Двойник Федор Достоевский

(Пока оценок нет)

Название: Двойник

О книге «Двойник» Федор Достоевский

Повесть “Двойник” — одно из ключевых произведений Федора Михайловича. Читать ее особенно интересно, поскольку события, описываемые в книге, имеют к писателю непосредственное отношение. Так же, как главный герой, Федор Достоевский мучился раздвоением своего внутреннего мира. Эта тема становления человека в обществе тесно перекликается с проблемой нравственного выбора, что является актуальным не только в XIX веке, но и сегодня.

Главный герой книги “Двойник” — госслужащий Яков Петрович Голядкин — мягкий, честный и скромный человек, строго придерживающийся нравственных принципов. Чувствуя свою слабость и неуверенность, неумение принимать решения, Голядкин пытается выдавать свою мягкотелость за добродетель. Однако ему кажется, что все настроены против него: плетут интриги, обижают и не воспринимают его всерьез. Главный герой отчаянно борется за свое место в этом мире, и, ведя внутренние диалоги, постепенно сходит с ума…

Внутренняя борьба наконец-то нашла свое внешнее выражение — в один момент Голядкин увидел рядом с собой второе “Я” — своего близнеца, внешне как две капли воды похожего на него, но по характеру — совершенно другого — самоуверенного, мерзкого, пакостного, злого. Этот Голядкин-младший настолько прочно обосновался в его жизни, что стал вытеснять добродушного Голядкина-старшего, точнее, втягивать его в свою сущность. Внутренние диалоги не прекратились, но теперь читатель отчетливо видит, что главный персонаж пытается дать объяснения и найти причины такого поведения, но беспомощно проваливается в глубокий омут безнравственности. Интригами, клеветой и другими темными делишками он добивается своих целей. В повести “Двойник” Федор Достоевский показал, во что превращается погоня за желаемым любыми путями. Постепенно растворяясь в своем темном “Я”, Голядкин сходит с ума от внутренних противоречий.

“Двойник” живописно раскрывает жизнь в Петербурге XIX столетия, перекликаясь с манерой Гоголя. В книге присутствует все необходимое для увлекательного чтения: яркий образ главного героя, юмор и ирония, достойная концовка, которая подводит безумие Голядкина к внутреннему миру читателю и заставляет его задуматься о своей темной стороне. Федор Достоевский — мастер проникать в душу и оживлять в современном мире своих персонажей. Читать эту книгу необходимо всем, кто хочет понять психологию великого писателя и, по сути, каждого человека, которому присуще самокопание и стремление разобраться в своем “Я”.

На нашем сайте о книгах сайт вы можете скачать бесплатно без регистрации или читать онлайн книгу «Двойник» Федор Достоевский в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.

Цитаты из книги «Двойник» Федор Достоевский

Положение его в это мгновение походило на положение человека, стоящего над страшной стремниной, когда земля под ним обрывается, уж покачнулась, уж двинулась, в последний раз колышется, падает, увлекает его в бездну, а между тем у несчастного нет ни силы, ни твердости духа отскочить назад, отвесть свои глаза от зияющей пропасти; бездна тянет его, и он прыгает, наконец, в нее сам, сам ускоряя минуту своей же погибели.

Ночь была ужасная, – ноябрьская, мокрая, туманная, дождливая, снежливая, чреватая флюсами, насморками, лихорадками, жабами, горячками всех возможных родов и сортов, одним словом всеми дарами петербургского ноября.

Нет, сударыня, и опять-таки дела так не делаются, и первое дело то, что воркования не будет, не извольте надеяться. Нынче муж, сударыня вы моя, господин, и добрая, благовоспитанная жена должна во всем угождать ему. А нежностей, сударыня, нынче не любят, в наш промышленный век; дескать, прошли времена Жан-Жака Руссо. Муж, например, нынче приходит голодный из должности, – дескать, душенька, нет ли чего закусить, водочки выпить, селедочки съесть? так у вас, сударыня, должны быть сейчас наготове и водочка, и селедочка. Муж закусит себе с аппетитом, да на вас и не взглянет, а скажет: поди-тка, дескать, на кухню, котеночек, да присмотри за обедом, да разве-разве в неделю разок поцелует, да и то равнодушно…

Фоблаз ты такой, предатель ты этакой!

Без всякого сомнения, глазком не мигнув, он с величайшим бы удовольствием провалился в эту минуту сквозь землю; но, что сделано было, того не воротишь…

– Распустили они слух, что он уже дал подписку жениться, что он уже жених с другой стороны… И как бы вы думали, Крестьян Иванович, на ком?
– Право?

Даже напротив, Крестьян Иванович; и, чтоб все сказать, я даже горжусь тем, что не большой человек, а маленький. Не интригант, – и этим тоже горжусь.

Знакомо глянули на него зелено-грязноватые, закоптелые, пыльные стены его маленькой комнатки, его комод красного дерева, стулья под красное дерево, стол, окрашенный красною краскою, клеенчатый турецкий диван красноватого цвета, с зелененькими цветочками и, наконец, вчера впопыхах снятое платье и брошенное комком на диване.

Скачать бесплатно книгу «Двойник» Федор Достоевский

(Фрагмент)

В формате fb2 : Скачать
В формате rtf : Скачать
В формате epub : Скачать
В формате txt :

