Зашли, дверь закрыли. Блиндаж был для командного состава. На столе еле-еле горела керосиновая лампа, фитиль был убавлен до упора. Шесть спящих немцев расстреляли за несколько секунд. Без криков не обошлось, но дверь исправно все звуки погасила.

Следующий вход был завешен советской плащ-палаткой.

Подожди, - сказала Ариша и сунула за брезент руку, накладывая заклятье сна.

Внутри спало не меньше отделения. Немцы лежали сапогами к проходу, имелся дневальный, который среагировал на шорох палатки и поднял голову. Пришлось его сержанту валить пулей в лоб. Ариша расстреляла спавших фашистов из автомата. Никто не крикнул, видно заклятие подействовало. Ближе к правому флангу нашли ещё один такой же блиндаж. Солдат в нем оказалось всего трое. Видно из этого отделения как раз и выставлялись посты.

Девчонки, зачистив фланги, подошли к центру позиции. Ночная тишина ни на минуту не прервалась чьим-нибудь заполошным криком или выстрелом. Невидимки убили всех, кто был на этом участке прорыва. Если окруженцы не облажаются, то выйдут тихо.

Пулемёты снести все сюда, коробки с лентами, автоматы и гранаты, приказал сержант. Девчонки разбежались. Сам он остался на месте. Через пять минут девчата притащили три пулемёта, четыре автомата, десятка четыре гранат. Пистолеты разошлись по мешкам. Девчонки их собирали для подарков товаркам по ариэльской сотне.

Мила, - спросил Жора по амулету, сапёры проход разминировали?

Да Жора, тихонько сказала она.

Тогда первую роту веди, но сапёров поставь впереди. Мы позицию всю зачистили. Пулемёт Максим пусть выведут из строя и бросят, здесь три немецких пулемёта есть.

Товарищ майор. Приказано выступать. Пулемёт Максим вывести из строя и бросить, там захватили три немецких пулемёта с патронами. Сапёров поставить вперёд.

Люди лежали у места прорыва наготове. Комбат распорядился, и колонна пошла. Бойцы шли в колонну подвое, как приказано. Впереди шли двое саперов держа направление между вешек. Метровые вешки, очищенные от коры, видны были всем. В десяти метрах за саперами шла Мила и комбат. Фаю и Любу сержант отправил на фланги с артефактами. Они должны были прикрыть от ударов с боков. Колонну сержант слышал. Девчонки тем более. Не может бесшумно двигаться колонна необученных людей. Но шум был минимальным. Немцы в ночи, если что-то и услышат, то не увидят, и стрелять не будут. Лес прикрывал и заглушал шум.

Мила скажи комбату, пусть выделит людей забрать пулемёт и два автомата. Взять и унести. Днем разберутся, или сама покажешь. Движешься на меня, я стою между траншеями, за спиной у меня проход, у немцев здесь тропа через позицию. Сапёры пусть за второй линией траншей тоже проверятся на предмет мин. Стефа, как колонна пройдет, переходишь на ту сторону, представишься старшему лейтенанту Самойлову. Поведёшь его роту. Не забудь артефакт взять у Ариши.

Александр, как у тебя там?

Всё нормально, Жора, тихо.

Мимо сейчас пойдут окруженцы, не вздумай стрелять.

Ариша, пойди, парню установи ночное зрение. И побудь там у арилётов. Могут понадобиться.

Людей на такую операцию явно не хватало. «Зря Сашку взял!» - подумал он очередной раз. Сержант незаметно для себя тоже волновался, как и все эти люди, двигавшиеся жидкой короткой колонной на немецкие позиции. Малейшая случайность могла спутать все карты. Кто-то упадёт, кто-то с дуру выстрелит. В жизни всё бывает.

