал две вещи, как существенно отличные друг от друга: первая есть духовная власть, которую Верховный Первосвященник мира, Царь мира Христос, даровал своим ученикам и апостолам как ненарушимое благо. Вторая же есть светская власть, заведующая делами временными. Обе эти власти, господствующие над жизнью человека, отдельны и отличны друг от друга». Отношения государства и Церкви часто сравнивались с отношениями тела и души в человеке.

«Симфония» государственной и церковной властей предполагает, с одной стороны, их различие, а с другой – взаимодействие. Различие заключается, прежде всего, в том, что царство и священство, государственная и церковная власти действуют каждая в своей сфере, хотя имеют фактически одну и ту же цель – «украшать человеческую жизнь». Кроме того, как и государство, Церковь с апостольских времен имеет свое собственное законодательство, управление и суд. Каждая из указанных властей имеет свою область ведения. Глава государства, являясь представителем государственной власти, лично принадлежа к Церкви, не преобладает над церковной властью не поглощает ее, и не наоборот.


«Симфония властей» предполагает важность взаимодействия всех ветвей власти – законодательной, исполнительной и судебной - с духовной властью в деле достижения конкретной цели – блага человека. О том, как должна строиться законотворческая деятельность в стране, где государственная и церковная власти действуют в «симфонии» друг с другом, со всей определенностью сказано в 131 Новелле императора Юстиниана: «Церковные каноны имеют такую же силу в государстве, как и государственные законы: что дозволено и запрещено первыми, то дозволяется или запрещается последними. Посему преступления против первых не могут быть терпимы в государстве по законам государственным». Что касается власти судебной, то здесь взаимодействие предполагает привнесение в деятельность суда земного нравственного, воспитательного содержания, присущего христианству, что, на наш взгляд, особенно важно в настоящее время.

Помимо сказанного, данный документ указывает на следующие необходимые предпосылки достижения «доброго согласия Церкви и государства»: Союз Церкви с государством возможен в случае существования в стране одной из трех «правильных» форм государственного правления: монархии, аристократии или республики. Сам же термин «правильный» политический строй введен Аристотелем в его «Политике» и предполагает:

- порядочность и компетентность государственной власти.

- честность, беспорочность и верность Богу священства.

- принципиальное признание того, что и царство, и священство являются «величайшими дарами Божиими, то есть что государственная и церковная власти равнозначны и равнозвучны»

Российская политика, направленная на огосударствление РПЦ, началась еще в середине XVII века. Это подтверждается созданием при царе Алексее Михайловиче Монастырского приказа для управления земельными угодьями архиерейских и патриарших домов и монастырей. При Петре I эта политика была юридически оформлена. Он не только подчинил Церковь государству, но и оторвал ее от общего осмысления российской национальной культуры. После отмены патриаршества, была образована Духовная коллегия (в последующем - Синод). Указ об установлении должности обер-прокурора Синода узаконил аппарат наблюдения за духовенством. В результате петровских реформ главой церкви фактически стал обер-прокурор. Это позволило к началу XX века добиться полной интеграции церкви и государства, превратив ее в часть административного аппарата Российской Империи. В условиях абсолютизации монархии эта модель (вторая в системе квалификации типов государственно-церковных отношений, о чём будет сказано ниже) оправдывала себя экономически и политически. Тем более, что и на уровне общественного сознания РПЦ пользовалась преимуществом. По данным переписи населения 1897г., 69% жителей Российской империи исповедовали православие.

Именно в Византии возникла Симфония властей, при которой предполагается достижение согласия между представителями власти духовной и светской во всех вопросах, но не устраняются обязанности для представителя каждой власти подчиняться другой в сфере этой другой власти. Это явление нашло затем своё логическое продолжение, осмысление и развитие в русской Симфонии, которая могла существовать, пока сохранялся союз любви между Царем и Патриархом.

Россия, оставаясь обязанной всем своим историческим развитием византизму, тем не менее, его не только усвоила, но и развила и дополнила. Именно византизм, как уже было сказано выше, породил русскую государственность и нашел в ней более благоприятные усло­вия для своей реализации, чем в самой Византии.

Россия никогда не была аналогом “государств-наций”, т.к. “государство-нация” основывается на административном единстве и бюрократическом централизме, которые и формируют политическую общность, созданную государством и теснейшим образом связанную с государством; для России естественной и наиболее приемлемой формой правления, на наш взгляд, была и будет являться в будущем монархия.