Петербургская поэма

Глава I

Было без малого восемь часов утра, когда титулярный советник Яков Петрович Голядкин очнулся после долгого сна, зевнул, потянулся и открыл наконец совершенно глаза свои. Минуты с две, впрочем, лежал он неподвижно на своей постели, как человек не вполне еще уверенный, проснулся ли он или всё еще спит, наяву ли и в действительности ли всё, что около него теперь совершается, или — продолжение его беспорядочных сонных грез. Вскоре, однако ж, чувства господина Голядкина стали яснее и отчетливее принимать свои привычные, обыденные впечатления. Знакомо глянули на него зеленовато-грязноватые, закоптелые, пыльные стены его маленькой комнатки, его комод красного дерева, стулья под красное дерево, стол, окрашенный красною краскою, клеенчатый турецкий диван красноватого цвета с зелененькими цветочками и, наконец, вчера впопыхах снятое платье и брошенное комком на диване. Наконец, серый осенний день, мутный и грязный, так сердито и с такой кислой гримасою заглянул к нему сквозь тусклое окно в комнату, что господин Голядкин никаким уже образом не мог более сомневаться, что он находится не в тридесятом царстве каком-нибудь, а в городе Петербурге, в столице, в Шестилавочной улице, в четвертом этаже одного весьма большого, капитального дома, в собственной квартире своей. Сделав такое важное открытие, господин Голядкин судорожно закрыл глаза, как бы сожалея о недавнем сне и желая его воротить на минутку. Но через минуту он одним скачком выпрыгнул из постели, вероятно попав наконец в ту идею, около которой вертелись до сих пор рассеянные, не приведенные в надлежащий порядок мысли его. Выпрыгнув из постели, он тотчас же подбежал к небольшому кругленькому зеркальцу, стоящему на комоде. Хотя отразившаяся в зеркале заспанная, подслеповатая и довольно оплешивевшая фигура была именно такого незначительного свойства, что с первого взгляда не останавливала на себе решительно ничьего исключительного внимания, но, по-видимому, обладатель ее остался совершенно доволен всем тем, что увидел в зеркале. «Вот бы штука была, — сказал господин Голядкин вполголоса, — вот бы штука была, если б я сегодня манкировал в чем-нибудь, если б вышло, например, что-нибудь не так, — прыщик там какой-нибудь вскочил посторонний или произошла бы другая какая-нибудь неприятность; впрочем, покамест недурно; покамест всё идет хорошо». Очень обрадовавшись тому, что всё идет хорошо, господин Голядкин поставил зеркало на прежнее место, а сам, несмотря на то что был босиком и сохранял на себе тот костюм, в котором имел обыкновение отходить ко сну, подбежал к окошку и с большим участием начал что-то отыскивать глазами на дворе дома, на который выходили окна квартиры его. По-видимому, и то, что он отыскал на дворе, совершенно его удовлетворило; лицо его просияло самодовольной улыбкою. Потом, — заглянув, впрочем, сначала за перегородку в каморку Петрушки, своего камердинера, и уверившись, что в ней нет Петрушки, — на цыпочках подошел к столу, отпер в нем один ящик, пошарил в самом заднем уголку этого ящика, вынул наконец из-под старых пожелтевших бумаг и кой-какой дряни зеленый истертый бумажник, открыл его осторожно — и бережно и с наслаждением заглянул в самый дальний, потаенный карман его. Вероятно, пачка зелененьких, сереньких, синеньких, красненьких и разных пестреньких бумажек тоже весьма приветливо и одобрительно глянула на господина Голядкина: с просиявшим лицом положил он перед собою на стол раскрытый бумажник и крепко потер руки в знак величайшего удовольствия. Наконец он вынул ее, свою утешительную пачку государственных ассигнаций, и, в сотый раз, впрочем, считая со вчерашнего дня, начал пересчитывать их, тщательно перетирая каждый листок между большим и указательными пальцами. «Семьсот пятьдесят рублей ассигнациями! — окончил он наконец полушепотом. — Семьсот пятьдесят рублей... знатная сумма! Это приятная сумма, — продолжал он дрожащим, немного расслабленным от удовольствия голосом, сжимая пачку в руках и улыбаясь значительно, — это весьма приятная сумма! Хоть кому приятная сумма! Желал бы я видеть теперь человека, для которого эта сумма была бы ничтожною суммою? Такая сумма может далеко повести человека...» «Однако что же это такое? — подумал господин Голядкин, — да где же Петрушка?» Всё еще сохраняя тот же костюм, заглянул он другой раз за перегородку. Петрушки опять не нашлось за перегородкой, а сердился, горячился и выходил из себя лишь один поставленный там на полу самовар, беспрерывно угрожая сбежать, и что-то с жаром, быстро болтал на своем мудреном языке, картавя и шепелявя господину Голядкину, — вероятно, то, что, дескать, возьмите же меня, добрые люди, ведь я совершенно поспел и готов. «Черти бы взяли! — подумал господин Голядкин. — Эта ленивая бестия может, наконец, вывесть человека из последних границ; где он шатается?» В справедливом негодовании вошел он в переднюю, состоявшую из маленького коридора, в конце которого находилась дверь в сени, крошечку приотворил эту дверь и увидел своего служителя, окруженного порядочной кучкой всякого лакейского, домашнего и случайного сброда. Петрушка что-то рассказывал, прочие слушали. По-видимому, ни тема разговора, ни самый разговор не понравились господину Голядкину. Он немедленно кликнул Петрушку и возвратился в комнату совсем недовольный, даже расстроенный. «Эта бестия ни за грош готова продать человека, а тем более барина, — подумал он про себя, — и продал, непременно продал, пари готов держать, что ни за копейку продал. Ну, что?..» — Ливрею принесли, сударь. — Надень и пошел сюда. Надев ливрею, Петрушка, глупо улыбаясь, вошел в комнату барина. Костюмирован он был странно донельзя. На нем была зеленая, сильно подержанная лакейская ливрея, с золотыми обсыпавшимися галунами и, по-видимому, шитая на человека ростом на целый аршин выше Петрушки. В руках он держал шляпу, тоже с галунами и с зелеными перьями, а при бедре имел лакейский меч в кожаных ножнах. Наконец, для полноты картины, Петрушка, следуя любимому своему обыкновению ходить всегда в неглиже, по-домашнему, был и теперь босиком. Господин Голядкин осмотрел Петрушку кругом и, по-видимому, остался доволен. Ливрея, очевидно, была взята напрокат для какого-то торжественного случая. Заметно было еще, что во время осмотра Петрушка глядел с каким-то странным ожиданием на барина и с необыкновенным любопытством следил за всяким движением его, что крайне смущало господина Голядкина. — Ну, а карета? — И карета приехала. — На весь день? — На весь день. Двадцать пять, ассигнацией. — И сапоги принесли? — И сапоги принесли. — Болван! не можешь сказать принесли-с . Давай их сюда. Изъявив свое удовольствие, что сапоги пришлись хорошо, господин Голядкин спросил чаю, умываться и бриться. Обрился он весьма тщательно и таким же образом вымылся, хлебнул чаю наскоро и приступил к своему главному, окончательному облачению: надел панталоны почти совершенно новые; потом манишку с бронзовыми пуговками, жилетку с весьма яркими и приятными цветочками; на шею повязал пестрый шелковый галстух и, наконец, натянул вицмундир, тоже новехонький и тщательно вычищенный. Одеваясь, он несколько раз с любовью взглядывал на свои сапоги, поминутно приподымал то ту, то другую ногу, любовался фасоном и что-то всё шептал себе под нос, изредка подмигивая своей думке выразительною гримаскою. Впрочем, в это утро господин Голядкин был крайне рассеян, потому что почти не заметил улыбочек и гримас на свой счет помогавшего ему одеваться Петрушки. Наконец справив всё, что следовало, совершенно одевшись, господин Голядкин положил в карман свой бумажник, полюбовался окончательно на Петрушку, надевшего сапоги и бывшего, таким образом, тоже в совершенной готовности, и, заметив, что всё уже сделано и ждать уже более нечего, торопливо, суетливо, с маленьким трепетанием сердца сбежал с своей лестницы. Голубая извозчичья карета, с какими-то гербами, с громом подкатилась к крыльцу. Петрушка, перемигиваясь с извозчиком и с кое-какими зеваками, усадил своего барина в карету; непривычным голосом и едва сдерживая дурацкий смех, крикнул: «Пошел!», вскочил на запятки, и всё это, с шумом и громом, звеня и треща, покатилось на Невский проспект. Только что голубой экипаж успел выехать за ворота, как господин Голядкин судорожно потер себе руки и залился тихим, неслышным смехом, как человек веселого характера, которому удалось сыграть славную штуку и которой штуке он сам рад-радехонек. Впрочем, тотчас же после припадка веселости смех сменился каким-то странным озабоченным выражением в лице господина Голядкина. Несмотря на то, что время было сырое и пасмурное, он опустил оба окна кареты и заботливо начал высматривать направо и налево прохожих, тотчас принимая приличный и степенный вид, как только замечал, что на него кто-нибудь смотрит. На повороте с Литейной на Невский проспект он вздрогнул от одного самого неприятного ощущения и, сморщась, как бедняга, которому наступили нечаянно на мозоль, торопливо, даже со страхом прижался в самый темный уголок своего экипажа. Дело в том, что он встретил двух сослуживцев своих, двух молодых чиновников того ведомства, в котором сам состоял на службе. Чиновники же, как показалось господину Голядкину, были тоже, с своей стороны, в крайнем недоумении, встретив таким образом своего сотоварища; даже один из них указал пальцем на господина Голядкина. Господину Голядкину показалось даже, что другой кликнул его громко по имени, что, разумеется, было весьма неприлично на улице. Герой наш притаился и не отозвался. «Что за мальчишки! — начал он рассуждать сам с собою. — Ну, что же такого тут странного? Человек в экипаже; человеку нужно быть в экипаже, вот он и взял экипаж. Просто дрянь! Я их знаю, — просто мальчишки, которых еще нужно посечь! Им бы только в орлянку при жалованье да где-нибудь потаскаться, вот это их дело. Сказал бы им всем кое-что, да уж только...» Господин Голядкин не докончил и обмер. Бойкая пара казанских лошадок, весьма знакомая господину Голядкину, запряженных в щегольские дрожки, быстро обгоняла с правой стороны его экипаж. Господин, сидевший на дрожках, нечаянно увидев лицо господина Голядкина, довольно неосторожно высунувшего свою голову из окошка кареты, тоже, по-видимому, крайне был изумлен такой неожиданной встречей и, нагнувшись сколько мог, с величайшим любопытством и участием стал заглядывать в тот угол кареты, куда герой наш поспешил было спрятаться. Господин на дрожках был Андрей Филиппович, начальник отделения в том служебном месте, в котором числился и господин Голядкин в качестве помощника своего столоначальника. Господин Голядкин, видя, что Андрей Филиппович узнал его совершенно, что глядит во все глаза и что спрятаться никак невозможно, покраснел до ушей. «Поклониться иль нет? Отозваться иль нет? Признаться иль нет? — думал в неописанной тоске наш герой, — или прикинуться, что не я, а что кто-то другой, разительно схожий со мною, и смотреть как ни в чем не бывало? Именно не я, не я, да и только! — говорил господин Голядкин, снимая шляпу пред Андреем Филипповичем и не сводя с него глаз. — Я, я ничего, — шептал он через силу, — я совсем ничего, это вовсе не я, Андрей Филиппович, это вовсе не я, не я, да и только». Скоро, однако ж, дрожки обогнали карету, и магнетизм начальнических взоров прекратился. Однако он всё еще краснел, улыбался, что-то бормотал про себя... «Дурак я был, что не отозвался, — подумал он наконец, — следовало бы просто на смелую ногу и с откровенностью, не лишенною благородства: дескать, так и так, Андрей Филиппович, тоже приглашен на обед, да и только!» Потом, вдруг вспомнив, что срезался, герой наш вспыхнул как огонь, нахмурил брови и бросил страшный вызывающий взгляд в передний угол кареты, взгляд, так и назначенный с тем, чтоб испепелить разом в прах всех врагов его. Наконец, вдруг, по вдохновению какому-то, дернул он за снурок, привязанный к локтю извозчика-кучера, остановил карету и приказал поворотить назад, на Литейную. Дело в том, что господину Голядкину немедленно понадобилось, для собственного же спокойствия вероятно, сказать что-то самое интересное доктору его, Крестьяну Ивановичу. И хотя с Крестьяном Ивановичем был он знаком с весьма недавнего времени, именно посетил его всего один раз на прошлой неделе, вследствие кой-каких надобностей, но ведь доктор, как говорят, что духовник, — скрываться было бы глупо, а знать пациента — его же обязанность. «Так ли, впрочем, будет всё это, — продолжал наш герой, выходя из кареты у подъезда одного пятиэтажного дома на Литейной, возле которого приказал остановить свой экипаж, — так ли будет всё это? Прилично ли будет? Кстати ли будет? Впрочем, ведь что же, — продолжал он, подымаясь на лестницу, переводя дух и сдерживая биение сердца, имевшего у него привычку биться на всех чужих лестницах, — что же? ведь я про свое и предосудительного здесь ничего не имеется... Скрываться было бы глупо. Я вот таким-то образом и сделаю вид, что я ничего, а что так, мимоездом... Он и увидит, что так тому и следует быть». Так рассуждая, господин Голядкин поднялся до второго этажа и остановился перед квартирою пятого нумера, на дверях которого помещена была красивая медная дощечка с надписью:

