Все годы своего правления первый Российский император всяческими способами утверждал российскую государственность, как на внешнеполитической арене, так и внутри страны.

На народ легли непомерные налоги, принудительные работы мало чем отличные от каторжных, длительный срок военной службы.

От таких непосильных условий простой люд сотнями тысяч давался в бега. Одни скрывались в лесах, другие пробирались к старообрядцам, которые обосновались в северных землях. Но основная масса беглецов держалась в степи Украины и Поволжья, где располагались земли казаков , где традиционно оседал беглый люд молодого российского государства. Царские указы о возврате уклонистов от податей и военной обязанности казаками не исполнялись.

Восстания при Петре 1 происходили именно в южных регионах - недовольства народных масс в Астрахани, Башкирии и на Дону.

Астраханское восстание

Расположившись в устье реки Волги у самого Каспия, в Астрахани возрастало недовольство тяглых сословий, на которых легло бремя разных повинностей. К тому же именно сюда стекались беглый и «гулящий» народ, ставший основной рабочей силой в порту и промыслов по добыче рыбы и соли.

Сюда были сосланы уцелевшие после казней семьи стрельцов, их вдовы, сыновья и братья, которым по ночам снились ужасы расправ 1698 года над стрельцами за попытку поднять восстание. Возрастающая напряженность народа привела к тому, что в 1705 г. местом первого мощного восстания стала Астрахань.

Так как город расположился на окраине России, в нем квартировался 3-хтысячный гарнизон стрельцов. Причиной разгоревшихся волнений горожан стали алчность и неправомочность действий тамошнего воеводы Тимофея Ржевского. Продажа хлеба была отдана на откуп, что повлекло резкий взлет цен на него и сокращение хлебного жалованья в стрелецком гарнизоне. Кроме того, податное население было обложено налогами, которые зачастую были выше продаж. Последним уничижением стало нововведение в отношении мужского и женского образа: посреди улиц мужикам силой обрезали бороды, «непотребным» образом укорачивали женские и мужские платья.

Ночью 30 июля 1705 г. стрельцы, служивые, посадский люд и рабочие взяли Кремль. Волнения шли под руководством ярославского купца Якова Носова, земского бурмистра Гаврилы Ганчикова и стрельца Ивана Шелудяко. Их действия привели к отмене многочисленных налогов, конфискации казенных средств, которые пустили на выплату жалованья стрельцам.

13 марта 1706 г. восстание было жестоко подавлено войском Б.П. Шереметева и отрядом калмыцких конников. Позднее, в 17077 году в Москве, более трех сотен восставших подверглись казни на Красной площади. Большинство участников восстания отправились в сибирскую ссылку.

Башкирское восстание

1705 год стал началом возмущений башкир и мусульман, населявших степные просторы от волжских берегов до Урала. Это были кочевые племена, пасшие крупный рогатый скот, коз и овец. В 17 веке вслед за русскими исследователями восточных земель, приходили колонисты, строившие на их землях поселения и распахивавшие их пастбищные угодья.

Также Башкири были обложены непомерными налогами в количестве 72 налогов, включая дань за глаза черного и серого цвета. С начала 1708 года восстание набрало огромную силу, стало расширяться и перекинулось на северокавказские и поволжские районы, где к восставшим примкнули татарские, удмуртские и марийские народы.

Башкирские волнения прекратились в 1711 г., когда против них выдвинулось 10-тысячное войско калмыцких и буддистских воинов.

Восстание донских казаков

Самые опасные восстания при Петре I произошли в период противостояния шведам , когда восстали донские казаки во главе с Кондратием Булавиным. Причиной восстания стали попытки возврата беглых солдат и крестьян , нашедших убежище на донских землях.

Булавинское восстание охватило 43 уезда между Волгой и Днепром, включая Запорожье, где нашли пристанище потомки крестьян Ивана Грозного, Алексея Михайловича, рекруты, нежелавшие служить четверть века, работные люд Азова, Таганрога и верфей Воронежа. Казаки оказывали им радушный прием, а все указы о выдаче беглецов игнорировались.

Для взятия ситуации под свой контроль, в начале осени 1707 г. к Дону отправился 1200-й отряд Юрия Долгорукого. Поздней осенью 1708 года восстание было окончательно подавлено. Карательные меры были ужасающи: заводчики были казнены, иные отправлены на каторгу, остальные высланы в приписные места, а поселения сожжены. 200 виселиц с повешенными бунтарями установили на плоты, которые в устрашение пустили вниз по Дону, говоря о всемогуществе самодержавной десницы.

Тогда же приказом самодержца разрушили Запорожскую Сечь, вынудив запорожцев обосноваться подле Олешек на Днепре.

Вернувшись из путешествия , Петр сразу обнаружил свое новое настроение. Приехав в Москву; он даже не заехал в московский дворец, а прямо проехал в свое Преображенское. Своей жены Евдокии Федоровны он не видел, а заглазно послал ей приказ идти в монастырь. Против воли отвезли ее в Суздаль и там постригли (в Покровском монастыре, где была пострижена жена великого князя Василия III Ивановича Соломония). Сына своего Алексея (родившегося в 1690 г.) Петр отдал на попечение сестры своей царевны Натальи.

При первом же приеме придворных в Преображенском Петр отдал им приказ впредь носить короткое европейское платье вместо длинного русского и брить бороды. Он сам резал бороды и окорачивал кафтаны у тех, кто упрямился. Право носить бороду сохранило только духовенство и крестьянство. Горожане могли покупать это право, уплачивая известную пошлину и получая ежегодно «бородовой знак». С принудительной переменой внешности узаконялось и вообще господство западноевропейских обычаев в русской жизни. Одним из внешних знаков этого господства стало установление нового летосчисления. До тех пор в Москве считали годы от сотворения мира и праздновали новый год «на Семен день» 1 сентября. Отпраздновав 1 сентября 1699 г. наступление нового 7208 г. по старому счету, Петр велел 1 января вновь праздновать новый 1700 г. и впредь считать годы от Рождества Христова, как и в прочих православных странах.

Одновременно с первыми шагами своих культурных преобразований Петр начал свой страшный стрелецкий розыск.

Стрелецкое возмущение 1698 г. произошло оттого, что стрелецкие полки, выведенные из Москвы в Азов и на польскую границу, были очень недовольны своим положением. Стрельцы видели нелюбовь и недоверие к ним царя, понимали, что их удалили из столицы надолго, и ожидали, что стрелецкое войско будет вовсе уничтожено. Стоя на границах в тесноте и грязи, получая скудное довольствие, стрельцы роптали и посылали в Москву за вестями, чего им ждать далее. Когда из Москвы пришли смутные и вздорные вести, что царя в царстве нет и что впереди надо ожидать только дурного, стрельцы не выдержали. Несколько стрелецких полков вышло из повиновения и двинулось к Москве – к своим семьям и хозяйствам. Навстречу ослушникам из Москвы вышли регулярные войска с пушками. При первой же встрече с ними (у Нового Иерусалима, или Воскресенского монастыря) стрельцы положили оружие и побежали. Их переловили и наказали: многих казнили, а прочих посадили под стражу.