До революции в России сложились относительно устойчивые взаимоотношения между государством и Церковью, приведшие к взаимному влиянию. Церковь в процессе самоорганизации испытала влияние государства, но самодержавие, со своей стороны, по мере приближения к 1917 году все более утрачивало сакральное значение, вовлекаясь в решение чисто политических задач, подчас забывая о своей высшей миссии и религиозном предназначении.

К началу XX в. епископат ратовал за восстановление в России патриаршества, имея в виду схему церковно-государственных отношений, при которой патриарх был бы неподконтролен императору; отказывая императору в праве вмешиваться в церковную жизнь, духовенство тем самым отказывало императору в обладании церковной властью, в то время как народом царская власть воспринималась не только как государственный институт, но и как церковный. Иными словами, в конце XIX века в Российской империи появилась тенденция к лишению императора его церковных полномочии, т.е. в России происходил процесс «десакрализации» царской власти.

Практически все архиереи РПЦ при обсуждении церковной реформы были настроены на то, чтобы изъять область церковных дел из ведения царя и передать управление церковью только органам высшей духовной власти.

В результате этого к 1917 году сложилась такая ситуация: обязанностью императора было защищать и покровительствовать церкви, быть политическим инициатором церковных начинаний, однако церковь была самостоятельной.

Ни I, ни II Государственные думы не смогли решить вопросы, касавшиеся церковно-государственных отношений, и законопроект о свободе совести, хотя в возникшей ситуации принятие закона о свободе совести, во-первых, практически полностью уничтожило бы первенство в России Православной церкви; во-вторых, подчеркнуло бы, что православная империя более не нуждается в религиозном освящении; в-третьих, Церковь, отстаивая свои права, неминуемо втянулась бы в политический водоворот, принятие данного законопроекта полностью сломало бы установившиеся государственно-церковные отношения;

Наряду с этим существовала и иная точка зрения: святость императорской власти ставилось выше власти политической; целью последователей этой точки зрения была главенствующая роль в государстве священства.

На рубеже XIX-XX веков все больше набирало обороты недовольство духовенства государственно-церковными отношениями. Святейший синод в предреволюционный период нередко действовал как фактически враждебное государству учреждение. К этому времени, решая вопрос о главенстве духовной или светской власти, само духовенство связывало его решение с исчезновением царской власти как таковой и с заменой ее народовластием.

Всё это, в конце концов, привело к тем государственно-церковным отношениям, какие имели место после революции 1917 года, к небывалым гонениям на Церковь, к краху Империи и другим негативным последствиям.

Церковь и государство: возможна ли симфония?

«Симфонией властей» называют тот положительный опыт взаимодействия, который выработался во время существования Православной Церкви в рамках православного государства.

Но прежде, чем говорить о формах взаимодействия Церкви и государства, стоит прояснить, какой смысл видит Православие в государственной власти как таковой. Известно, что изначально, даже после грехопадения, человечество жило без каких-либо форм государственности. Первое в истории человеческое царство создал Нимрод — правнук Ноя и внук Хама.

Вот как об этом повествует Писание: «Хуш родил также Нимрода; сей начал быть силен на земле; он был сильный зверолов пред Господом Богом, потому и говорится: сильный зверолов, как Нимрод, пред Господом Богом. Царство его вначале составляли: Вавилон, Эрех, Аккад и Халне в земле Сеннаар. Из сей земли вышел Ассур и построил Ниневию, Реховоф-ир, Калах и Ресен между Ниневиею и между Калахом; это город великий » (Быт. 10 , 1-12).

Святитель Иоанн Златоуст так говорит об этом: «Выражение «пред Господом Богом» может означать или то, что этот человек был воздвигнут Богом, от Него получил благословение, или то, что чрез него должен был прославляться Бог, произведший и явивший на земле такого мужа. Но и этот человек… недолжным образом воспользовавшись естественными преимуществами, изобрел другой род рабства и сам замыслил сделаться начальником и властителем; а таким он не был бы, если бы не было подвластных. Впрочем, это состояние подчиненных кажется мне скорее свободою. А вот самое тяжкое рабство — когда хвалящиеся свободою раболепствуют! Смотри еще, что делает любостяжание; смотри, как телесная сила не остается в собственных пределах, но всегда гонится за большим и ищет славы. Нимрод подчинил себе людей не для того, чтобы заботиться о их безопасности; нет, он строил еще и города для того, чтобы господствовать над врагами» .