Крестьян Иванович Рутеншпиц,
доктор медицины и хирургии.

Остановившись, герой наш поспешил придать своей физиономии приличный, развязный, не без некоторой любезности вид и приготовился дернуть за снурок колокольчика. Приготовившись дернуть за снурок колокольчика, он немедленно и довольно кстати рассудил, что не лучше ли завтра и что теперь покамест надобности большой не имеется. Но так как господин Голядкин услышал вдруг на лестнице чьи-то шаги, то немедленно переменил новое решение свое и уже так, заодно, впрочем с самым решительным видом, позвонил у дверей Крестьяна Ивановича.

Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.

Главный герой произведения Яков Голядкин обычный государственный работник. Он работает служащим низшего звена. Его мечта стать популярным и всеми любимым, он хочет вращаться в высших кругах.

Чтобы швейцары перед ним открывали дверь, а незамужние девушки прихорашивались и строили глазки при виде его. Но ничего такого не происходит, он работает обычным служащим, а женщины на него не обращают никакого внимания.

Он обычный, честный служащий, не умеет плести интриги и льстить начальству. Все началось с того что он пошел на бал к Берендееву, и его с позором выгнали с этого мероприятия.

С Голядкиным случился нервный срыв, он в полной растерянности оказался под мостом и там встретил человека полностью на него похожего, это оказался его двойник.

Придя на работу Яков, обнаружил своего двойника работающего в той же конторе, что и он. Этот Гладков оказался льстецом и интриганом, в краткие промежутки времени, заслужил хорошее отношение в коллективе. И стал популярным среди женской половины коллектива.

Яков очень обрадовался появлению такого же, по его мнению, близкого по душе человека. Пригласил его к себе в гости и вот они поговорили, но во мнениях не сошлись.

Через некоторое время двойник главного героя начинает всячески прилюдно его оскорблять и унижать. То хлопнул при всем коллективе его по щеке и щелкнул по брюху. Что вышло очень смешно и унизительно.

Потом при встрече, Яков протянул ему свою для рукопожатия руку, тот ее одернул и еще вытер платком, как будто испачкался. В общем, двойник издевался над настоящим Яковом как мог и опозорил его во всех компаниях, где они бывали месте.

Теперь Голядкина не то, что приглашать стали на мероприятия, проводимые высшими кругами общества. А наоборот перестали вообще приглашать в гости. Женский пол стал его просто ненавидеть. В итоге Яков вообще отчаялся и сошел с ума, его отвезли в психиатрическую больницу.

В роли Голядкина автор показывает истинное лицо общества, в котором господствует, лесть и далеко невысокие идеалы. У людей преобладают низменные желания. Автор высмеивает жизнь всего общества в Петербурге, в котором царит, лесть, интрига.

В нем нет ничего искреннего чистого высокого. Причина появления двойника, это результат психической болезни Голядкина. В одном человеке выразились все лучшие качества, другой человек это все негативное и плохое что может быть в человеке.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Достоевский. Все произведения

• Бедные люди
• Двойник
• Хозяйка

Двойник. Картинка к рассказу

Сейчас читают

• Краткое содержание Адамович Немой

  События произведения разворачиваются во время Великой Отечественной войны на белорусской земле.

• Краткое содержание В прекрасном и яростном мире Платонова

  Рассказ ведется от лица помощника машиниста Кости, но главный герой не он, а его старший товарищ Александр Мальцев, лучший работник депо. По характеру он молчаливый и замкнутый, всегда сам перепроверяет исправность оборудования

• Краткое содержание Носов Огородники

  В рассказе описываются действия в пионерлагере. Рассказчик и его друзья прибыли в пионерлагерь для отдыха. Вожатого звали Витя. По словам Вити, каждая группа сажает в лагере свой огород

• Краткое содержание Гайдар На графских развалинах

  Отгремела Гражданская война, но советская власть никак не может навести порядок. Повсюду очень много беспризорников.

• Краткое содержание Сетон-Томпсон Уличный певец

  Рассказ о двух воробьях Рэнди и Бидди. Воробьиха Бидди родилась и жила в обычной воробьиной стаи. Бидди имела необычный окрас. На одном ее крыле проступали белые перья, делавшие ее привлекательной птицей.

3. Загадки «Двойника»

«Я вызываю всех на бой»

Одно из самых загадочных произведений Достоевского, повесть «Двойник», в первом журнальном варианте имела подзаголовок «Приключения господина Голядкина», а в следующем издании Достоевский поменял подзаголовок, и это уже называлось «Петербургская поэма». До сих пор об этой вещи спорят, написаны горы литературы. Спорят о самом смысле произведения.

Постараемся разобраться, где собака зарыта в этой маленькой повести Достоевского. Достоевский взялся писать ее сразу после «Бедных людей». Буквально закончив одно произведение, сел за другое, но к читателю, что интересно, «Бедные люди» и «Двойник» пришли почти одновременно, разница была всего в две недели. В «Петербургском сборнике» в январе 1846 года вышли «Бедные люди», а потом в журнале «Отечественные записки» 1 февраля вышел «Двойник».

Достоевский начал работу над этой повестью в Ревеле (сейчас это Таллинн), в городе, который можно считать местом рождения «Двойника». Когда работа приближалась к концу, он написал брату: «Это будет мой шедевр». Достоевский потом читал эту повесть в кружке Белинского. Эту повесть слушал Тургенев. Все были в восхищении. Белинский говорил, что это даже сильнее, чем «Бедные люди». Другие говорили, что это, может быть, посильнее «Мертвых душ» Гоголя, а «Мертвые души» были все-таки основным шедевром того времени.

Но потом вдруг все изменилось, когда повесть была напечатана произошел какой-то слом. Изменил свое отношение Белинский, он счел это произведение неудачей Достоевского. В какой-то мере и сам Федор Михайлович поддался на эти разговоры, упал духом и тоже стал считать, что повесть ему не удалась. Но вот что интересно: выйдя с каторги, Достоевский обращается снова к «Двойнику». Вот, скажем, «Неточка Незванова» была не закончена, было бы гораздо логичнее ему вернуться и дописать «Неточку Незванову». Нет, он ее бросил, но зато вернулся к «Двойнику», пытался его исправить, дописать и доказать всем, что это вещь стоящая.