Утро стрелецкой казни. Картина В. Сурикова, 1881

Возвратясь в Москву, Петр нашел, что дело о стрельцах недостаточно исследовано и преступники недостаточно наказаны. Начался новый «сыск» (следствие) и пытки. Под пытками некоторые стрельцы показали, что их поднимала на бунт царевна Софья из Новодевичьего монастыря, где она жила. Хотя этот оговор и не был достаточно доказан, однако Петр поверил ему. Он объявил вину сестры выборным от народа, приглашенным во дворец, и велел постричь Софью в монахини в том же Новодевичьем монастыре. Стрелецкое же войско Петр решил вовсе уничтожить. До 2 тыс. стрельцов было казнено смертью в разных концах Москвы. Остальные стрельцы были распущены из полков, и их было даже запрещено принимать в солдаты. Так разделался Петр со стрелецким войском, в котором видел оплот своих недругов и семя всякого зла.

Берхгольц, Российская империя, Цитаты и извлечения для рефератов, ЯАвторыКазнь, Пенитенциарная система

Ф. Берхгольц

После обеда я ездил с обоими бригадирами, Негелейном и Тихом, за город посмотреть на трех колесованных в этот день утром, но еще живых, убийц и делателей фальшивой монеты. Зрелище было отвратительное. Они получили только по одному удару колесом по каждой ноге и руке и после того были привязаны к трем укрепленным на шестах колесам. Один из них, старый и очень болезненный, был уже мертв; но оба другие, еще молодые, вовсе не имели на лице смертной бледности, напротив, были очень румяны. Меня уверяли, что люди в таком положении жили иногда от четырех до пяти дней. Эти двое были так веселы, как будто с ними ничего не случилось, преспокойно поглядывали на всех и даже не делали кислой физиономии. […] О невообразимой жестокости Русского народа посланник Штамке рассказывал мне еще одну историю, которой за несколько лет в Петербурге сам был очевидцем. Там сожгли заживо одного человека, который, во время богослужения, толстой палкой вышиб у епископа из рук образ какого-то святого и сказал, что по совести убежден, что почитание икон есть идолопоклонство, которое не следует терпеть. Император, говорят, сам несколько раз ходил к нему, во время содержания его под стражей и после произнесения приговора, и уверял его, что, если он только скажет перед судом, что заблуждался, ему будет дарована жизнь, даже не раз отсрочивал исполнение казни; но человек этот остался при том, что совесть не позволяет ему поступить так. Тогда его поставили на костер, сложенный из разных горючих веществ, и железными цепями привязали к устроенному на нем столбу с поперечной на правой стороне планкой, к которой прикрепили толстой железной проволокой и потом плотно обвили насмоленным холстом руку вместе с палкой, служившей орудием преступления. Сперва зажгли эту правую руку и дали ей одной горетЁ до тех пор, пока огонь не стал захватывать далее, и князь-кесарь, вместе с прочими вельможами, присутствовавшими при казни, не приказали поджечь костер. При таком страшном мучении преступник не испустил ни одного крика и оставался с совершенно спокойным лицом, хотя рука его горела одна минут семь или восемь, пока наконец не зажгли всего возвышения. Он неустрашимо смотрел все это время на пылавшую свою руку и только тогда отвернулся в другую сторону, когда дым уж очень стал есть ему глаза и у него начали гореть волосы. Меня уверяли, что за несколько лет перед тем брат этого человека был сожжен почти таким же образом и за по-добный же поступок.

Дневник камер-юнкера Ф.В. Берхгольца. В 4 ч. М., 1902. Ч. 2. С. 199-200.

Пытки и казни.

©»Загадочные преступления прошлого», 1999 г.

Нет никакого преувеличения в том утверждении, что следственное производство на Руси, несмотря на свою суровость, вплоть до Петра Первого оставалось много гуманнеё европейского. Именно этот монарх — в силу весьма специфических черт своей личности — много способствовал ужесточению процедуры дознания и казни.

Петровская и послепетровская эпоха оставила несколько поразительных примеров расправ над живыми людьми, которые надолго запечатлелись в памяти народной, попали в письма и воспоминания современников, послужив источником разного рода преданий.

Расследование деятельности Царевича Алексея, предпринятое в 1717-18 гг. специально учрежденной «Тайной канцелярией», дало Петру Первому информацию о том, что его первая супруга — Евдокия Федоровна Лопухина (в пострижении инокиня Елена) имела любовную связь с майором Степаном Богдановичем Глебовым.

Связь эта началась около 1714 г. или несколько ранеё, когда Глебов, будучи комиссаром по набору рекрутов, посетил монастырь, где содержалась в заточении опальная царица. Царь чрезвычайно болезненно воспринял это известие; скореё всего, оно задевало его мужское самолюбие. Во всяком случае Глебов, не игравший никакой политической роли в кружке оппозиционеров, подвергся пыткам не в пример болеё мучительным, нежели его болеё влиятельные подельники (епископ Досифей, Александр Кикин, Федор Пустынный и др.

).
Из следственного дела известно, что майора Глебова пытали четыре раза. В первый раз, будучи подвешен на «виске», офицер получил 34 (!

) удара кнутом. Уже одно это следует считать запредельной жесткостью, поскольку даже крепкому мужчине болеё 15 ударов кнутом за одну пытку обычно не наносили. Петр Первый добивался от Глебова признания факта интимной близости со своей прежней супругой. Глебов по преданию, записанному в апреле 1731 г. леди Рондо, «плюнув ему в лицо, сказал, что не стал бы говорить с ним, если б не считал долгом своим оправдать свою повелительницу «.

Возможно, этот плевок и спровоцировал неистовость назначенной Петром Первым пытки.
Следующей пыткой были раскаленные угли, которые прикладывались к открытым ранам Глебова, оставшимся от порки кнутом. Для третьей пытки были использованы раскаленные железные щипцы, которые прикладывались к рукам и ногам допрашиваемого офицера. Несмотря на чудовищные страдания, майор отказывался признать свою вину и утверждал, что оклеветан.

Петр Первый был чрезвычайно раздражен стойкостью офицера; Царь не сомневался, что на самом деле любовная связь имела место (ему об этом сообщил сын — Алексей Петрович — сам бывший под следствием). Чтобы сломить сопротивление Глебова Петр Первый приказал привязать его к доске, утыканной гвоздями. Офицер пролежал без движения на этой доске трое суток, после чего сознался в выдвинутых против него обвинениях. Помимо сознания в любовной связи с царицей Евдокией, Глебов дал разоблачительные показания против епископа Ростовского Досифея, которые фактически предопределили жестокий приговор в отношении последнего.

Манифест от 6 марта 1718 г. подвел итог почти годового расследования и всенародно объявил о предстоящих расправах над сторонниками Царевича Алексея Петровича.

В этом документе прямо говорилось о прелюбодеянии Глебова; сделано это было для того, чтобы осрамить опальную Царицу Евдокию и выставить в дурном свете всех обвиняемых, потворствовавших прелюбодейству.
Казни были проведены 15 марта 1718 г. в г. Москве и растянулись болеё чем на три часа. Самодержавный режиссер, разрабатывая ритуал казни, дал волю садистким фантазиям.

Петр Первый обязал присутствовать при исполнении приговора своего сына Алексея. На глазах последнего его друзья и единомышленники приняли мученическую смерть.

Кикину — секретарю Царевича — было назначено колесование и 4 раза по 100 ударов кнутом, на сто двадцатом ударе он начал агонизировать и палач поспешил отрубить ему голову; камердинеру Афанасьеву было назначено отрубание головы; колесован был епископ Досифей, голову его насадили на кол, а внутренности — сожгли. Поклановскому, после порки кнутом отрезали нос, уши и язык (это было против правил, такого рода «увечные» наказания не комбинировались). Но если колесования и порка кнутом были все же традиционны для «пыточной» практики того времени, то казнь майора Глебова оказалась совершенно исключительной для народных обычаев и потрясла всех, видевших её.