За десять минут колонна прошла и затормозилась между первой и второй линией немецких окопов. Сапёры помчались вперёд, но мин за второй линией траншей не обнаружили. Комбат скомандовал начало марша. Стефа к этому времени перебежала на ту сторону и повела вторую колонну. Её возглавляла, вторая пара сапёров. Здесь красноармейцы волновались ещё больше. Товарищи прошли и теперь надо было успеть им. Задние невольно ускоряли шаг, натыкаясь на передних. «Стой!» тихо раздалась спереди команда проводника, шепотом переданная по колонне. Строй встал. «Набрать установленную дистанцию и не суетиться, немцев впереди нет!» Колонна в ночи чуть растянулась и по команде «Соблюдать тишину. Шагом марш!» двинулась дальше. Выделенные начальником штаба люди забрали оставшиеся немецкие пулемёты и автоматы и не останавливаясь зашагали вслед за первой колонной. Гранаты бойцы брали по одной и затыкали сразу за ремень. Пока Мила вела всех на север, два километра, потом повернёт на северо-восток к Богданово. Надо было обойти Большое Иван озеро, преграждавшее прямой путь к цели. Позиций немецких там нигде не было, догонять ночью немцы не бросятся. Утром наверняка вышлют самолёты, но севернее Иван озёр (Большого и Малого) шли достаточно густые леса, чтобы в них раствориться.

Выждав десять минут, Жора приказал грузиться в арилёты. Позиции немцев окруженцы прошли за полчаса. Часы показывали ноль сорок пять. Предстояло полтора часа возить раненых. Любаша похвасталась ракетницей и двумя десятками ракет. Сержант такой трофей одобрил.

Попроси Аришу, пусть заклятия на ракеты наложит. Будет карманный гранатомёт. Потом где-нибудь сядем в сторонке и испытаем.

Приземлились. Вокруг спящих раненых по поляне бегал доктор. Ясно, что мужик переживал. Тридцать четыре человека в лесу, за которых он несёт ответственность, и ни одной живой души кругом. Доктора успокоили и усыпили, предварительно накормив. Поели сами. Раненых грузили по шесть человек, больше не помещалось. Седьмым втискивался пилот. Сержант хотел их перебросить за три рейса. Арилёты вёл он и Вера. Всех остальных высадил, приказав внимательно смотреть и слушать по сторонам. Оставалось три амазонки и Александр. Ариша - старшая.

Указав Вере прямой и обратный курс, взлетели.

Запоминай ориентиры, ночью хуже ориентироваться.

В километре отсюда озерцо в форме треугольника, - сказала Вера, осматриваясь кругом. - Под нами круглое и остров посередине.

До города на полной скорости летели пятнадцать минут. Речку Ловать сверху было видно хорошо. «А ведь окруженцам переправляться придётся на ту сторону. Придётся у местных лодки искать!» - подумал сержант.

К центру города забираться не стали, разгрузились на окраине. Сделав кружок, сержант заметил красноармейский патруль, поэтому не волновался, что раненые попадут по ошибке к немцам. Бойцов осторожно выгрузили в каком-то небольшом скверике рядом с рекой. Место запомнили. Сюда летать ещё дважды.

Повернули на обратный курс. Жора рассчитал точно - управились за тридцать две минуты. В последний рейс забрали и Аришу. Она разбудила доктора.

Всё, Иван Лукич, раненые и вы в Великих Луках - сказал сержант врачу. - Спать будут ещё четыре часа. У вас есть время организовать их эвакуацию в госпиталь. Центр города вот по этой улице в ту сторону. По улицам ходят патрули, они вам помогут.

Из донесения начальнику особого отдела 22 армии:

«Патрулём комендатуры города Великие Луки в три часа ночи 31.О8 задержан военврач третьего ранга Ищенко Иван Лукич. Задержанный просил оказать помощь раненым красноармейцам в количестве тридцати четырёх человек. Раненые были доставлены в город из кольца окружения наших войск под Невелем. Доставили на лошадях партизаны Ветрова в сонном состоянии. Врачу Ветров сообщил, что спать раненые будут ещё четыре часа. Что за препарат им вводили Ищенко не знает. Военврач сообщил, что остатки наших войск (неполный батальон, вместе с легкораненым) выведены из невельского котла и движутся в направлении наших войск к реке Ловать. Батальон состоит из подразделений 51-го стрелкового корпуса и частей Полоцкого УР. Возглавляет майор Репин Иван Кузьмич. Начальник штаба - старший лейтенант Самойлов. Диверсанты Ветрова организовали выход из окружения, сделав проход в немецкой обороне. Никакой стрельбы не было. Доктор её не слышал. Раненых вывозили на лошадях по восемь человек двумя этапами: сначала из кольца, на удаление примерно пять километров. Затем всех вместе в город. Подробностей транспортировки он не помнит, поскольку его усыпили тоже. Сообщение о Ветрове уже было получено шифром из 174-й дивизии. В нем было предупреждение о возможном выходе указанных окруженцев на нашем участке в течение двух суток.