Первый в человеческой истории царь, как свидетельствует святитель, был «человеком гордым и жестоким». Но то, что он сделал, имело промыслительное значение, как о том пишет преподобный Ефрем Сирин: «О Нимроде сказано: он был сильный зверолов пред Господом Богом ; потому что он, по Божией воле, вел брань с каждым племенем и принуждал племена сии удаляться в те страны, какие назначены им были Богом» .

По какой же причине Господь попустил появиться государству в человеческом обществе? Об этом яснее всего пишет преподобный Максим Исповедник: «Бог, как Премудрый и Благий Промыслитель, предписал человекам закон царства, заранее отгоняя великое неистовство зла, которое, как Он знал наперед, будет в жизни через своеволие, чтобы люди не стали друг для друга пищею, подобно рыбам морским, когда никто не начальствует и не препятствует сильнейшему беззаконно нападать на нижестоящего. Посему, я думаю, как и подобало, по необходимости было внесено в человеческий род царство, приявшее от Бога премудрость и могущество, и равночестная природа допустила разделение на начальство и подначальность… Божественное Писание... повествует, что людям, отвергшим Царство Божие, Бог предоставил хотя бы собственное их царствование, чтобы беспорядочность безначалия не произвела многоначалия и этим не ввела во весь человеческий род гибельный раздор, когда никому не вверяется постановлением Божиим попечение о них, никто не упорядочивает разумно воспитуемых разумом к кротости и никто не сдерживает страхом могущества строющих лукавство и природное благое разумение в себе самих своевольно растлевающих противоестественным поведением» .

Таким образом, государственная власть посылается как своего рода узда на падшее человечество, дабы хотя бы в каких-то рамках сдержать распространение зла. Отсюда следует, что любая, даже самая дурная власть, лучше, чем полная анархия. То, что это не просто предположение, доказала история первого, допотопного мира, когда не было царств, и люди развратились до такой степени, что все, кроме семьи Ноя, своими грехами призвали на себя страшную погибель.

Преподобный Феодор Студит обращает внимание на положительную сторону значения государства. Исполняя свое призвание ограничивать зло и устанавливать законность, мир и порядок, тем самым оно отчасти приближает человеческое общество к тому образу жизни, который есть на небе, где есть совершенный мир и порядок под властью Божией. Но кроме того, исполнением своего основного предназначения государственная власть помогает верующим не отвлекаться на земные дела от поклонения Богу: «Имеющим разум известно, что Царь всех Бог для того даровал человеческой природе царское право и имя на земле, чтобы и земное, имея мир и спокойствие, по подобию небесного, согласно возносило Ему славословие и поклонение» .

Действительно, очень многие вещи, которые мы считаем само собой разумеющимися, вплоть до того, что мы можем снять трубку телефона и позвонить в храм, чтобы узнать расписание служб, а затем можем выйти из дома и сесть на автобус, чтобы доехать до храма,— они возможны только благодаря тому, что существует государство. В условиях анархии они не могли бы ни возникнуть, ни существовать, и любая вылазка из своего убежища превращалась бы в рискованный бег с препятствиями.

Итак, смысл и значение всякой власти состоит в установлении минимального порядка и мира в обществе и ограничении зла. Это касается любого государства, и именно потому христиане имеют заповедь от апостола: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые » (Рим. 13 , 1-6). Слова апостола были сказаны в условиях жизни в языческом государстве.

Но когда появляется христианское государство, речь естественным образом заходит о чем-то большем в его отношениях с Церковью. Христианское государство от нехристианского отличается не столько формальными признаками — такими, как определение статуса христианства как государственной религии, введение общеобязательного религиозного образования, признание действенности церковных канонов и решений церковных судов и тому подобное, а прежде всего самим фактом того, что правитель государства является верующим христианином, равно как и его «команда», «государевы люди», и значительная часть населения страны является христианским.

В таком случае складывается особая ситуация. Предстоятель Церкви как гражданин является подчиненным государя, но сам государь как мирянин является подчиненным предстоятелю Церкви. Эта ситуация сама по себе вынуждает определить и разграничить сферы подчиненности и власти того и другого.