Глебов … был живым посажен на кол.
Казнь свершилась в третьем часу пополудни. К смертнику были прикомандированы архимандрит Спасского монастыря Лопатинский, иеромонах Маркел и священник того же монастыря Анофрий. Они д. б. напутствовать умирающего на пороге в иную жизнь. Из рассказов священников известно, что Глебов во время чудовищной экзекуции ни проронил ни слова; на все призывы к покаянию отвечал, что каяться ему не в чем.

Ночью офицер попросил иеромонаха Маркела принести ему Святые Дары, умирающий хотел причаститься. Неизвестно, выполнил ли эту просьбу иеромонах; боясь гнева самодержавного самодура, он никому этого не сказал.
Смерть Глебова последовала в половине восьмого утра 16 марта 1718 г. Голова его была отрублена, а тело было снято с кола и брошено среди тел других казненных по этому делу.

(Надо сказать. что неуважение к телам казненных было традиционным для петровской эпохи. Своим небрежением к останкам врагов он глубоко ранил чувства многих православных верующих.

Известно, что тела стрельцов, казненных Петром Первым еще в 1698-99 гг., оставались незахороненными вплоть до 1713 г. ; их истлевшие останки висели в петлях на стенах Новодевичьего монастыря, лежали на колесах или были насажены на колья у городских ворот. В 1714 г. Преображенский приказ расследовал донос на некоего Карпа Евтифьевича Сытина из которого следовало, что последний возмущался «головами казненных, воткнутых на колья за Спасскими воротами».

Поскольку казненные стрельцы были, как сказали бы сейчас, политическими преступниками, а не уголовными, то и донос на Сытина принял характер политического. Обер — фискал Алексей Нестеров в 1714 г. расследованию этому хода не дал, что через 8 лет было поставлено в вину ему самому и способствовало его осуждению.)
Впрочем, казнив ненавистного майора, Петр Первый его не забыл.

Через некоторое время Государь Император изволил вернуться к этой истории: видимо, Монарх не чувствовал себя до конца отмщеным. Через три с половиной года — 15 августа 1721 г.

— он повелел Святейшему Синоду предать Степана Глебова вечной анафеме, т. е. церковному проклятию.

Казни стрельцов при Петре I

Во исполнение этого повеления преосвященный Варлаам, епископ Суздальский и Юрьевский, издал 22 ноября 1721 г. т. н. архиерейский указ в котором привел форму провозглашаемой анафемы.

В ней майор Глебов был назван «злолютым закона Божия преступником», «царского величества противником», «лютейшим благочестия преступником и презирателем».

Т. о. за одно и то же преступление один и тот же человек с интервалом в три года был наказан дважды. Причем, второй раз — уже посмертно. Такой вот казус…
Если оценивать расправу над майором Глебовым ретроперспективно, то нельзя не признать её за оформленное законодательно убийство. Никакой объективной угрозы Глебов ни лично Самодержцу, ни власти Его не представлял.

Вся вина офицера сводилась к тому лишь, что этот человек оказался способен питать добрые чувства к опальной Царице, психологически поддерживал её в тяжелейшие моменты жизни и делал это не из корыстных побуждений. Это благородство и духовная чистота майора служили, видимо, немым укором Петру. Думается, что если бы Глебов на допросах заявил, будто был прельщен деньгами и знатностью любовницы, то он имел бы шанс быть помилован. Душу беспутного Монарха согрела бы мысль о том, что перед ним обычный негодяй, под стать ему самому.

Но именно благородство Глебова, его преданность Царице, и вызвали ту беспощадную ярость Монарха, которую иначе, как одержимостью, и назвать-то никак нельзя.

28 июня (18-го по юлианскому календарю) 1698 года взбунтовавшиеся стрельцы потерпели поражение от войск, верных Петру I . Это был далеко не первый их конфликт: Пётр на всю жизнь запомнил события 1682 года, когда стрельцы развязали настоящий террор против Нарышкиных, родственников его матери, и их сторонников.

смертная казнь, палач

Помнил он и то, как заговорщики из стрельцов пытались убить его самого в 1689 году. Их третье выступление оказалось роковым…

Стрелецкое войско появилось в России в сер.

XVI века, в эпоху Ивана IV, и составило элиту войска. Иностранные путешественники, посещавшие Московское царство, нередко называли их «мушкетёрами».

Для этого имелись все основания: стрельцы были вооружены как холодным оружием (бердышами, саблями и шпагами), так и огнестрельным (пищалями, мушкетами), могли быть как пехотинцами, так и всадниками. Со временем стрельцы помимо военной службы стали также заниматься ремеслом и торговлей, были освобождены от посадских податей, а для решения всех вопросов их деятельности создали специальный Стрелецкий приказ.

К концу XVII века стрелецкое войско приобрело значительное влияние в государстве, де-факто превратившись в гвардию, на которую могли опираться придворные группировки и которая оказывала влияние на принятие решений. Это отчётливо стало ясно после бунта 1682 года, когда именно стрельцы настояли на возведении сразу двух царей на престол - Петра I и Ивана V - при регентстве царевны Софьи.

В 1689 году часть стрельцов выступила на стороне Софьи против Петра, но дело закончилось победой последнего и заключением царевны в Новодевичий монастырь. Широких репрессий против стрельцов тогда, однако, не последовало.

В 1697 году царь Пётр I на время покинул Россию, уехав в Великое посольство - большую дипломатическую миссию, в рамках которой он посетил ряд европейских государств и провёл переговоры с наиболее влиятельными монархами эпохи.

В его отсутствие недовольство, зревшее среди стрельцов, из глухого стало перерастать в открытое. Они были недовольны тем, что Пётр отдавал предпочтение полкам «нового строя» во главе с иностранными генералами - Патриком Гордоном и Францем Лефортом.

Жаловались стрельцы на нехватку продовольствия и жалованья, а также длительную разлуку с семьями. В марте 1698 года 175 стрельцов дезертировали из своих полков и отправились в Москву, чтобы подать челобитную с изложением всех своих проблем. В случае отказа они готовы были начать «бить бояр». Иван Троекуров, возглавлявший Стрелецкий приказ, приказал арестовать представителей стрельцов, но их поддержала собравшаяся толпа недовольных.

Начало бунту было положено.

Вскоре к житейским причинам выступления добавились и политические: среди стрельцов и их сторонников быстро распространились слухи, будто бы Петра во время его поездки по Европе подменили или даже убили, а сюда в Москву везут его двойника «из немцев». Восставшие быстро наладили контакты с царевной Софьей, заверяя её в своей поддержке, а она якобы ответила им двумя письмами с призывами расширять восстание и не признавать власть Петра.

Впрочем, в подлинности этих писем у исследователей до сих пор нет уверенности.

Фёдор Ромодановский

Князь Фёдор Ромодановский, которого Пётр на время своего отсутствия фактически поставил во главе государства, отправил против стрельцов Семёновский полк.

С его помощью мятежные стрельцы вынуждены были покинуть Москву. Это, однако, привело к объединению за пределами столицы всех бунтующих полков и смещению их полковников.

В нач. июня восставшие числом около 2200 человек обосновались возле Воскресенского Новоиерусалимского монастыря. Именно здесь они столкнулись с войсками, оставшимися верными Петру I: Преображенским, Семёновским, Лефортовским и Бутырским полками. Всех вместе их было в два раза больше, чем восставших стрельцов.