Начальник особого отдела 214-й сд капитан Зорин.»

В пять часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно, но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали все лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, все лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали. Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него — как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля — всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего-то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них. Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места — обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших. — Ишь ты, и курские прошли, — говорили в рядах. — Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор, посмотрел, как огни разложили, конца-краю не видать. Москва — одно слово! Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники. — Что стали-то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись? — Нет, не слыхать. А то палить бы стал. — То-то торопили выступать, а выступили — стали без толку посереди поля, — всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые! — То-то я бы их и пустил наперед. А то небось позади жмутся. Вот и стой теперь не емши. — Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, — говорил офицер. — Эй, немцы проклятые, своей земли не знают! — говорил другой. — Вы какой дивизии? — кричал, подъезжая, адъютант. — Осьмнадцатой. — Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете. Вот распоряжения-то дурацкие; сами не знают, что делают, — говорил офицер и отъезжал. Потом проезжал генерал и сердито не по-русски кричал что-то. — Тафа-лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, — говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. — Расстрелял бы я их, подлецов! — В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! — повторялось с разных сторон. И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и в злобу на бестолковые распоряжения и на немцев. Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать. Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно, в разных промежутках: трат-та... тат, а потом все складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом. Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша сло́ва одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая вовремя приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах. В низах, где началось дело, был все еще густой туман, наверху прояснело, но все не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас, или он был тут, в этой черте тумана, — никто не знал, до девятого часа. Было девять часов утра. Туман сплошным морем расстилался понизу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другою скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он все еще не начинал дела. Нынче был для него торжественный день — годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и, здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором все кажется возможным и все удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из-за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце. Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые все более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.

На чтение 2 мин. Опубликовано 03.08.2018

Телеигра под названием Поле чудес за 3.08.2018 уже прошла в восточных регионах нашей необъятной страны, поэтому многим телезрителям уже известен правильный ответ на вопрос телеигры.

Познакомит читателей с правильным ответом на один из интересных вопросов и наш сайт Телеответ. Давайте же узнаем, какой ответ приготовил нам Леонид Якубович.

Поле чудес

Кто шел в колонне бурлаков после кабальных, с небольшим опытом?

Считается, что именно на Волге появилась профессия бурлаков. В их бригадах рабочие делились по категориям. Позади кабальных, что мы уже выяснили в первом туре игры, шли бурлаки уже с небольшим опытом. Как их называли? (Слово из 8 букв)

Кабальные батраки, случайные, временные работники, не особо то старались надрываться в колонне бурлаков. Для этого действительно позади них, помещенных в самый центр колонны, шли другие бурлаки.

«Ленивые» и так называемые «кабальные» рабочие, они тянули бечеву лишь за харчи, потому что растратили в пути весь заработок. А подгоняли «кабальных» в самом хвосте артели «добросовестные» или «усердные» бурлаки.

Они уже имели кое-какой опыт в этом деле, более заинтересованные в более эффективном труде - так называемые - усердные. Шли они за кабальными с целью их подгонять и следить за их работой.

Ответ: усердные .

Представлю моих собеседников. Один из них - это майор Роман Денисов, ныне начальник штаба автомобильного батальона 22-й автомобильной бригады. В Чечне провел почти четыре (!) года - с 1999-го по 2003-й. Попал туда еще лей­тенантом, сразу после ускоренного (в связи со второй чеченской кампанией) выпуска из высшего военного автомо­бильного училища. Прошел на войне должности от командира автомобиль­ного взвода до заместителя команди­ра батальона по технической части. Постоянно выезжал с колоннами в техническом замыкании, исколесил всю Чечню. Впоследствии, уже будучи зампотехом, занимался организацией колонн. Награжден медалью «За воин­скую доблесть» I и II степени.