Наиболее известной формулировкой, определяющей это положение, стали слова из Шестой новеллы святого императора Юстиниана, адресованной Константинопольскому патриарху Епифанию: «Величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство и царство, из которых первое (священство, церковная власть) заботится о Божественных делах, а второе (царство, государственная власть) руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу. И если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие между ними во всем, что служит на пользу и благо человеческого рода. Потому мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства, надеясь получить чрез это великие блага от Бога и крепко держать те, которые имеем» .

В этом тексте святой Юстиниан употребил для обозначения идеальных отношений церковной власти и государственной слово «симфония», то есть согласие, а буквально даже «созвучие». Позднее это слово прижилось как удачный термин.

«Суть симфонии Церкви и государства составляет обоюдное сотрудничество, взаимная поддержка и взаимная ответственность, без вторжения одной стороны в сферу компетенции другой» . Сам термин, употребленный императором, «предполагает, что обе силы (Церковь и государство) «звучат» — каждая согласно своей природе, своей реальности… Принцип «симфонии» есть принцип взаимной свободы; каждая из сил живет своей жизнью, но так, что от одновременного их звучания получается симфония, аккорд. Однако если обе стороны взаимно свободны, то это вовсе (само по себе) не означает какой-то всецелой их отдельности. Для государства Церковь есть часть его жизни, его совесть, его творческая сила, а для Церкви государство есть внешнее историческое оформление жизни того самого народа, который входит в Церковь» . Понимание этой идеи «должно исходить из отличия Церкви от государства, в особенности в представляющих их властях: церковной и царской. Если этого отличия не будет, то о симфонии не может быть и речи. Тогда, при слиянии двух властей в одну, произойдет или цезарепапизм, или папоцезаризм» .

Святой Юстиниан был далеко не единственным святым, кто придерживался такого взгляда. То же говорил, например, преподобный Феодор Студит: «Бог даровал христианам эти два дара — священство и царское достоинство; ими врачуется, ими украшается земное, как на небе. Поэтому, если одно из них будет недостойно, то и все вместе с тем неизбежно подвергается опасности» .

В сочинениях ряда православных авторов ХХ века высказывалась мысль, что будто бы принцип, сформулированный святым императором Юстинианом, был некой красивой идеей, которая так и осталась на бумаге, и никогда, или почти никогда не находила выражение в реальности.

Это не так. Принцип симфонии был действующим. Его придумал не Юстиниан, он лишь сформулировал его. Сама симфония в той или иной форме есть естественная форма сосуществования Церкви в государстве, которым управляет верующий христианин и которое населяют по большей части верующие христиане.

Любой верующий христианин, на какое место не был бы он поставлен, должен заботиться о пользе Церкви, которая есть Невеста Христова. Это естественно. Поэтому, если христианин оказывается во главе государства, то он и здесь не теряет этой цели и этой обязанности. Конечно, Церковь и без этого может исполнять свое служение, что подтверждает ее существование в языческом Риме, зороастрийской Персии, мусульманском халифате и так далее.

Но в случае христианского государства благодаря совместным усилиям появляется возможность еще более приблизить и уподобить жизнь общества к небесному идеалу. Поясним на примере. Вот, в христианском государстве есть область, где живут дикие племена, оставшиеся в язычестве и своим асоциальным поведением доставляющие сильное беспокойство ближайшим городам. Церковь посылает к ним миссионера и тем самым исполняет заповедь Христову о проповеди Евангелия всем народам. А государство оплачивает ему проезд и выделяет сопроводителей, чтобы он мог безопасно добраться до места назначения. Если миссионер с Божьей помощью успешно обращает дикарей в Православие, то и для Церкви радость о новой пастве и новых спасенных, и государству облегчение, так как истинная вера преображает людей и нравы их смягчаются, таким образом, исчезает «очаг нестабильности» в регионе. Вот вполне исторический пример того, как государство и Церковь вместе участвуют в благом деле, которое приносит им двоякую пользу - и для сей жизни, и, что важнее, для жизни будущего века, так как, по слову Писания, «обратившие многих к правде будут сиять как звезды, вовеки, навсегда » (Дан. 12 , 3).