Позже к ним присоединились другие проправительственные силы во главе с боярином Алексеем Шеиным и генералом Патриком Гордоном, а также артиллерия. При таком соотношении сил исход конфликта был очевиден. 18 июня состоялось короткое сражение, продолжавшееся около часа и завершившееся полным поражением стрельцов.

Погибших на поле битвы было не так много. Гордон писал о 22 убитых стрельцах и порядка 40 раненых. Вскоре боярин Шеин развернул следствие, по результатам которого повесили 56 человек, обвинённых в организации бунта, множество участников бунта били кнутом и отправили в ссылку.

Однако такое наказание вовсе не удовлетворило Петра. Вернувшись из Европы, он развернул против стрельцов полномасштабные репрессии, в рамках которых к казни приговорили более тысячи человек, около 600 были биты кнутом и сосланы. Царь словно хотел раз и навсегда покончить со столь ненавистным ему стрелецким войском и, воспользовавшись бунтом, поквитаться с ним за 1682 год.

Массовые казни развернулись в разных частях Москвы.

Самые масштабные из них проводились в подмосковном селе Преображенское (ныне - в черте столицы). По свидетельствам некоторых очевидцев-иностранцев, Пётр принял личное участие в экзекуции и своими руками отрубил пятерым стрельцам головы, после чего заставил своих приближённых последовать его примеру.

Опыта в таком «ремесле» они, конечно, не имели, поэтому удары наносили неточно, тем самым лишь усиливая мучения обречённых на смерть.

Ещё одним местом казней стрельцов стала Красная площадь, в частности, Лобное место.

Существует укоренившийся стереотип, будто бы оно использовалось исключительно для казней, оттого «Лобным местом» сегодня нередко называют место исполнения смертных приговоров. На самом деле это совсем не так: Лобное место на Красной площади служило трибуной для оглашения царских указов и публичных обращений к народу, также оно фигурировало в некоторых церемониях и обрядах, к примеру, в крестных ходах по праздникам.

Лишь во времена Петра I это место обагрилось кровью. В 1698–1699 годах здесь, как и в Преображенском, прошли многочисленные казни стрельцов. Скорее всего, отсюда и берёт свои истоки дурная «слава» Лобного места.

Стрелецкий бунт 1698 года и расправа над его участниками по-своему отразились в русском искусстве. Самое известное полотно на эту тему - картина Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни», показавшая весь ужас развернувшегося противостояния и трагическую судьбу стрельцов и их семей.

Повешенных стрельцов также можно увидеть на картине Ильи Репина «Царевна Софья»: труп одного из казнённых виден через окошко кельи.

Арсений Тарковский посвятил Стрелецкому бунту стихотворение «Петровские казни», начинающееся такими словами:

Передо мною плаха

На площади встаёт,

Червонная рубаха

Забыться не даёт.

О событиях 1698 года вспомнила и Анна Ахматова в поэме «Реквием».

Она посвящалась репрессиям конца 1930-х годов. Поэт вспоминала, как стояла в тюремных очередях в Ленинграде, её душу разрывал страх за арестованного сына - Льва Гумилёва. В «Реквиеме» есть такие строчки:

Буду я, как стрелецкие жёнки,

Под кремлёвскими башнями выть.

О судьбе стрельцов идёт речь в романе Алексея Толстого «Пётр I» и поставленном по нему фильме «В начале славных дел», снятом Сергеем Герасимовым в 1980 году.

Годы 1689 — 1699

(окончание)

Годы 1698 и 1699

25 августа 1698 г. вернулся Петр в Москву из путешествия. В этот день он не был во дворце, не видел жены; вечер провел в Немецкой слободе, оттуда уехал в свое Преображенское. На следующий день на торжественном приеме боярства в Преображенском он начал резать боярские бороды и окорачивать длинные кафтаны.

Брадобритие и ношение немецкого платья были объявлены обязательными. Не желавшие брить бород скоро стали платить за них ежегодную пошлину, относительно же ношения немецкого платья не существовало никаких послаблений для лиц дворянского и городского сословия, в старом наряде осталось одно крестьянство да духовные лица. Старые русские воззрения не одобряли брадобрития и перемены одежды, в бороде видели внешний знак внутреннего благочестия, безбородого человека считали неблагочестивым и развратным.

Московские патриархи, даже последний – Адриан – запрещали брадобритие; московский же царь Петр делал его обязательным, не стесняясь авторитетом церковных властей. Резкое противоречие меры царя с давними привычками народа и проповедью русской иерархии придало этой мере характер важного и крутого переворота и возбудило народное неудовольствие и глухое противодействие в массе.

Но и более резкие поступки молодого монарха не замедлили явиться глазам народа. Не медля по возвращении из-за границы, Петр возобновил следствие о том бунте стрельцов, который заставил его прервать путешествие.

Бунт этот возник таким образом.

Стрелецкие полки по взятии Азова были посланы туда для гарнизонной службы. Не привыкнув к долгим отлучкам из Москвы, оставив там семьи и промыслы, стрельцы тяготились дальней и долгой службой и ждали возвращения в Москву.

Но из Азова их перевели к польской границе, а в Азов на место ушедших двинули из Москвы всех тех стрельцов, которые еще оставались там. В Москве не осталось ни одного стрелецкого полка, и вот среди стрельцов на польской границе разнесся слух, что их навсегда вывезли из столицы и что стрелецкому войску грозит опасность уничтожения.

Этот слух волнует стрельцов; виновниками такого несчастья они считают бояр и иностранцев, завладевших делами. Они решаются силой противозаконно возвратиться в Москву и на дороге (под Воскресенским монастырем) сталкиваются с регулярными войсками, высланными против них. Дело дошло до битвы, которой стрельцы не выдержали и сдались.

Боярин Шеин произвел розыск о бунте, многих повесил, остальных бросил в тюрьмы.

Стрелецкий бунт 1698, розыск и казни. Учебный видеофильм

Петр остался недоволен розыском Шеина и начал новое следствие.

В Преображенском начались ужасающие пытки стрельцов. От стрельцов добились новых показаний о целях бунта: некоторые признались, что в их деле замешана царевна Софья, что это в ее пользу стрельцы желали произвести переворот. Трудно сказать, насколько это обвинение Софьи было справедливо, а не вымучено пытками, но Петр ему поверил и страшно мстил сестре и карал бунтовщиков.

Софья, по показанию современника, была предана суду народных представителей. Приговора суда мы не знаем, но знаем дальнейшую судьбу царевны.

Она была пострижена в монахини и заключена в том же Новодевичьем монастыре, где жила с 1689 г. Перед самыми ее окнами Петр повесил стрельцов. Всего же в Москве и Преображенском было казнено далеко за тысячу человек. Петр сам рубил головы стрельцам и заставлял то же делать своих приближенных и придворных. Ужасы, пережитые тогда Москвой, трудно рассказать: С. М. Соловьев характеризует осенние дни 1698 г. как время «террора».

Утро стрелецкой казни.

Картина В. Сурикова, 1881

Рядом с казнями стрельцов и уничтожением стрелецкого войска Петр переживал и семейную драму. Еще будучи за границей, Петр уговаривал свою жену постричься добровольно. Она не согласилась. Теперь Петр отправил ее в Суздаль, где она, спустя несколько месяцев, была пострижена в монахини под именем Елены (июнь 1699 г.). Царевич Алексей остался на руках у тетки Натальи Алексеевны.

Ряд ошеломляющих событий 1698 г.