Другой - капитан Джахангир Джораев, окончивший училище в 1996 году. Ныне - начальник командно-диспетчерского пункта (отвечает за контроль перемещения автоколонн). В Чечне был на командных должностях во время второй кампании. Награжден медалью «За воинскую доблесть» II степени.

ЕЗДА В ГОРАХ: НА ВОЛОСОК ОТ ГИБЕЛИ

«Одно время ходили колоннами на Ботлих, - вспоминает Роман Денисов. - Горные серпантины, пропасти, обрывы, пово­роты под девяносто градусов. Труд­ный был путь, а опыта поначалу почти никакого. Тем более у солдат-срочников, прибывших служить в Чечню, как и положено, после полугодичной подготовки. Многие из них до того с горами были знакомы только понас­лышке. Представьте, например, ситуа­цию: поворот под девяносто градусов, слева - пропасть, справа - скала. Если КамАЗ еще кое-как, потихоньку, впри­тирку впишется с первого раза, да и то не всегда, то каково тому водителю, который ведет КрАЗ? Ему приходилось по три-четыре раза разворачиваться, чтобы пройти такой поворот.

Поначалу с раннего утра выезжали и только к ночи «доползали» до пункта назначения. Но потом, со временем, водители набрались опыта и на эту же дорогу стало уходить всего несколько часов. Те же водители-срочники стали, как профессионалы. Теперь у нас даже на КраЗАх научились проходить крутые горные повороты с первого раза. Каким образом? Ну, представь­те, например, ту же ситуацию, что описана выше, когда приходилось по несколько раз разворачиваться. Только теперь КрАЗ с ходу наезжает правым колесом прямо на скалу. Естествен­но, его сносит, «задок» разворачивает юзом. Так и вписывается в поворот. Потом газу - и пошел дальше!

Не все, конечно, становились таки­ми мастерами, но многие. Что каса­ется экстремальных ситуаций, то боль­ше запомнились не подъемы, а спус­ки. Они гораздо сложнее и, скажем прямо, страшнее для водителя.

До сих пор не могу забыть один случай, я тогда шел в техзамыкании колонны. Двига­лись вниз, и тут, на спуске, у «наливни­ка» КрАЗа сгорели тормоза. Его понес­ло, скорость огром­ная. Спасло чудо. Дорожники накануне делали ремонт трассы и нагребли внизу, у пропасти, где кончался спуск и начинался очередной поворот, целую насыпь из камней. КрАЗ с отказавшими тормозами влетел на нее и остановился. Чудо в том, что ему до «улета» в пропасть при его бешеной скорости и массе не хватило букваль­но чуть-чуть. Машина остановилась на самом краю, одно колесо висело над пропастью. А там - огромный отвесный спуск. Облака внизу плывут...

Я подъехал. Боец уже выскочил из кабины. Весь белый, трясется. Как выяснилось потом, уже после рейса, он накануне подрегулировал тормоз­ные колодки, причем не позвал никого из опытных, чтобы проверить, все ли правильно сделал. Ну и «отрегулировался», чуть на тот свет не улетел.

Оценил ситуацию. Нужно выби­раться с подстраховкой, то есть при помощи другой машины. Подогнал сзади свой КамАЗ-«летучку», прицепил к нему тросом КрАЗ. Суть в чем: оба водителя одновременно дают задний ход и потихоньку выезжают. Говорю водителю КрАЗа, чтобы садился за руль. Он - ни в какую! «Я, - говорит, - ни за что не сяду, боюсь!» Натуральная истерика. В шоке, что с него возьмешь? Короче, сел за руль сам.

Потихоньку начали газовать назад вместе с КамАЗом, одновременно. Ощущения непередаваемые, коле­со-то над пропастью... Страшно, но мысли сконцентрированы только на том, чтобы сделать все как надо. Одна ошибка - и ты в полете... Сло­вом, выдернули мы этот КрАЗ. Солдат и после этого за руль садиться отка­зался, сказал, что больше вообще не сядет никогда в жизни. Впереди было еще километров десять спуска. Я вел машину, он сидел рядом. Когда спустились, боец наконец отошел. Говорю: «Ну теперь сядешь за руль или так уж и «нет» до конца жизни?» - «Нет, теперь сяду!» Дальше он сам поехал. Кстати, в дальнейшем хорошо проявил себя, классным стал водителем».