Вот пишет он брату уже после каторги: «Это исправление... будет стоить нового романа. Они увидят наконец [они - то есть вот те, кто не оценил], они увидят наконец, что такое «Двойник»!.. Одним словом, я вызываю всех на бой». Ну, это очень характерно для Достоевского: «Вызываю всех на бой». И опять же брату пишет: «Зачем мне терять превосходную идею, величайший тип по своей социальной важности, который я первый открыл и которого я был провозвестником». А это уже 1859 год. Чем все кончилось? Достоевский так и не завершил переделку «приключений» в «поэму». Он кое-что поправил, довольно много исправил, и мы сейчас «Двойник» имеем в двух вариантах: как он сначала вышел в журнале и как был напечатан в начале 1860-х годов.

Интересно, что Достоевский вернется к разговору о «Двойнике» еще раз через 30 лет после того, как он появился. В «Дневнике писателя» 1877 года он так говорит об этом произведении: «Повесть эта мне положительно не удалась, но идея ее была довольно светлая, и серьезнее этой идеи я никогда ничего в литературе не проводил». Это сказано, когда написаны «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток». И накануне «Братьев Карамазовых» он сообщает брату, что никогда ничего серьезнее этой идеи не проводил! Вот одна из больших загадок, над которой бьется современная филология и бились критики XIX и XX века: смысл «Двойника».

После Гофмана и Гоголя

Сама тема двойничества не новая в литературе. В первую очередь приходит на память Гофман. В нескольких произведениях у него есть герои-двойники. Это роман «Эликсиры сатаны», это новеллы «Крошка Цахес», «Двойники», некоторые другие произведения. Гофмановская романтическая тема раздвоения человека пришла и в русскую литературу. Антоний Погорельский в 1828 году выпустил книгу «Двойник, или мои вечера в Малороссии». О двойничестве пишет и Вельтман. Что же нового внес Достоевский в эту гофмановскую тему?

Герой Достоевского - сумасшедший. Описывается процесс безумия, схождения с ума, что тоже не ново, на память прежде всего приходят «Записки сумасшедшего» Гоголя, и во многом Достоевский ориентируется на это произведение. На какой почве сходит с ума герой Достоевского? Примерно на той же, что и герой Гоголя. Гоголевский Поприщин, - тоже титулярный советник, как и Голядкин, он влюбляется в генеральскую дочь. Есть такой городской романс: «Он был титулярный советник, она - генеральская дочь». Так вот, нашему титулярному советнику непонятно, почему предпочтение отдано не ему, а другому человеку, у которого чин повыше: «Чем он лучше меня? Что у него, два носа, что ли? Такой же человек, как и я. Так почему он камер-юнкер, а я - нет?». Этот вопрос о царящей несправедливости его очень беспокоит, а в конечном счете приводит на грань безумия: «А почему я не испанский король? Почему бы мне не быть испанским королем?». Встает проблема самоидентификации личности, установления своего места в этом мире. Это и социальная проблема, это, конечно, и психологическая проблема.

У Достоевского в «Бедных людях» Макар Алексеевич Девушкин вопрошает Вареньку: «Почему другим все, а вам - ничего? Почему такая несправедливость, кто ее учинил?» Вот эта мысль о несправедливом устройстве мира и является причиной сумасшествия и Поприщина и Голядкина. Тут Достоевский идет вслед за Гоголем.

Ветошка с амбицией

Давайте присмотримся, кто же такой господин Голядкин и чем он отличается, скажем, от Макара Алексеевича Девушкина. На первых страницах описано утро титулярного советника Якова Петровича Голядкина. Сразу надо сказать, что титулярный советник - это не такой уж и маленький чин. Это примерно соответствует в армии чину капитана, то есть он не на самой низкой ступени находится, но и не на высокой. Он помощник столоначальника, а значит, не переписчик, как предыдущий герой Достоевского. Он уже сочиняет бумаги, он небольшой, но начальник. И не такой уж и бедный. Напоминаю, как Макару Алексеевичу 100 рублей дает его превосходительство, для него это громадная сумма, а вот в начале повести «Двойник» Голядкин пересчитывает свои средства - у него оказывается 750 рублей. Это не такая уж и маленькая сумма, сумма, которая, как говорит сам герой, далеко может повести. Она его и повела далеко, слишком даже далеко.

У него своя квартира! Макар Алексеевич Девушкин снимает, как вы помните, уголок на кухне, а у Голядкина своя, не нанятая квартира. У него свой лакей Петрушка. У него новехонький вицмундир, новые сапоги, шинель - не как у Девушкина или, скажем, гоголевского героя, у него шинель с енотовым воротником. То есть он, в общем-то, человек, который не бедствует. Его к бедным людям нельзя отнести.

Тогда в чем же беда господина Голядкина? Мы видим в начале повести, как он куда-то собирается, к какому-то очень важному событию готовится. Ему приносят новые сапоги, новую жилетку. Петрушка напяливает ливрею с чужого плеча. Подъезжает нанятая на один день карета. Зачем ему карета, притом с гербами, напрокат? Мы понимаем, что герой наш собирается на какое-то предприятие, и дальше происходят еще более странные вещи.

Он заезжает в Гостиный двор. Зачем-то оценивает серебряные и золотые изделия. Сторговывает обеденный чайный сервиз на 1500 рублей, то есть ровно вдвое дороже, чем у него есть денег. Затем торгуется и заказывает мёбели (как тогда говорили) на шесть комнат. У него всего одна комната, а он мёбель заказывает на шесть! Затем он присматривает затейливый дамский туалет в последнем вкусе моды. Зачем ему, холостяку, дамский туалет?

Зачем господин Голядкин все это проделывает? Он, судя по всему, хочет показаться чуточку повыше, чем он есть на самом деле. Сервиз зашкаливает вдвое, мебель - вшестеро, тут какая-то игра на повышение, когда человек, как бы сейчас сказали, позиционирует себя на более высоком месте в жизненной иерархии.

Ну и наконец, он едет в нелепой карете по Петербургу. Ему это доставляет удовольствие, быстро сменяемое страхом. Навстречу попадается его начальник, который страшно удивлен, видя господина Голядкина в громоздкой карете, и вот тут очень интересный эпизод. Голядкин прячется в угол кареты и говорит: «Это не я. Это не я, это другой». Здесь уже начинается раздвоение, «другой» - тот, кого он играет, на чьем месте он хотел бы оказаться.

Но куда же едет господин Голядкин? Он устремился на бал к господину Берендееву. (Интересные имена: голядь и берендеи - это, по русским летописям, племена, жившие когда-то на русской земле). Голядкин едет к господину Берендееву на бал в честь дня рождения его дочери, Клары Олсуфьевны. На бал его никто не приглашал. Более того, он здесь персона нон грата. Он, видимо, в свое время набедокурил и отрешен от дома, но тем не менее едет. С какой целью? Опять-таки, видимо, хочет доказать и другим, и самому себе, что он - не такой уж и мелкий человек.

И вот что интересно. У господина Голядкина очень часто в его рассуждениях возникает слово «ветошка», от «ветошь», и он многократно говорит, и сам себя убеждает в том, что не позволит «затереть себя, как ветошку, об которую грязные сапоги обтирают». «И, как ветошку, себя затирать я не дам». И решился он протестовать, это уже повествователь говорит, и протестовать всеми силами, до последней возможности. Правда, повествователь начинает сомневаться: может быть, если бы кто и захотел, так непременно обратил бы в ветошку господина Голядкина, но даже в этом случае пускай «подлая, грязная бы вышла ветошка, но ветошка эта была бы не простая, ветошка эта была бы с амбицией».

Перед нами не просто маленький человек, но маленький человек с амбицией, и амбиция его в том, что он желает занять более высокое положение, которое, как ему кажется, вполне соответствует его природе. Ну вот зачем он едет на этот несчастный бал? Может быть, он влюблен в Клару Олсуфьевну? Отнюдь. Просто его заедает, что в женихах человек более удачливый, чем он, некий Владимир Семенович, молодой коллежский асессор (это уже следующий чин после титулярного), и к тому же племянник начальника канцелярии. И по существу ведь, господин Голядкин едет, чтобы дать бой своему сопернику, чтобы доказать, что он имеет не меньше прав на Клару Олсуфьевну. Он попадает на этот бал вопреки запрету, прячется где-то на лестнице, но потом прорывается, попадает на бал, и кончается это тем, что его просто-напросто спускают с этой лестницы. Вот такой удар по самолюбию, по болезненной-то амбиции!