страшно подействовал и на московское общество, и на самого Петра. В обществе слышался ропот на жестокости, на новшества Петра, на иностранцев, сбивших Петра с пути. На голос общественного неудовольствия Петр отвечал репрессиями: он не уступал ни шагу на новом пути, без пощады рвал всякую связь с прошлым, жил сам и других заставлял жить по-новому.

И эта борьба с общественным мнением оставляла в нем глубокие следы: от пытки и серьезного труда переходя к пиру и отдыху, Петр чувствовал себя неспокойно, раздражался, терял самообладание. Если бы он высказывался легче и обнаруживал яснее свой внутренний мир, он рассказал бы, конечно, каких душевных мук стоила ему вторая половина 1698 г., когда он впервые рассчитался со старым порядком и стал проводить свои культурные новшества.

А политические события и внутренняя жизнь государства шли своим чередом.

Обращаясь к управлению государством, Петр в январе 1699 г. проводит довольно крупную общественную реформу: он дает право самоуправления тяглым общинам посредством выборных Бурмистерских палат. Эти палаты (а за ними и все тяглые люди) изъяты из ведения воевод и подчинены московской Бурмистерской палате, также выборной. В конце того же 1699 года Петр изменяет способ летосчисления.

Наши предки вели счет лет от сотворения мира, а начало года – с 1 сентября (по старому счету 1 сент.

Пытки и казни стрельцов при Петре I

1699 г. было 1 сент. 7208 г.). Петр предписал 1 января этого 7208 года отпраздновать как Новый год и этот январь считать первым месяцем 1700 г. от Рожд. Христова. В перемене календаря Петр опирался на пример православных славян и греков, чувствуя, что отмена старого обычая многим не понравится.

Так в виде отдельных мер Петр начинал свои реформы. Одновременно с этим намечал он и новое направление своей внешней политики: Подготовительный к деятельности период кончился.

Петр сформировался и принимался за тяжелое бремя самостоятельного управления, самостоятельной политики. Рождалась великая эпоха нашей исторической жизни.

Уважаемые гости! Если вам понравился наш проект, вы можете поддержать его небольшой суммой денег через расположенную ниже форму. Ваше пожертвование позволит нам перевести сайт на более качественный сервер и привлечь одного-двух сотрудников для более быстрого размещения имеющейся у нас массы исторических, философских и литературных материалов.

Просьба делать переводы через карту, а не Яндекс-деньги.

После падения Софьи стрельцам жилось худо.

Отправляясь в Европу, Петр I послал четыре стрелецких полка в Азов. Они там укрепляли город, несли боевую службу. На смену им были посланы новые полки, а прежним из Азова повелели идти не в Москву, а в Великие Луки - на российско-литовскую границу. Им-то хотелось к женам, а их - воинов - послали охранять границу. Тут-то стрельцы и проявили свое недовольство; 175 человек при оружии покинули боевой пост и явились в Москву просить царя отпустить их, очень уставших, изнемогших, в Москву.

Бояре, отвечавшие за решение подобных проблем, проявили мягкотелость (впрочем, оправданную). Они арестовали четырех стрельцов, но остальные вступились за товарищей, отбили их и стали буянить. Их с трудом утихомирили, уговорили отправиться по месту службы. Согласно показаниям следствия, произведенного позже, двое стрельцов побывали в гостях у царевны Софьи. Но прямых улик против нее не было добыто.

Однако во время бунта стрельцами были высказаны, между прочим, следующие жалобы: «Будучи под Азовом, умышлением еретика-иноземца, Францка Лефорта, чтобы благочестию великое препятствие учинить, чин их, московских стрельцов, подвел он, Францко, под стену безвременно, и, ставя в самых нужных в крови местах, побито их множество; его же умышлением делан под их шанцы, и тем подкопом он их же побил человек с 300 и больше».

Это - очень важное, показательное письмо!

Стрельцы ругают в нем любимца Петра I, еретика-иноземца, ни словом не вспоминая князя Голицына, который, во-первых, с французскими иезуитами беседовать любил, а во-вторых, оба Крымских похода провел крайне неудачно. Почему же стрельцы забыли два Крымских похода и обиделись на руководителей Азовских походов?

Петру I так и не удалось отыскать переписку Софьи со стрельцами, поэтому говорить о том, что царевна являлась руководителем заговора и мятежа нельзя. Но все косвенные улики показывают, что нити бунта 1698г. ведут в Новодевичий монастырь, где находилась Софья, и одной из косвенных улик является письмо, выдержка из которого приведена выше. Стрельцы не просто жаловались царю на худое свое житье, они говорили ему эдак, вскользь, что Лефорта он зря в дружки свои записал, что Азовские походы не такие уж удачные.

В те же дни стрелецкого выступления по столице прошел страшный слух о том, что Петр I в Европе умер. Бояре запаниковали. Из-за весенней распутицы почта долго не поступала, и это обстоятельство еще более встревожило бояр. Как бы то ни было, а весной 1698г. со стрельцами удалось договориться. Но Петра I такой исход дела не порадовал. Он писал Федору Юрьевичу Ромодановскому, возглавлявшему Преображенский приказ: «В том же письме объявлен бунт от стрельцов, и что вашим правительством и службою солдат усмирен.

Зело радуемся, только зело мне печально и досадно на тебя, для чего ты сего дела в розыск не вступил. Бог тебя судит! Не так было говорено на загородном дворце в сенях. А буде думаете, что мы пропали (для того, что почты задерживались) и для того боясь, и в дело не вступаешь; воистину, скорее бы почта весть была; только, слава Богу, ни один не умер: все живы. Я не знаю, откуда на вас такой страх бабий! Мало ль живет, что почты пропадают?.. Неколи ничего ожидать с такою трусостью! Пожалуй, не осердись: воистину от болезни сердца писал».

Петр понял и цели заговора, и очаг, откуда распространялся огонь, и причину «страха бабьего» у бояр. Он уже знал, что нужно делать. Но Ромодановский еще сомневался. В конце мая был издан указ стрельцам оставаться на местах, а тех, кто покинет службу и вернется в столицу - посылать в Малороссию на вечное житье. Жить там в тот век было несладко.

Стрельцы не подчинились. С Литовской границы сбежали 50 стрельцов: их арестовали, но соратники выручили друзей. Маслов, один из стрельцов, зачитал письмо от Софьи. В нем царевна уговаривала воинов явиться в Москву и разбить лагерь неподалеку от Новодевичьего монастыря. А если стрельцов не пустят в столицу воины Петра, то нужно разгромить их. За такое письмо (если бы его нашли) Софье грозила бы смертная казнь. Маслов зачитал соратникам обращение царевны, стрельцы решили идти на Москву. Столица всполошилась. Из города по деревням потянулись люди, бедные и богатые. События 1682г. помнили многие. Бояре доверили войско Шеину, в помощники ему назначили генерала Гордона и князя Кольцова-Масальского. Гордон перекрыл подходы к Воскресенскому монастырю, куда устремились мятежники. Стрельцы увидели перед собой силу, и спесь их угасла. Слегка. Гордон не хотел кровопролития и пытался миром окончить дело. Стрельцы стояли на своем: нас незаслуженно обижают, посылают в самые трудные места, не дают увидеть жен, стариков-родителей.

Гордон проявил терпение. Он не спешил. За время переговоров немецкий артиллерист полковник Краге расставил пушки так, что лагерь стрельцов оказался под перекрестным огнем.