Тут же сидящий рядом капитан Джахангир Джораев вспомнил, что у него была практически такая же ситу­ация. Чечня, он - старший колонны. В крутой поворот на спуске не входит КамАЗ, глохнет. Задняя полуось зави­сает над пропастью. Водитель в шоке. Выскакивает из кабины, к машине - ни шагу: «Что хотите делайте, за руль не сяду!»

Стоит поперек горного поворота КамАЗ. Стоит и та часть колонны, что за ним. Уходит время. Ни угово­ры, ни крики на водителя поначалу не действовали. Наконец боец немного отходит от испуга и все-таки садится за руль. Но только тогда, когда рядом с ним место в кабине занимает Джо­раев. То есть шокированному бойцу приходит мысль, что раз офицер сел рядом, значит, все в порядке, выбе­ремся! Он не мог знать, что сам Джа­хангир в это время, не подавая виду, тоже сидел, как он прямо мне сказал, в «легком» ужасе. Чуть не то движе­ние рулем, чуть не вовремя нажатая педаль газа - и все, поминай, как звали! Внизу нескончаемая пропасть.

«Схема» была точно такой же, как и в случае с Денисовым. Машину заце­пил тросом другой КамАЗ. Оба води­теля вместе начали потихоньку газо­вать, сантиметр за сантиметром отводя машину от пропасти. Джораев, стараясь говорить спокойным голосом, руково­дил действиями водителя. Выехали...

Два офицера - и два почти оди­наковых эпизода. Наверное, потому, что судьба у них общая - автомобиль­ная...

ПРОВОДКА КОЛОНН В ЧЕЧНЕ: КАК ЭТО БЫЛО

Роман Денисов прибыл в Чечню, когда там стояли три сборных авто­мобильных батальона от разных бри­гад, в том числе 22-й. Они выполняли задачи разрозненно, каждый в «своем» районе и независимо друг от друга. Это было довольно неэффективно (уда­лось осуществлять лишь сравнитель­но небольшие перевозки) и при этом очень опасно. Что там говорить, когда идет небольшая колонна, она уязви­ма со всех сторон. Поэтому подрывы, нападения на колонны, потери были не редкостью.

Капитан Джораев вспоминает, что колонны вообще ходили тогда с минимальным прикрытием: «Зенит­ные установки с расчетами из пехо­ты сопровождения были всем нашим охранением. Хотя оружие это, как известно, серьезное и наиболее под­ходящее для горных условий - боль­шая дальность, мощь, убойная сила и т.д. Но при нападении на колонну даже машины с установленными на них «зушками» давали всем нам мало шансов уцелеть. Продвижение любой колонны должно быть соответствую­щим образом обеспечено, в том числе в инженерном отношении, должна вестись разведка маршрута, прикрытие нужно из бронетехники и т.д. Но ниче­го этого не было, кто же будет тратить столько сил на маленькую колонну? Вся надежда на то, что как-нибудь прорвемся, доедем...»

Ситуация, как продолжали расска­зывать офицеры, коренным образом изменилась в 2000 году, после взя­тия Грозного. Все три автомобильных батальона, до этого действовавших разрозненно, поставили вместе под Ханкалой. Теперь они стали выполнять задачи по перевозке сообща, в составе Центроподвоза. Формировались большие, точнее сказать, огромные колон­ны (например, от полутора сотен до трехсот машин). Им давали отличное охранение: через каждые несколько единиц техники - БТР сопровождения. Впереди колонны, метрах в двухстах, - сторожевое охранение на бронетехнике и инженерное обеспечение, позади - соответствующее мощное замыкание. Такую колонную обязательно сопро­вождали от начала до конца два боевых вертолета .

«В результате была обеспечена максимально возможная в тех услови­ях безопасность, - продолжает майор Денисов. - «Духи», естественно, опа­сались открыто нападать на растя­нувшиеся на несколько километров колонны с мощным прикрытием. Конечно, частыми были обстрелы, но в основном мелкие.