Часто для обоснования идеи о том, что будто бы идея симфонии никогда не воплощалась в жизни, приводят указания на те или иные факты нарушения ее в Византии. Действительно, такое имело место, во-первых, когда некоторые императоры пытались насадить ереси — монофелитство, иконоборчество, или пытались насадить унии с католиками, или когда они употребляли насилие, дабы сделать легитимными свои греховные поступки, и смещали святителей, которые их за это обличали.

Такое действительно случалось, но это, во-первых, были скорее исключения, чем правила, а во-вторых, за всеми этими фактами никогда не стояло желание «демонтировать» саму систему симфонии Церкви и государства. Да, в начале Х века император Лев VI сместил святого патриарха Николая Мистика и отправил его в заточение в отдаленный монастырь, что породило тяжкий многолетний раздор в Церкви. Но при том все эти годы церковные каноны продолжали действовать в государстве как общеобязательные (для христиан) законы, государство продолжало обеспечивать защиту и поддержку Церкви во всех инициативах, в которых поддерживала прежде. За исключением личного конфликта патриарха и императора, за исключением этого его греха, все остальное в плане церковно-государственных отношений было так же, как и до, и так же, как и после Льва VI. Именно поэтому так сравнительно легко уврачевывались подобные конфликты.

И более того, если мы посмотрим на сам конфликт, то увидим, что и в нем все действующие лица чувствуют себя обязанными следовать выработанной концепции симфонии. Лев VI впал в грех, когда решил взять себе четвертую жену, что запрещено церковными канонами. После этого он пришел на литургию, намереваясь, как то было в обыкновении, войти в алтарь, но патриарх преградил ему путь и запретил это, призывая отказаться от беззаконного сожительства и налагая епитимью. Император на виду у всех со слезами умоляет впустить его в алтарь, но святитель Николай непреклонен. Лев VI, в принципе, мог бы использовать силу, призвав телохранителей. Но он подчиняется патриарху. Потому что признает себя подсудным как мирянин суду епископа в духовных делах. После этой службы император пытается примириться с патриархом, и тот готов, но при одном условии: отказе от беззаконного сожительства. Отказаться от этого Лев не хочет и начинает затевать интриги. Как человек, имеющий власть и войско, он, в принципе, мог бы просто приказать, и неугодный патриарх просто бы «исчез». Но как христианин и глава христианского государства он не может этого сделать. Патриарха может сместить только собор. И Лев через некоторых епископов подстраивает церковные обвинения против святителя Николая и собирает беззаконный собор епископов, на котором патриарха лишают сана по целому ряду церковных обвинений. После этого Лев инициирует ложное обвинение святителя в государственной измене. И уже по этому обвинению отправляет его в ссылку.

Если мы посмотрим на эту печальную историю, то увидим, что даже императоры-преступники не чувствовали себя свободными от идеи необходимости симфонии государства и Церкви, выраженной святым Юстинианом. Все вышеописанные ухищрения и изощренные комбинации предпринимались ради того, чтобы формально принцип симфонии казался не нарушенным.

Уместно привести слова крупного западного историка ХХ века Арнольда Тойнби, который писал: «В столкновениях римских восточных императоров с Константинопольскими Патриархами первые выиграли много сражений, но не выиграли ни одной войны… Даже в тех случаях, когда принесенный в жертву Патриарх не получал личного удовлетворения, с прошествием времени обычно побеждало то дело, за которое он принес себя в жертву… В религиозных вопросах восточные римские императоры в конечном итоге всегда терпели поражение, когда их политика отходила от преобладающего народного чувства» .

Так было и в этом случае. В конце концов святитель Николай Мистик был возвращен из заключения и созвал собор, на котором еще раз было провозглашено, что никакому христианину не позволено вступать в четвертый брак.

Говоря о тех соблазнах и нарушениях, которые следовали, если можно так сказать, с другой стороны, церковной, мы увидим, что святые отцы отмечали среди таковых стремление некоторых архиереев использовать государственную силу для физического преследования еретиков и иноверцев. Об этом с осуждением писали блаженный Августин, преподобный Максим Исповедник, святитель Исидор Севильский и, особенно, преподобный Феодор Студит. Последний также высказывал ту мысль, что нарушение симфонии со стороны государственной власти и направленное против Церкви является наказанием, попущенным Богом за нарушение Церковью того же принципа и злоупотребления им. А именно, по поводу очередного гонения на православных со стороны императора из-за вопроса о его незаконном браке, преподобный Феодор пишет, что это стало воздаянием за то, что незадолго до того архиереи допустили грех, прибегнув к физическим репрессиям против еретиков-павликиан:

«Церкви Божией не свойственно мстить за себя бичеваниями, изгнаниями и темницею. Кроме того, я хочу сказать о деле павликиан и их преследовании: ведь церковный закон никому не угрожает ни ножом, ни мечом, ни бичом. Ибо,— говорит Писание,— все, взявшие меч, мечом погибнут (Мф. 26 , 52). Но поскольку все эти средства были применены, как будто из недр ада вспыхнул столп зла — эта христоборная ересь, губящая всех» .