Утром 18 июня Гордон вновь пытался договориться со стрельцами. Они заявили, что либо войдут в Москву, либо погибнут в бою. Им очень хотелось обнять своих жен и детей! А может, быть, им хотелось освободить Софью, привести ее в Кремль?

Генерал Гордон вернулся на свои позиции, и московские пушки дали залп - снаряды полетели на лагерь противника. Следующие 4 залпа сгубили много стрельцов, а они не могли дать достойный отпор Гордону. Сражение продолжалось недолго. Бунтовщиков переловили и отправили в темницы Воскресенского монастыря. Начался розыск. Царю послали очередное письмо. Оно застало его в Вене. Петр I, не мешкая, выехал в Россию.

Пытаясь отыскать письмо Софьи, розыск и дознание бояре вели по всем правилам тогдашней «пыточной» науки. Но стрельцы не сдали царевну: самые жестокие пытки выдержали они, ни намеком не обмолвились о письме. Бояр это устроило. Они повелели повесить «всего» 56 человек, остальных заключили в темницы разных монастырей. (По сведениям генерала Гордона, воевода Шеин, руководивший дознанием, приказал повесить около 130 человек, отправить в монастыри 1845 человек, из которых впоследствии сбежало 109 человек.)

В столицу явился Петр I. 26 августа в селе Преображенское он начал преображать Россию: самодержец лично обрезал боярам бороды, укорачивал длинные одежды, приказывал одеваться по-европейски. Стрельцы, борцы за русскую старину, молча наблюдали за происходящим обновлением. Они боялись худшего, и худшее пришло.

В середине сентября царь приказал свезти в Москву и ближайшее Подмосковье провинившихся стрельцов, и началось страшное следствие. В Преображенском Ф. Ю. Ромодановский, получивший нагоняй от Петра, исправлял свою ошибку. В 14 -ти специально оборудованных камерах производились пытки. Руки стрельцам за спиной привязывали к перекладине, били несчастных кнутом «до крови на виске». Если пытаемый не сдавался, не наговаривал на себя, то его выводили на улицу, где горели 30 костров. Многие пытку углями не выносили, кричали, но даже в диком крике не сдавали Софью. Не руководила она заговором! Некоторые воины пыток не выдерживали, «сознавались», что хотели перебить иностранцев в Немецкой слободе и посадить на русский престол Софью. Но даже поджаренные, истекающие кровью стрельцы, даже в полуобморочном состоянии не сдавали царевну: она не участвовала в мятеже.

Петр повелел пытать еще изощреннее. И тогда те, что послабее, не вынесли. Оказывается, стрелец Васька Тума получил письмо Софьино от нищенки. Нищую нашли. Васька признал ее. Она не признала его, и даже под пытками не созналась ни в чем.

На допросы и пытки брали слуг царевны, сестру ее Марфу. Ничего они не сказали. Следствие зашло в тупик. Пора было кончать со стрельцами. В последний день сентября перед воротами Белого города плотники установили виселицы. Патриарх попытался приостановить расправу. Петр I обошелся с ним сурово. Монарху не нужны были патриархи, царь разговаривал с владыкой как с мальчишкой. Остановить Петра не смог бы никто. Если верить некоторым данным, сын Тишайшего собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам перед тем, как длинная вереница телег потянулась из Преображенского к виселицам, аккуратно расставленным перед воротами Белого города.

На каждой телеге со свечами в руках сидели, угрюмо озираясь, по два приговоренных. За телегами шли стрельчихи и их дети, стрельчата. И стоял бабий вой над Москвой. В первый день повесили 201 стрельца. Затем был устроен перерыв на 11 дней. Продолжились пытки...

С 11 по 21 октября в Москве ежедневно казнили изменников. На Красной площади, в Преображенском, у ворот Белого города, неподалеку от Новодевичьего монастыря: перед окнами кельи, в которой проживала Софья, повесили 195 человек. В феврале казнили 177 человек. К делу стрельцов царь возвращался вплоть до 1707г., когда казнили наконец-то Маслова, читавшего «письмо Софьи» соратникам.

Казни стрельцов в Москве при Петре I. Гравюра из книги И. Корба «Дневник путешествия в Московию в 1698г.». 1700г.

Уцелевших после казни воинов разбросали по тюрьмам, а тех, кому уж совсем повезло, сослали в приграничные города на каторжные работы. Некоторые добросердечные люди обвиняют в неоправданной жестокости Великого Преобразователя Петра I, но жестокость та была оправданной, как это ни печально звучит. «Стрелец Жукова полка, Кривой, содержащийся в Вологодской тюрьме, со зверским бешенством кричал перед другими колодниками и посторонними людьми: «Ныне нашу братию, стрельцов, прирубили, а остальных посылают в Сибирь: только нашей братии во всех странах и в Сибири осталось много. И в Москве у нас зубы есть, будет в наших руках и тот, кто нас пластал и вешал. Самому ему торчать на коле».

Петр I знал о настроениях стрельцов, иллюзий по отношению к ним он не питал. И в бедах этих воинов «боярского века», «бунташного века» в большей степени повинна царевна Софья, чем ее великий брат. Политика несостоявшейся «самодержицы», опиравшейся на силу стрелецких полков, избаловала воинов; выборные стрельцы и полковники ощущали себя государственными людьми, и это их ощущение передавалось несчастным воинам. Софья и только Софья повинна в трагедии 1698г.

Расправа над стрельцами

Уверенная и смелая расправа над стрельцами, напугавшая даже европейских дипломатов и политиков, показала, что из шумного, увлекающегося мальчика и неугомонного юноши, Петр I превратился в решительного государственного деятеля, готового пойти на все ради достижения своих целей. А они у российского монарха уже определились: обновление снизу доверху всех сфер жизни и быта державы, реформа государственного управления в центре - в Москве, и на местах - во всех городах страны, организация светского высшего образования, реорганизация армии, коренное изменение взаимоотношений между Церковью и государством, развитие промышленности, кораблестроения... и так далее вплоть до изменения летосчисления на европейское. По глубине и всеохватности преобразования Петра I являются уникальными даже в насыщенной событиями мировой истории.

В сентябре 1698г. Петр I отправил Евдокию Федоровну в суздальский Покровский монастырь. Она не верила, что он охладел к ней навсегда. А у него к ней, может быть, и не было никогда никаких нежных чувств. Женился он на ней по воле матушки, а теперь, когда Натальи Кирилловны не стало, Петр I потянулся к новым женщинам. Любви он искал, не обращая внимания на старые обычаи, на церковные обряды и законы. Он увлекся немкой Анной Монс. И повелел Евдокию насильно постричь в монахини. Евдокия сопротивлялась, не желала принять постриг добровольно. Надеялась на то, что угомонится муж, набегается по немкам да в семью вернется, еще любила она жизнь светскую.

Архимандрит суздальского Покровского монастыря, жалея Евдокию, отказался творить незаконное, богопротивное дело, и его отправили в Преображенский приказ - на пытки.

Но главное, что интересовало царя, - создание флота. Еще стрельцов не всех перевешали, а Петр уже в Воронеж уехал, чтобы лично проследить, как там строят суда. В это время из Турции пришла весть о том, что русский дипломат Возницын заключил с Османской империей не очень выгодное перемирие - всего на 2 года. Маловато! Петру нужен был прочный мир с южным соседом перед войной со Швецией. Уже в 1698-1699 гг. монарх знал, что эта воина за год-два не закончится. И он решил продолжить переговоры с турками.