Кстати, интересно описан бал у господина Берендеева. Это описание имеет отношение к общему смыслу повести. Достоевский очень язвительно, гоголевскими красками описывает празднество, где каждый играет положенную роль, носит приличествующую маску. Все изображают из себя благородство, начиная с хозяина, который долгой службой поимел хорошенький капиталец. Намек вполне прозрачный: умел брать взятки. Однако и он, и все остальные играют в благородных людей, и вот это тоже имеет отношение к общей идее повести. Господин Голядкин живет в мире, где все играют предлагаемую роль, а ему досталась не самая важная, да и правила игры он непозволительно нарушает.

Явление двойника

Естественно, его выталкивают, выгоняют с незаконно занятого места. Тогда-то и наступает время двойника. Господин Голядкин бежит по петербургским улицам. Это ноябрь, снег с дождем. Слышен выстрел пушки, предупреждающий о наводнении. Ситуация что-то нам напоминает, что-то подобное уже было в русской литературе, Достоевский любит играть на литературных аллюзиях, припоминаниях...

Ну, конечно, это «Медный всадник», это момент безумия бедного Евгения, когда за ним гонится всадник, сошедший с пьедестала. «Петербургская поэма» в прозе перекликается с «петербургской повестью» в стихах. Однако перекличка здесь не только с Пушкиным. «…собачонка, вся мокрая, издрогшая, увязалась за господином Голядкиным и бежала около него бочком, торопливо, понятливо на него поглядывая. Какая-то далекая, давно уж забытая идея, - воспоминание о каком-то давно случившемся обстоятельстве, - пришла теперь ему в голову». Что ж это за обстоятельство?

Повесть Достоевского по-разному можно читать, в данном случае аллюзия взывает к читателю образованному, начитанному, который помнит, что Мефистофель впервые явился Фаусту в виде собачонки. И видение бедного Евгения, и явление Мефистофеля, по Достоевскому, чем-то близки друг другу. Дьявольское наваждение приходит на страницы «Двойника» из русской и мировой литературы.

В этот самый момент господин Голядкин и видит некоего незнакомца, который оказывается его двойником, незнакомец идет перед ним, заходит в его квартиру, встречает его. И эта глава пятая кончается многоточиями после фразы: «одним словом, что называется, двойник его во всех отношениях». Читатели полтора века спорят, а что такое двойник господина Голядкина: это бред, фантом, созданный его воображением, или это какой-то реальный человек, возможно, похожий на господина Голядкина. Я думаю, что у Достоевского и то и другое: это и бред, и реальный человек. Как это может быть?

Однажды Достоевский, уже в конце своей жизни, написал одной своей знакомой по поводу того, что такое фантастика в литературе, и привел в пример «Пиковую даму» Пушкина как верх искусства фантастического. «В конце повести, - пишет Достоевский - вы не знаете, как решить: вышло ли это видение из природы Германа или действительно он из тех, которые соприкоснулись с другим миром», то есть вот это видение старухи графини - или это сон Германна, или это реальное соприкосновение с потусторонним миром. «И вы не знаете, как это решить», - говорит Достоевский. В этом, собственно говоря, и соль, что вы теряетесь и не знаете, как понимать. Эта растерянность запрограммирована Пушкиным, он нарочно ставит своего читателя в ситуацию неопределенности.

Достоевский в «Двойнике» не только героя, но и читателя ставит на грань раздвоения. Мы теряемся в догадках: двойник – это болезнь и какое-то видение господина Голядкина, либо это вполне реальный человек. Критики и литературоведы также разделились на два лагеря. Мне кажется, что, в принципе, Достоевский нарочито строит свой рассказ так, чтобы «угодить» и тем, и другим. Если говорить о первом явлении двойника, здесь все говорит за то, что он вышел как бы из природы самого господина Голядкина: он изгнан, он потерял самого себя, и сам от себя хотел бы спрятаться или убежать.

Двойник в таком понимании есть воплощение мыслей господина Голядкина, реализация его собственных переживаний. Известны работы психиатров, которые рассматривали эту повесть и писали, что Достоевский очень точно описывает момент психиатрического заболевания. Доктор Яновский, хорошо знакомый в то время с Достоевским, свидетельствует, что Достоевский тогда очень много прочел медицинской литературы. «Психиатрическая» версия работает, но посмотрим, что дальше.

По особому поручению

В следующей главе господин Голядкин появляется в канцелярии и его ждет неприятный сюрприз. Появляется некий новый чиновник, которого берут на службу в эту же канцелярию, и этот чиновник оказывается его двойником. Он, как кажется господину Голядкину, похож на него, и его тоже зовут Яков Петрович Голядкин. Причем никого вокруг это не удивляет! Получается, что он уже не фантом, потому что мы видим реакцию окружающих людей и понимаем, что это вполне реальный человек, не призрак. Таким образом, получается, что двойник в повести имеет действительно две природы. В одном случае это галлюцинация, а в другом это действительно реальный чиновник. В конце повести господин Голядкин обнаруживает, что он не так уж на него и похож.

Это одна из загадок «Двойника», мы все время находимся между двумя версиями, фантастической и реальной. Следуя последней, некий новый чиновник (реально существующий) идет вместе с господином Голядкиным к нему домой после службы, наводит его на откровенный разговор, выпытывает у него какие-то сведения, и господин Голядкин за кружками пунша опрометчиво выложил ему всю свою подноготную. А на следующий день Голядкин-младший ведет себя уже совершенно по-другому: он издевательски и по-хамски обращается с Голядкиным-старшим и совсем не похож на того бедного чиновника, который провел с ним всю ночь в дружески-подобострастных излияниях. В чем дело? Откуда взялся этот второй господин Голядкин и что за роль он играет? У меня есть на этот счет своя версия, и я ее попытаюсь изложить. Она еще не звучала в литературе о Достоевском.

Вот на что я обращаю внимание. Во второй главе господин Голядкин идет к Крестьяну Ивановичу Рутеншпицу, доктору медицины, у которого он, видимо, начинает лечиться, и Крестьян Иванович интересуется не только «медицинскими» подробностями жизни господина Голядкина, и тот чувствует какой-то подвох, когда Крестьян Иванович спрашивает его адрес. Действительно, зачем доктору адрес приходящего больного? Он расспрашивает также о его служебных делах, и господин Голядкин не на все вопросы отвечает. И когда они расстаются, Крестьян Иванович смотрит ему вослед внимательно и любопытно. Доктор исчезает из повести и появляется только в конце, неожиданно, чтобы увезти господина Голядкина в сумасшедший дом. Крестьян Иванович человек служивый, имеет орден значительный, и можно предположить, что в этом своем качестве он должен был сообщить куда следует, что такой-то чиновник перешел границы дозволенного и ему место не в канцелярии, а в сумасшедшем доме. В таком случае становится понятно, почему именно Крестьян Иванович (а не другой какой-нибудь доктор) в конце повести приезжает «арестовать» господина Голядкина.

Очевидно, что имела место некая интрига, в которую втянут и двойник Голядкина. Подтверждением служит эпизод, когда столоначальник Голядкина рассказывает ему, как второй Голядкин был взят на службу, явившись с рекомендацией. «А от кого же-с?» - спрашивает Голядкин. «Хорошая, говорят, рекомендация; его превосходительство, говорят, посмеялись с Андреем Филипповичем … и сказали, что хорошо, и, пожалуй, и что они с их стороны не прочь». Не прочь от чего? Видимо, в этой рекомендации было что-то такое особенное, над чем можно было посмеяться, а потом все же сказать: мы не будем сему противодействовать.

И потом оказывается, что этот второй господин Голядкин сразу же занимает в канцелярии положение чиновника по особому поручению. «Я уже давно предчувствовал, - говорит Голядкин первый, - что он по особому поручению». И это «по особому поручению» много раз повторяется. Так что вполне реальным будет предположение, что Голядкин-2 не случайно пошел на квартиру к Голядкину-1, его «особое поручение», очевидно, и заключалось в том, что он должен был проверить «сигнал» Крестьяна Ивановича, выяснить до конца, что происходит с Голядкиным, и сообщить куда следует.