Наверное, не лишне сказать и еще об одном виде соблазна, связанного с симфонией. Тем более что он также касается преподобного Феодора Студита. После того как погиб на войне император Никифор I Геник, на престол взошел император Михаил I Рангаве. Это был не только православный по вере, но и очень благочестивый человек, который весьма почитал преподобного Феодора и прислушивался к его советам. Вскоре со стороны Багдадского халифа пришло письмо, в котором мусульманский правитель просил выдать ему тех арабских сановников, которые в прежние времена перешли на сторону греков. В противном случае он угрожал войной. Понятно было, что ожидает этих перебежчиков, некогда доверившихся православному государю, после выдачи мусульманам — страшная, мучительная смерть. Поступок этот имел несомненное нравственное измерение.

Император Михаил обратился за советом к патриарху Константинопольскому святителю Никифору и к преподобному Феодору Студиту. Об этой истории нам сообщает преподобный Феофан Исповедник. Он пишет, что святитель Никифор «мудро советовал» императору выдать перебежчиков, поскольку, хотя и печальна их участь, но, отвратив войну, удастся спасти от смерти и бед несравненно большее число людей. Преподобный же Феодор дал другой совет, который его духовный отец преподобный Феофан называл «дурным советом», он сказал, что выдать доверившихся тебе людей на смерть — это предательство и совершенно невозможно для христианина ни при каких обстоятельствах.

Михаил послушался преподобного Феодора и отказал в выдаче перебежчиков. Тогда халиф собрал армию и, как и обещал, пошел войной против Византии. Император также собрал войско, выступил против него и потерпел поражение. Многие воины погибли, византийские города были разорены арабами, тысячи пленников-христиан уведены в халифат, чтобы там быть проданными в рабство. Из-за поражения православному императору Михаилу пришлось отречься от трона и удалиться в монастырь. К власти пришел император Лев III, который был еретиком. Он начал возрождать иконоборчество и развязал гонения против Церкви, во время которых пострадали и святитель Никифор Константинопольский, и преподобный Феофан Исповедник, и преподобный Феодор Студит.

Это печальный пример для Православия. Кто в нем виноват? Преподобный Феодор, давший такой благородный, но неудачный совет в государственных делах? Думается, что вина здесь прежде всего на самом императоре Михаиле. Он должен был сам принимать решения в тех делах, которые касаются его власти, не привлекая и не вынуждая вникать в них человека, который, будучи с юности посвящен Церкви, был далек от реалий государственного управления . Императору Михаилу не следовало снимать с себя моральную ответственность в сложном этическом вопросе, переложив ее на людей Церкви.

Но, несмотря на отдельные ошибки, идея симфонии властей была действующей и пронизывала все византийское общество, владела умами императоров как нечто само собой разумеющееся. Вот как об этом писал в XII веке император Иоанн Комнин: «Два предмета в продолжении моего царствования признавал я совершенно отличными один от другого: один — это власть духовная, которая от Великого и Высочайшего Первосвященника, Князя мира, Христа, дарована Его апостолам и ученикам, как благо неизменное, через которое, по божественному праву, они получили власть вязать и решить всех людей. А другой предмет — это власть мирская, власть, обращенная к временному, по Божественному слову: воздадите кесарю, что ему принадлежит, власть, заключенная в принадлежащей ей сфере. Эти две, господствующие в мире, власти, хотя раздельны и различны, но действуют к обоюдной пользе в гармоничном соединении, вспомоществуя и пополняя одна другую. Они могут быть сравнимы с двумя сестрами — Марфой и Марией, о которых повествуется в Евангелии. Из согласного обнаружения этих двух властей проистекает общее благо, а из враждебных их отношений проистекает великий вред» .