Вернувшись из Воронежа, царь задумал новое дело: издал указ об учреждении Бурмистерской палаты. Он дал право самоуправления тяглым общинам посредством выборных Бурмистерских палат. Эти палаты (а за ними и все тяглые люди) были изъяты из ведения воевод и подчинены московской Бурмистерской палате, также выборной.

Царица Евдокия Федоровна в монашеском платье (с литогр. К. Эргота)

Воеводы лишились права «заведовать» торговыми людьми, а значит, и возможности наживаться за счет купцов. Теперь за этим следили выборные бурмистры из купцов. Местные органы самоуправления могли судить воевод за притеснения купцов и зависели от московской бурмистерской палаты. Цель этого преобразования была двойная: оно должно было «избавить торговое и промышленное сословие от тех утеснений, какие оно терпело от приказов и воевод» и повысить на местах сборы в казну. Идею реформы Петр I заимствовал в европейском муниципальном городском строе.

Не успели люди понять, что же им даст эта реформа, а царь уже снарядил «дипломатический флот» в Турцию. Русские еще не прибыли в Константинополь, а Петр I уже отменил празднование Нового года 1 сентября, перенес праздник на 1 января и приказал праздновать новый 1700-й год целых 7 дней.

Погулять-то русские люди, особенно в Новый год, да семь дней кряду, да под фейерверки и пушечную стрельбу, да с мохнатыми елочками, выставленными по указу царя перед воротами домов, ни в жизнь бы не отказались! Гуляли они и радовались. И невдомек им было: почему же царь Новый год перенес? Какая с того выгода? А выгода была в экономии летнего, страдного времени...

Не успели русские люди к новому Новому году привыкнуть, а на их головы посыпались один за другим указы: о бородах и одежде, свадьбах и женитьбе (родители теперь не имели права принуждать детей вступать в брак), о запрещении носить острые ножи и заниматься всем, кому ни захочется, врачеванием...

Подготовка к войне со Швецией

В это же время Петр I проводит дипломатическую подготовку к войне со Швецией. Осенью в Преображенском втайне он провел переговоры с Паткулем, посланником польского короля Августа, после чего заключил договор, обязавшись поддержать Польшу в войне против Швеции - но только после того, как будет подписан договор о мире между Россией и Турцией.

Дания начала военные действия против герцогства Голштейн-Готторпского (союзника Швеции), а поляки осадили Ригу. Швеция на рубеже XVII-XVIII вв. значительно усилилась. Но датчане и поляки вступили в войну, не боясь 18-летнего шведского короля Карла XII, любителя охоты и пиров. Мальчишеские забавы отвлекали короля от государственных дел, и, казалось, он так и останется страстным охотником и гулякой.

Но, узнав о нападении сразу двух врагов, Карл XII вмиг преобразился и втайне ото всех прибыл в войско и переправился с ним в Данию, проявив исключительные качества крупного полководца. Противники были ошеломлены от преподанного им блестящего урока. Дания вышла из войны, заключив со

Швецией мир. Слухи о «Северном Александре Македонском», как стали называть вчерашнего любителя охоты, еще не достигли России, а Петр, получив вести о мире с Турцией, уже объявил Швеции войну и выступил в поход на Нарву.

В конце августа 1700г. русские осадили крепость Нарву. Петр I доверил большую (до 40 тысяч человек) армию генерал-фельдмаршалу Н. Ф. Головину. Он предложил коменданту крепости Горну сдаться. Тот отделался усмешкой. Русские стали готовиться к боевым действиям. Но через два дня до Головина дошел слух о том, что Карл XII, разгромив датчан, совершил с отборным войском быстрый бросок по морю, высадился в Пернау и двинулся к Нарве.

Петр I укрепил русское войско полком князя А. И. Репнина и казаками, а главнокомандующим назначил герцога де Круа: не верил монарх в русских генералов. Де Круа, известный в Европе военачальник, умел побеждать. За 17 лет службы в Дании и у римского императора он доказал это. Но однажды армия, которой он командовал, после неудачной осады Белграда отступила с большими потерями. Для честолюбивого генерала удар был настолько сильным, что он надолго оставил службу. И все-таки принял потом приглашение русского царя, захватил с собой (согласно договору) немецких офицеров, прибыл в Нарву... и загрустил. Петр I взял его с генералом Алартом осматривать Нарву. Герцог повеселел, ехал в красном мундире, не боялся пуль. Царь с трудом уговорил его надеть серый плащ. Осмотрев крепость, де Круа ушел в палатку, сел на скамью и долго о чем-то думал.

Шведов он знал - прекрасные воины, великолепные военачальники! А тут еще появился у них свой, пусть Северный, Александр Македонский. Справиться с такой армией очень сложно. Петр I герцогу понравился. Напористый человек, неординарного мышления организатор. Но... русские! Разве это войско? Толпа мужиков, вчера ходивших за сохой!

Царь 7 раз посылал за ним слугу. Герцог ссылался на головную боль, думал, как поступить. Тогда Петр сам явился к нему, уговорил его принять армию, и герцог занялся осадными работами.

Петр отправился в тыл, де Круа остался с армией. Борис Петрович Шереметев, руководивший нерегулярной конницей, предложил интересный план: оставить часть войска под крепостью, а с отборными отрядами выдвинуться вперед, встретить противника в выгодной для себя местности и дать бой.

Де Круа промолчал, не стал обижать достойнейшего человека, который недавно осуществил по заданию Петра «дипломатический вояж» по странам Европы, произвел изысканными манерами, тонким пониманием любой сложнейшей ситуации, великолепным знанием истории и чувством такта хорошее впечатление на императора Леопольда и Папу Римского, дожа Венецианской республики и великого магистра Мальтийского ордена. Уважаемый в Европе вельможа, начальник нерегулярной конницы. Но разве может он понять, что такое современная армия? Де Круа не представлял себе удобной позиции, где русские могли бы одержать победу над шведами. Он даже подумать не мог, что перед ним стоит человек, который вскоре будет бить шведов и на суше и на море!

Карл XII стремительно провел свое войско из Пернау до Нарвы, утром воспользовался туманом, неожиданно напал на противника и устроил русским, такую трепку, которую они запомнили надолго. Запомнили, чтобы отомстить. Де Круа проиграл сражение. Не помогли ему и немецкие офицеры. Их крикливые команды русские не понимали. Осознав бесполезность сопротивления, де Круа и его офицеры сдались шведам.

Русские, оставшись без общего руководства, дрались до последнего - до вечера. Ничего у них не было: ни штаба, ни командующего, ни опыта, ни пушек (старые пушки разрывались, губили прислугу), ни ружей (выходили из строя старые ружья), ни царя-батюшки. Ничего! Но они не сдались. Они дрались (особенно хорошо - Преображенский, Семеновский и Лефортовский полки), они выстояли, не дали смять себя. Де Круа, уже отведенный от места сражения на приличное расстояние, слышал грохот снарядов и недоумевал: неужели русских еще не уничтожили?

И никто в Европе не верил, что русские, казалось, навсегда отставшие от европейских держав в военно-техническом отношении, пережившие мятеж стрельцов, уничтожившие цвет своего войска и не имевшие ни одного высшего учебного заведения, в котором воспитывались бы военные кадры, могут выиграть войну у Швеции. Но в это верил русский царь Петр I.

Противостояние царя-реформатора с первыми регулярными войсками закончилось их полным и беспощадным истреблением. В 1682 году до бунта стрельцов довели задержки жалованья и самоуправство начальников. А поводом к выступлению послужил слух, что старший брат Петра — наследник царского престола Иван — тайно задушен. Под барабанный бой стрельцы вступили в Кремль. Чтобы их успокоить, на дворцовое крыльцо вывели обоих царевичей — Ивана и Петра.