Стоит заметить, что в планах переработки повести есть эпизод, когда оба Голядкина вступают в кружок Петрашевского (тот самый, за участие в котором Достоевский был приговорен к смертной казни), и двойник оказывается доносчиком. Петрашевцы и на самом деле были арестованы по доносу внедрившегося в кружок осведомителя – П. Д. Антонелли. Доносчик, по существу, профессиональный двойник, этот план писателя, узнавшего о роли Антонелли еще во время следствия, лишь разворачивал ту роль, которую играл в повести Голядкин-2.

Что же в итоге получается? Если мы принимаем Голядкина-2 как реальное лицо, которое исполняет особую миссию по выявлению и преследованию Голядкина-1, тогда все становится на свои места, и делается понятно, почему господин Голядкин чувствует себя загнанным зверем. Это не просто мания - можно, конечно, и психологически это объяснить, - но это и реальное преследование, когда внешние силы стремятся вытеснить господина Голядкина с того места, которое он занимает.

Страшная бездна совершенно подобных

Мотив вытеснения человека с занимаемого им места проходит через всю повесть и аккумулируется в письме господина Голядкина к Вахрамееву: «Прошу Вас, милостивый государь мой, передать сим особам [тем особам, которые меня преследуют], что странная претензия их и неблагородное фантастическое желание вытеснять других из пределов, занимаемых сими другими своим бытием в этом мире, и занять их место, заслуживают изумления, презрения, сожаления и, сверх того, сумасшедшего дома». Есть некие силы, которые реально вытесняют меня с моего места – такова идея двойника, грозная по сути, и она только педалирована в страшном сне господина Голядкина.

Ему снится, что двойник, как он называется, «известное своим неблагопристойным направлением лицо», стремится занять место его на службе и в обществе, опорочить его репутацию, присвоить его достижения. Здесь немножко от Гофмана, от крошки Цахеса, который присваивал себе достоинства окружающих людей. Он их подминал под себя, выжимал из них лучшие соки, присваивал себе. Это очень важная и вполне жизненная тема, которая идет, как мы понимаем, от романтизма, и у Достоевского получает продолжение не менее значительное, чем у самого Гофмана.

В страшном сне господина Голядкина это вытеснение, замещение человека каким-то его подобием приобретает совершенно фантасмагорические формы. Господин Голядкин бежит, он пытается убежать от своего двойника, но «с каждым шагом его, с каждым ударом ноги в гранит тротуара, выскакивало, как будто из-под земли, по такому же точно, совершенно подобному и отвратительному развращенностию сердца - господину Голядкину. И все эти совершенно подобные пускались тотчас же... бежать один за другим, и длинною цепью, как вереница гусей, тянулись и ковыляли за господином Голядкиным, так что некуда было убежать от совершенно подобных… Народилась наконец страшная бездна совершенно подобных, - так что вся столица запрудилась наконец совершенно подобными». Этой страшноватой фантастике Достоевского можно легко найти современные созвучия, когда людей замещают какие-то фантомы, когда человеческая личность распыляется и вместо нее является огромное количество каких-то заместителей. Страшный сон господина Голядкина придает повести черты антиутопии, как бы сейчас сказали.

Анатомия отношений к начальству

В чем же природа двойничества? Почему происходит замещение человека подобным существом? Возможно объяснение психологическое: причина в самом нашем герое, поскольку его двойник несет в себе те качества, которым господин Голядкин завидует. Он хотел бы быть, как бы сейчас сказали, успешным, он хотел бы быть ловким, хитрым, изворотливым, но у него не получается, что-то ему мешает. Может быть, нравственные какие-то соображения. Он бесконечно повторяет, что он не интриган, но из самой назойливости повторов следует, что ему-таки хочется быть интриганом.

Двойник - реализация его скрытых желаний и потенций. Чем это можно доказать? Вот в ту самую ночь с двойником о чем мечтает господин Голядкин? Он хочет сделать двойника своим союзником: «Мы, дружище, будем хитрить, заодно хитрить будем; с своей стороны будем интригу вести в пику им». А ведь он не устает повторять, что он не интриган. Его мечтания исходят из его амбиций. Еще раз повторю его коронную фразу: «Я не ветошка, об которую сапоги вытирают, я не ветошка, я не дам себя затирать».

Но если не ветошка, то кто? Очевидно, сидит в нем это желание, которое выразилось в известном эпохальном лозунге: «Кто был ничем, тот станет всем». Ему хочется стать всем! Не просто свое место занять, а занять место сильного. И, кстати говоря, в переделанном «Двойнике» Достоевский собирался этот мотив еще больше обнаружить через параллель Голядкина и... Гарибальди. Идея, так сказать, гарибальдийская, идея протеста, силы, в чем-то уже наполеоновской, обнаруживает себя в прожектерстве маленького человека. Но двойничество у Достоевского, повторяю, двойственно же и объяснено. То есть дело и в самом Голядкине, и в том, что весь мир так устроен. Вспомним еще раз о бале у господина Берендеева.

Двойничество - результат свойств и особенностей мира, в котором живет наш герой. С самого начала, когда появляется двойник, чем Голядкин возмущается? «А по какому праву все это делается? Кто разрешил такого чиновника?» То есть он апеллирует к начальству: почему начальство попустило, и он отвергает предположение, что это, может быть, законы природы, это, может, Господь Бог так захотел. Нет, все решается начальством.

В переработке «Двойника» Достоевский и эту мысль собирался усилить, вот что мы там читаем: «В Голядкине видно, как человек путается, потому что, кроме администрации, никто ничего не знает». «Кроме администрации», то есть мир построен на чинопочитании, на отношениях начальства и подчиненных. Все сие Достоевский называет: «анатомия всех русских отношений к начальству», писатель здесь выступает очень едким сатириком. Вот, к примеру, как господин Голядкин обращается к начальству и пытается себя обелить: «Я совсем не вольнодумство, Антон Антонович, я бегу вольнодумства», «Принимаю благодетельное начальство за отца». Вот что Достоевский называет анатомией всех русских отношений к начальству.

А дальше замечательная сцена, когда его превосходительство покидает канцелярию и его провожают подчиненные. «Все чиновники стояли неподвижно и в почтительном ожидании. Дело в том, что его превосходительство остановился внизу лестницы, в ожидании своего почему-то замешкавшегося экипажа, и вел весьма интересный разговор с двумя советниками». А рядом, на почтительном расстоянии остальные, и, конечно, «весьма улыбались, видя, что его превосходительство изволит шутить и смеяться». Слушайте, как это все знакомо: начальство изволит шутить, и все вокруг делают вид, как это остроумно.

«Столпившиеся на верху лестницы чиновники тоже улыбались и ждали, покамест его превосходительство опять засмеются... Но всех более, по-видимому, был рад и чувствовал удовольствие недостойный и неблагородный враг господина Голядкина [то есть его двойник]. Он в это мгновение даже позабыл всех чиновников… Он обратился весь в слух и зрение, как-то странно съежился, вероятно чтоб удобнее слушать, не спуская глаз с его превосходительства, и изредка только подергивало его руки, ноги и голову какими-то едва заметными судорогами, обличавшими все внутренние, сокровенные движения души его». Боже мой, как будто смотришь телевизор. Вот то, что Достоевский называет «анатомия всех русских отношений к начальству». И это тоже начало раздвоения, когда человек не принадлежит себе, когда он играет некую, довольно подлую роль.

Я не могу не вспомнить здесь один эпизод, связанный с Пушкиным. Это записано одной его замечательной современницей, Александрой Осиповной Смирновой-Россет, когда она встречает Пушкина в Царском Селе. Очень расстроенный Пушкин. Она его спрашивает, что случилось. Он говорит: «Я только что встретил царя (Николая I)». «А почему же вы так расстроены?» «Он очень был добр ко мне, очень расположен, очень благосклонно говорил». «Ну так и замечательно. Что тут плохого?» «И я почувствовал, - говорит Пушкин, - как подлость разлилась во всех моих жилках». Вот и в «Двойнике» мы наблюдаем начало раздвоения личности, когда человек перестает быть собой, когда он играет эту роль, связанную с его отношением к начальству.