Такое установление было нормой для Византии, а его нарушения — досадными исключениями, не влекущими к отмене самой нормы. И симфония не ограничивалась одной Византией — она была нормой церковно-государственных отношений и на Руси, причем это было провозглашено официально, на Стоглавом Соборе, 62-я глава которого гласит: «Среди людей есть два величайших дара Божия, дарованных по человеколюбию Вышнего,— священство и царство. Оба они служат Божественному, владеют же и пекутся о человеческом, от одного и того же начала оба происходят, украшая человеческую жизнь... Об обоих все всегда молятся Богу, так как если они непорочны будут во всем, и к Богу имеют дерзновение, и праведно станут управлять в преданных им городах, то для живущих под ними [этими властями] их согласие будет благом, даруя все доброе для человеческой жизни» .

Ярчайшим выражением симфонии властей служили церковные Соборы, которые созывались великими князьями, а затем царями, проходили в их присутствии, и исполнение решений которых во многом обеспечивалось поддержкой государственной власти. Здесь можно назвать Московский Собор 1441 года, который осудил Флорентийскую унию, первый, второй и третий Соборы против жидовствующих, бывшие в 1488-м, 1490-м и 1504 годах, Стоглавый Собор 1551 года, Собор 1553 года против ереси Башкина и Косого, Собор 1619 года.

Как и в Византии, на Руси также случались нарушения вышеуказанной нормы гармонического сосуществования, однако, «несмотря на факты нарушений… сам принцип симфонии никогда не ставился под сомнение, сохранял полноту нормативного значения, а факты его нарушения воспринимались и оценивались как отступление, как грех, требовавший раскаяния и покаяния… Многие страницы истории Русской Православной Церкви еще не написаны. Если же она будет изучена во всей полноте, то окажется, что симфония была нормативным принципом, который проявлялся в разных сферах государственной и церковной жизни в их неразрывности. Сказанное относится прежде всего к деятельности Освященного Собора, в ней можно усматривать институционную форму, в которой воплощался в жизнь идеал симфонии… можно конспективно охарактеризовать три важных периода в истории XV-XVI вв., когда принцип симфонии был особенно конструктивным и плодотворным… Это время святительства епископа Ионы (с 1448 г. — митрополита), когда согласованные действия церковной и светской власти позволили отказаться от принятия Флорентийской унии; это первый период царствования Иоанна IV и время митрополита Макария (1547-1563), когда в России началась эпоха царства… И, наконец, третий период — учреждение патриаршества» .

Так продолжалось до императора Петра I, который, к сожалению, был тем, кто сознательно отказался от этого принципа и, если можно так сказать, своими реформами по упразднению патриаршества демонтировал принцип симфонии.

Вот как об этом преступлении отзывался священномученик Иларион (Троицкий) накануне восстановления патриаршества: «Зовут Москву сердцем России. Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле. Но где в Кремле? В окружном суде? Или в солдатских казармах? Нет, в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа, должно биться русское православное сердце. Орел петровского, на западный образец устроенного самодержавия выклевал это русское православное сердце. Святотатственная рука нечестивого Петра свела Первосвятителя российского с его векового места в Успенском соборе. Поместный Собор Церкви Российской от Бога данной ему властью снова поставит Московского патриарха на его законное, неотъемлемое место» .

Но и в более позднее время принцип симфонии неизменно находил выражение в жизни православных королевств — Греческого, Сербского, Болгарского и Румынского, — получивших независимость от османского ига в XIX веке.

И, безусловно, он является востребованным и в настоящее время. В хорошем смысле он неизбежен всегда, как только во главе государства оказывается искренне верующий человек. И тогда для воплощения принципа симфонии даже не обязательно придание Православию статуса государственной религии со всеми вытекающими изменениями законодательства. Поскольку принцип симфонии, как и все настоящее, состоит в факте, а не в букве закона.

Об этом говорит и Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий: «О симфонии в византийско-древнерусском смысле сегодня говорить не приходится. Однако это не значит, что Церковь и государство не должны искать согласия, партнерства, то есть, опять же, "симфонии", в новых условиях. Нахождение согласия — нелегкий труд, но у Церкви есть желание и воля идти по этому пути» Акты святейшего Патриарха Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917-1943, М. 1994, с. 28.

Патриарх Московский и всея Руси Алексий II . В поисках симфонии (интервью). // Русский Дом № 6, 2004.