Стоя на Красном крыльце подле матери, 11-летний Петр проявил удивительное самообладание и не изменился в лице даже тогда, когда стрельцы подхватили на копья царских слуг. Разбушевавшихся стрельцов не остановил вид живого и невредимого царевича Ивана. Унять их было некому, дворяне и бояре попрятались. Стрельцы расхаживали по Кремлю, разыскивая Нарышкиных, а потом три дня буйствовали по всей Москве, грабя боярские и купеческие дома. В честь своего бунта стрельцы воздвигли на Красной площади столб, на котором были перечислены их заслуги и фамилии казненных ими бояр.

Спустя 7 лет, августовской ночью 1689 года, Петр был разбужен в селе Преображенском. Ему сообщили, что стрелецкие полки опять взбунтовались и хотят схватить его. Пока сторонники царя собирали силы, Петр ускакал в Троице-Сергиев монастырь. Пережитые волнения оставили у него память в виде конвульсивных подергиваний лица, проявлявшихся в стрессовых ситуациях. Он почувствовал себя спокойным, только когда к монастырю подошли верные Преображенский и Семеновский полки с развернутыми знаменами. Вскоре стрельцы были усмирены, а их руководитель Федор Шакловитый казнен.

Когда стрельцы взбунтовались в третий раз, то их очередной мятеж окончательно допек Петра I. Поводом для возмущения стало решение передислоцировать стрелецкие части в город Великие Луки для защиты западных границ. Не то чтобы стрельцы сильно противились этому, но у них уже накопилось раздражение от задержек выплаты жалованья, да тут еще из-за нехватки тягловых лошадей им предстояло тянуть в Великие Луки часть пушек на себе.

Сначала они отправили делегацию с петицией в Москву. Но царь Петр в это время постигал премудрости флотостроения за границей, а без него никто не захотел заниматься стрелецкими проблемами. 6 июня 1698 году недовольство стрельцов переросло в бунт, они взяли оружие и отправились строем в Москву. 18 июня их встретили у Новоиерусалимского монастыря верные царю части в составе «потешных» полков и дворянского кавалерийского ополчения под руководством Шеина и Гордона. Стрельцы не стремились воевать, поэтому были быстро рассеяны залпами артиллерии и побежали. Кавалерия согнала их в одно место, где они были арестованы и отданы под суд. Шеин и Ромодановский прямо в поле провели дознание и тут же повесили 57 стрельцов, признанных зачинщиками мятежа.

Известие об очередном стрелецком бунте застало Петра I в Австрии. Он немедленно отправился на родину, но когда приехал, все уже закончилось. Видимо, на этот раз Петр решил раз и навсегда покончить со стрелецким источником смут. Он распорядился провести новое масштабное следствие, а для этого даже приказал выстроить в Преображенском разбойном приказе 14 новых пыточных камер.

Казнь стрельцов

4 тысячи арестованных стрельцов угодили в настоящий конвейер пыток и допросов. Благодаря их признаниям, полученным под пытками, стрелецкий бунт обрел новые политические мотивы. Якобы стрельцы предполагали свергнуть Петра I и возвести на престол царевну Софью, после чего предать огню Немецкую слободу и уничтожить всех иностранцев В Москве.

После этого начались массовые казни. 30 сентября 1698 года первая партия осужденных стрельцов в количестве 200 человек был приведена на Лобное место в Москве. Петр I был так возбужден стрелецким бунтом, что взялся лично рубить головы осужденным и приказал своей свите встать к плахам вместо палачей. Хотя головы рубили всей свитой, процесс занял два часа. Поэтому для ускорения казней впредь было решено использовать не плахи, а бревна, и укладывать на них осужденных не по одному, а «сколь достанет длины бревна».

11 октября 1698 года так и поступили. На двух длинных корабельных соснах одновременно укладывали свои головы до 50 человек, и умерщвление превратилось в некий технологический процесс.

Стрельцы в линию становились на четвереньки, пристраивая свои шеи на длинном бревне. И сразу четыре палача с топорами обезглавливали их одновременно одного за другим. В три приема были казнены сразу 144 стрельца. У штатных палачей «рука махать устала», стали выкликать добровольцев из толпы. Добровольцы быстро сыскались, их бесплатно поили водкой и вручали в руки топоры.

На следующий день по той же схеме обезглавили еще 205 стрельцов. Потом, 13 октября, еще 141. Чтобы разнообразить конвейер смерти, осенью 1698 года процедуре казни придали больше торжественности. Осужденных стали вывозит к Лобному месту в черных санях, увитых черными лентами, в которых стрельцы сидели по двое с зажженными свечами в руках.

После того как были обезглавлены около тысячи стрельцов, казни на некоторое время прекратились. Но это оказалось лишь антрактом. В январе-феврале 1699 года были казнены еще 215 стрельцов. Только теперь уже ратным людям не рубили головы. Их вешали на стене, окружавшей Новодевичий монастырь в Москве. Эти казни тоже были поставлены на
конвейер. На одной виселице вздергивали по десять человек разом. В записках Ивана Желябужского сказано, что «по обе стороны сквозь зубцов городовых стен просунуты были бревна изнутри Белого города, а другие концы тех бревен выпущены были за город, и на тех концах вешаны стрельцы».

Некоторых стрельцов подвергли колесованию. Сначала им раздроблялись руки и ноги. А потом их тела поднимались на колесо, горизонтально укрепленное на высоком колу. На него клали осужденного, а раздробленные его конечности пропускали между спицами. Если желали прекратить мучения, то осужденному стрельцу отсекали голову и надевали ее на кол.

Пытки стрельцов

Желябужский описывал эту казнь так: «У них за их варварство ломаны руки и ноги колесами. И те колеса воткнуты были на Красной площади на колье, и те стрельцы положены были на те колеса, и живы были на тех колесах не много не сутки, и на тех колесах стонали и охали».

Об одной драматической ситуации в ходе стрелецкой казни писал свидетель тех событий Корб: «Перед Кремлем втащили живых на колеса двух братьев, предварительно переломав им руки и ноги… Привязанные к колесам преступники увидали в груде трупов своего третьего брата. Жалостные вопли и пронзительные крики несчастных тот только может себе представить, кто в состоянии понять всю силу их мучений и невыносимой боли. Я видел переломанные голени этих стрельцов, туго привязанные к колесам. . .»

Существует легенда, до некоторой степени объясняющая суровость Петра I к стрельцам. Якобы после подавления стрелецкого бунта трое братьев-мятежников были осуждены на смерть, но их мать умолила царя простить самого младшего из них — опору ей на старости лет. Окончив душераздирающее прощание с двумя старшими сыновьями, женщина повела из острога своего младшенького. Но, выйдя за ворота тюрьмы, тот споткнулся, упал, ударился головой о камень и умер. Петр считал, что все трое приговорены к казни справедливо как злодеи, и в происшествии он увидел перст Божий.

Всего были казнены 1182 стрельца, более 600 человек были отправлены в Сибирь, сестры царя Софья и Марфа за поддержку стрелецкого бунта были заточены в монастырях, где через несколько лет и скончались.

Тела колесованных, поднятые ввысь на колесах, и отрубленные головы стрельцов, одетые на копья, оставались на площадях более трех лет. Но даже это жестокое назидание не отвратило стрельцов от нового бунта.