«Рожа сочинителя» и троллинг читателей

Следует сказать и о том, как построена повесть, как рассказана история господина Голядкина. Вначале повествователь как бы встает на точку зрения героя и вместе с тем дает свои оценки, когда иронические, когда сочувственные. Например, описывается, как господин Голядкин разглядывает свои 750 рублей ассигнациями: «Вероятно, пачка зелененьких, сереньких, синеньких, красненьких и разных пестреньких бумажек тоже весьма приветливо, одобрительно глянула на господина Голядкина… Наконец он вынул ее, свою утешительную пачку государственных ассигнаций». Говорит здесь повествователь, а словечки «утешительную» и «глянула приветливо» - это, конечно, восприятие героя, так повествователь играет с нами и переходит на сторону героя. В филологии это называется несобственно-прямой речью. Речь героя как бы вторгается в речь повествователя, и чем дальше, тем больше, а когда появляется двойник, происходит слом повествования, повествователь уходит в сторону, и мы начинаем все видеть только глазами самого господина Голядкина.

Когда повествователь самоустраняется, когда он перестает нам вообще что-либо объяснять, это, конечно, вот такая игра Достоевского с читателями, игра, которую он начал еще в «Бедных людях». Известна его реплика в письме к брату, что вот все читали «Бедные люди» и все искали «рожу сочинителя», «а я, - говорит Достоевский, - им свою не показывал». То есть он играет с читателем и прячется за героев, но в «Бедных людях» он прячется просто за письма героев, а здесь он все же показывает самого себя (как рассказчика), а потом вдруг прячется и оставляет нас наедине с господином Голядкиным. На современном языке это можно было бы назвать троллингом. Автор разыгрывает, троллит своих читателей, приводит в недоумение, а что на самом деле происходит, он не объясняет, уходя в сторону.

«Двойник» - это такой эксперимент Достоевского, ищущего новых форм рассказывания. Поздний Достоевский найдет новые формы, но и тогда он будет играть с читателями, то появляясь, то исчезая и оставляя нас наедине с героями. Последнее Михаил Михайлович Бахтин называл полифонией. Но мне кажется, что это несколько сложнее. Все-таки уже начиная с «Двойника» мы видим, что автор то появляется, то исчезает. Попробуйте поиграть с Достоевским в эту игру, попробуйте разгадать «Двойника», попробуйте уяснить, зачем автор играет с вами в эту игру. Может, и выступит вперед та большая и светлая идея «Двойника», о которой Достоевский даже через 30 лет с гордостью пишет в «Дневнике писателя».

Попытка проникнуть в природу человека

Я думаю, что из критиков, современников Достоевского, практически никто не смог проникнуть к этой светлой идее, проникнуть в суть «Двойника», даже Белинский, я не говорю о других участниках кружка, но вот был один критик, который, на мой взгляд, сумел это увидеть, уловить. Это Валерьян Майков, замечательный критик, на мой взгляд, более глубокий и сильный, чем сам Белинский. Он, к сожалению, прожил очень короткую жизнь, как метеор, блеснул на небосклоне русской критики. Достоевский его чрезвычайно ценил и тогда, и потом. Он из талантливой семьи Майковых, брат Аполлона Майкова, поэта.

Валерьян Майков дал «Двойнику» едва ли не самую точную характеристику: «В этом произведении он [то есть автор] так глубоко проник в человеческую душу, так бестрепетно и страстно вгляделся в сокровенную манипуляцию человеческих чувств, мыслей и дел, что впечатление, производимое чтением «Двойника», можно сравнить только с впечатлением любознательного человека, проникающего в химический состав материи». Прав критик: «Двойник» - это была попытка проникнуть в природу человека. И было сделано открытие, к которому автор много раз потом возвращался.

Мотив двойничества мы не раз еще встретим в романах Достоевского. В «Преступлении и наказании» композиция включает систему двойников, повторяющих в какой-то мере Раскольникова. В «Идиоте» замечательно рассуждение о «двойных мыслях», свойственных природе человека. Версилов в «Подростке» разбивает иконы и говорит, что это не он, это двойник сделал. Ну и, наконец, в «Братьях Карамазовых» черт - двойник Ивана Федоровича, плод его воображения и явление из другого мира. Я думаю, что тема двойничества не оставляла Достоевского на протяжении всего его творчества.

И, наконец, последний год жизни, письмо Достоевского Екатерине Юнге от 11 апреля 1880 года. Девушка пожаловалась на раздвоение личности, когда она осознает, что нельзя, не должно так делать, и все-таки делает. Отчасти узнается голядкинская коллизия. И вот что ответил ей Достоевский: «Что Вы пишете о Вашей двойственности? Но это самая обыкновенная черта у людей… не совсем, впрочем, обыкновенных. Черта, свойственная человеческой природе вообще. …Вы мне родная, потому что это раздвоение в Вас точь-в-точь как и во мне, и всю жизнь во мне было. Это - большая мука, но в то же время и большое наслаждение».

Дальше он определяет, в чем смысл такого раздвоения: «Это - сильное сознание, потребность самоотчета и присутствие в природе Вашей потребности нравственного долга к самому себе и к человечеству. Вот что значит эта двойственность. Были бы Вы не столь развиты умом, были бы ограниченнее, то были бы и менее совестливы, и не было бы этой двойственности. Напротив, родилось бы великое-великое самомнение. Но все-таки эта двойственность - большая мука».

И дальше Достоевский дает свой рецепт как лечиться, им выжитый и проверенный: «Верите ли Вы во Христа и в его обеты? Если верите (или хотите верить очень), то предайтесь ему вполне, и муки от этой двойственности сильно смягчатся, и Вы получите исход душевный». К таким вот мотивам ведет нас повесть «Двойник», которая открыла перед Достоевским новые горизонты в понимании тех бездн, что таятся в природе человека. И «Двойник» - да, эксперимент, но такой, который был чреват новым познанием.

Литература

1. Касаткина Т.А. «Двойник» Ф.М. Достоевского: психопатология и онтология // Касаткина Татьяна. О творящей природе слова. Онтологичность слова в творчестве Ф.М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле». М., 2004.
2. О Достоевском. Сборник статей под ред. А.Л. Бема: Прага 1929/1933/1936. М., 2007 (статьи Д.И. Чижевского, Н.Е. Осипова, А.Л. Бема).
3. Поддубная Р.Н. Двойничество и самозванство // Достоевский: Материалы и исследования: 11. СПб., 1994.
4. Щенников Г.К. «Двойник» Достоевского как творческий диалог с Э.Т.А. Гофманом // Достоевский и мировая культура. Альманах № 24. СПб., 2008.

«Двойник» - ранняя повесть Достоевского , написанная в 1846 г. и опубликованная во втором номере в журнале «Отечественные записки» за этот же год с подзаголовком «Приключения господина Голядкина».

Достоевский начал работать над «Двойником» после окончания повести «Бедные люди», писал произведение полгода. В 1945 г. он читал отдельные главы в кружке Белинского, они были приняты благосклонно. После издания повести Достоевский с горечью отмечал, что все её критикуют, считают затянутой и скучной, но читают с удовольствием, «перечитывают напропалую».

Достоевский принял решение переработать повесть, ему «Голядкин опротивел», но замысел писатель осуществил только через 20 лет. Он значительно сократил повесть, убрав повторы и длинноты, второстепенные рассуждения героя.

В качестве прототипа Голядкина называют писателя Якова Петровича Буткова, сотрудника «Отечественных записок», который отличался излишней робостью, мнительностью и замкнутостью, определённой забитостью. Бутков стал прототипом ещё нескольких героев Достоевского.

В окончательной редакции повесть получила подзаголовок «Петербургская поэма». Так Достоевский подчеркнул связь её с «Мёртвыми душами» Гоголя , исключительной в своём роде поэмой в прозе.

Литературное направление и жанр

Современники называли «Двойника» романом. Во втором издании Достоевский обозначил жанр как «Петербургская поэма», но слово «поэма» для Достоевского важно не как определение жанра, а как отсылка к «Мёртвым душам».

В современном значении «Двойник» - повесть, которой присущи психологизм и сатирический взгляд на общество. Психологическую разработку получила история помешательства Голядкина. Для достоверности Достоевский изучал течение психических расстройств. По словам психиатров, Достоевский довольно точно отразил изменения в поведении человека с расстроенной психикой.

Литературное направление произведения «Двойник» - реализм. Достоевский выступает как последователь Гоголя и романтика Гофмана , остро критикующих современное им общество, использующих для этого элементы фантастики. Социальное и нравственное разложение Голядкина происходит именно под влиянием ненормального, с точки зрения Достоевского, общественного устройства.

Проблематика

Вслед за Гоголем, Достоевский поднимает проблему маленького человека, порождённую самим обществом. Безумие Голядкина развивается вследствие социальной несправедливости: его соперником за руку и сердце Клары, дочери статского советника Олсуфия Ивановича Берендеева, становится чиновник более высокого ранга.

В повести поднимается проблема общественного уничижения человека до положения низменного существа, «ветошки». Для Достоевского важно изобличить «виновника» - чиновничье-дворянское петербургское общество.

Зеркальная к названной – проблема такого «забитого человека» (по словам Добролюбова), который понимает, что к нему относятся, как к грязной тряпке, но в глубине души его теплится задавленное человеческое достоинство.

Нереализованные амбиции Голядкина становятся причиной мании преследования. Двойник – порождение больного сознания Голядкина. Он делает самое неприятное для героя – унижает его. Распад личности Голядкина происходит через потерю, в первую очередь, чина. Голядкин-младший замещает место старшего, ему достаётся повышение по службе. Затем герой теряет и личность, превращаясь в жертву доктора Крестьяна Ивановича Рутеншпица.

Вне чиновничьей службы Голядкин тоже не может реализоваться, потому что распад его личности приводит к отсутствию борьбы даже за возлюбленную, которую он уступает без боя. При этом болезненное восприятие окружающих как врагов, подлецов, возможно, не соответствует действительности.

В повести поднимается также ряд социально значимых и философских проблем: проблема разобщённости людей, хрупкость и слабость человеческой личности, зависимость душевного состояния и нравственности отдельного человека от общественных отношений, влияющих на личность негативно, деформирующих её.

Сам Достоевский в «Дневнике писателя» утверждал, что ничего серьёзнее идеи этой повести в литературу не проводил.

В повести обнаруживается ряд психологических проблем, получивших развитие в дальнейшем творчестве Достоевского. Писатель называл образ Голядкина-младшего «главнейшим подпольным типом», положив основание проблеме душевного подполья своих героев. Проблема двойников тоже получила развитие в романах Достоевского, но они утратили абсолютное сходство, походили на главных героев одними чертами характера, но были противопоставлены другими, низменными, которые, возможно, не были реализованы у главных героев.

Сюжет и композиция

Сюжет повести развивается в двух планах: реальные события, происходящие с чиновником Голядкиным, и события так называемого «романа сознания» героя, реализующиеся только в его воображении.

Сюжет реального плана прост: Голядкин собирается на праздник, посвящённый именинам Клары Олсуфьевны, дочери статского советника Берендеева, его покровителя. По дороге он заезжает к врачу, которому обещает пить прописанное лекарство. Но его не пускают в дом советника, а потом выдворяют. Далее описаны два дня на службе Голядкина. В первый день он сосредоточен на посторонних проблемах и подозревает сотрудников и начальство в интригах и несправедливом отношении.

Во второй день Голядкин проспал и пришёл на службу поздно, потому что проснулся только в час дня. Он не решается зайти в отделение, поднимается туда только в конце работы. В кармане Голядкин находит письмо от Клары Олсуфьевны, о котором забыл с утра. Она просит спасти её от нежеланного жениха. Голядкин готовит карету к условленному времени, но передумывает и решает посмотреть из укрытия, как будут развиваться события. Его замечают и приглашают в дом, где передают в руки доктора.

За эти же три дня сознание Голядкина порождает двойника, которого зовут так же, он в таком же чине. Двойник знакомится с Голядкиным ночью первого дня, ночует у него и пользуется его гостеприимством, на следующий день оказывается принятым на службу в то же отделение. Там он ведёт себя по отношению к Голядкину оскорбительно, пытается выслужиться и обходит Голядкина по службе. Поскольку Голядкину не удаётся объясниться с двойником, он пишет ему письмо, которое передаёт через писаря. Вечером именно Голядкин-младший замечает Голядкина-старшего возле дома статского советника. Он же бежит за каретой, в которой врач увозит Голядкина.

Сюжет повести занимает всего 3 дня. Композиция близка к кольцевой: действие начинается и заканчивается общением с врачом, за этим следует (или этому предшествует) приход в дом статского советника, в который Голядкина первый раз не пускают, а во второй раз, зеркально, приглашают (очевидно, чтобы отдать врачу). Идея двойника возникает у Голядкина при общении с врачом, отстаёт двойник в самом конце, не угнавшись за каретой врача.

Хотя события конца повести подобны событиям начала, Голядкин воспринимает всё по-другому, даже доктор кажется ему другим, страшным.

Герои повести

Главный герой повести «Двойник» - титулярный советник Яков Петрович Голядкин. Его говорящая фамилия происходит от слова голяда , голядка , что значит голь, беднота.

В отзыве о «Двойнике» в 1946 г. Белинский назвал Голядкина обидчивым, помешанным на амбиции человеком, каких много «в высших и средних слоях нашего общества». Голядкину всё время кажется, что его обижают, что против него интригуют. Он видит опасность в любом поведении окружающих: в словах, делах, взглядах. Но, по словам Белинского, в действительности Голядкин не может ничем возбудить к себе зависти: ни личными качествами (умом и способностями), ни положением в обществе, ни богатством. Его опасения вызывают у читателя улыбку.

Белинский считает черты характера Голядкина невыразительными: не умный и не глупый, не богатый и не бедный, очень добрый и слабохарактерный. Жизнь его была бы неплохая, если бы не «болезненная обидчивость и подозрительность».

Согласно Белинскому, единственная добродетель Голядкина, которою он очень гордится, состоит в том, что он идёт прямою дорогою, ходит не в маске. Эти метафоры обозначают, что Голядкин действует открыто, не плетёт интриг. На деле же Голядкин не обладает даже этой единственной добродетелью, пытаясь всё выведать обходными путями, всё время прячась, не предпринимая решительных действий и надеясь, что всё обойдётся.

Среди других черт характера Голядкина его страх перед обществом, чувство социальной незащищённости, способность жертвовать личными интересами.

Добролюбов уже в 1861 г. отнёс Голядкина к типу «забитых людей». Критик воспринимал сумасшествие Голядкина как форму протеста человека-«ветошки» против действительности, которая его унижает и обезличивает.

Добролюбов попытался психологически объяснить причину раздвоения личности Голядкина. Раздвоение возникло у слабого человека между его желанием действовать прямо и подсознательным стремлением самому плести интриги. Голядкин-младший – и есть воплощение этой второй, нереализованной стороны робкого Голядкина. С точки зрения Добролюбова, робость и не совсем исчезнувшее нравственное начало не позволяют Голядкину принять придуманные им гадости как свои собственные. Так появляется двойник.

Мотив двойничества характерен для литературы романтизма и многократно обыгран в образе тени. Но трагико-фантастический план повести позволяет ввести образ двойника – человека с такой же внешностью (что бывает), таким же социальным статусом (это возможно), таким же именем (невозможное совпадение) и даже родом из тех же мест.

Остальные герои повести смотрят на Голядкина подозрительно отчасти потому, что подозревают в нём некоторую ненормальность. Странным поведением Голядкина можно объяснить пьянство Петрушки и его желание уйти от хозяина.

Большое значение в повести имеет речь Голядкина и других персонажей, переданная через призму его восприятия. Монологи Голядкина построены синтаксически правильно, но не передают никакой мысли: «Что, дескать, отчего ж и нет, но что если так дело пошло, то он, пожалуй, готов согласиться».

Стилистические особенности

Ещё современники критиковали повесть за чрезмерную затянутость. Белинский в защиту писателя утверждал, что огромный и сильный талант 24-летнего автора просто ещё не созрел.

Среди достоинств повести Белинский отметил избыток юмора, способность объективно созерцать жизненные явления.

Ещё одной особенностью повести Белинский назвал манеру изложения: она ведётся от автора, но языком и понятиями героя, так что читатель даже не сразу понимает, что герой сумасшедший. Этот же приём порождает комическое в повести.

Среди недостатков Белинский назвал, кроме повторов, ещё и такой: почти все герои говорят похожим языком. Но не в этом ли состоял замысел Достоевского: читатель видит всех героев глазами Голядкина, через призму его сознания преломляется и трансформируется их внешность, поступки и речь. Ещё одной причиной обезличивания героев, их невнятных речей, подобных высказываниям Голядкина, может быть идея Достоевского, что в каждом человеке есть часть сознания Голядкина.