Хорошо были налажены разведка маршрута, обеспечение прохождения наиболее опасных участков. Могли задержать в пути, например, пока инженеры полностью не обследуют тревожащий их участок. Тише едешь - дальше будешь. При этом сам порядок построения колонны тоже был проду­ман с учетом обеспечения максимальной безопасности. Впереди двигались машины, загруженные вещами, продо­вольствием, то есть невзрывоопасны­ми и негорючими грузами. За ними - машины с боеприпасами, а уже ближе к «хвосту» шли «наливники». Дело в том, что это самое страшное для колонны, если подрывают «наливник». По доро­ге растекается море огня, не проехать, начинают гореть другие машины. А сам бензовоз минут за десять превра­щается в спекшуюся «лепешку»... Поэ­тому «наливники» и ставили позади. В техническом замыкании шли эвакотягачи - это четыре-пять машин, пред­назначенных для эвакуации техники в случае, если нельзя на месте устранить неисправность.

Кстати, за те четыре года, что я про­вел в техзамыкании колонн и зампотехом, набрался такого опыта, который бы, наверное, не обрел больше нигде. Учишься быстро, когда неисправная машина стоит, колонна продолжает двигаться, а у тебя на принятие реше­ния - минут пятнадцать: или устранять неполадку на месте, или цеплять маши­ну тягачом. Пришел в Чечню неопыт­ным лейтенантом, там научился харак­тер неисправности даже на слух, по работе двигателя определять. Во всяком случае на КамАЗе и «Урале».

Была обеспечена не только безо­пасность колонн. Существенно усо­вершенствовалась и вообще вся схема доставки грузов войскам. Теперь полкам на передовой не нужно было отвлекаться на то, чтобы гнать на цен­тральные базы небольшие колонны за продовольствием, боеприпасами и т.д., при этом подвергаться нападениям, подрывам, нести потери. Все военные грузы без исключения стали достав­лять воюющим прямо на передовую колоннами Центроподвоза. Причем в полном соответствии с потребностями. Для этого накануне из частей на базу автомобилистов прибывали офицеры, давали заявки на топливо, боеприпасы, продовольствие и т.д. Соответственно их заявкам и формировалась колонна. По мере прохождения маршрута она «растекалась» по разным точкам, где располагались войска (прикрытие при этом оставалось мощным), потом на обратном пути вновь «сливалась», как малые горные ручьи в мощный поток.

Таким образом, были обеспечены и относительная в условиях войны безопасность людей, техники и грузов, и централизованная доставка всего необходимого непосредственно на позиции воюющих частей без отвлече­ния с их стороны.

В то же время плохо бывало в тех случаях, когда требования безопаснос­ти не учитывались. Роман Денисов с горечью вспомнил, как на его глазах была разгромлена небольшая колонна МВД, двигающаяся без боевого охра­нения.

«Наша колонна - большая, охраня­емая - шла позади, примерно в полу­тора километрах, - вспоминает офи­цер. - Так получилось, что события развивались на наших глазах, но наше боевое охранение не могло помочь, мы были еще слишком далеко. Тем более что все произошло быстро. Бое­вики выбрали для нападения откры­тый участок, по сторонам которого был лес. Оттуда, из «зеленки», они и ударили шквальным огнем. Причем с обеих сторон. Наверняка учли при этом, что дорога шла по узкой насы­пи с крутыми склонами. То есть ни разойтись машинам, ни съехать вниз. Сначала они подожгли из гранатоме­та головную машину, потом среднюю, затем - замыкающую. Те машины, которые были еще не повреждены, не могли ни столкнуть с дороги горя­щие автомобили, ни как-то объехать их. Началась паника, люди отстрели­вались. Бросались в разные стороны, но они были практически беззащитны на открытом месте. «Духи» их начали методично расстреливать из снайпер­ских винтовок... Потом разом прекра­тили обстрел и растворились в лесу. А мы проезжали потом тот участок. Все горит, дым стелется, подбитые маши­ны, тела... Страшная картина. Нам сказали, чтобы мы как можно быстрее проходили это место...»

Да, правильно говоряя что боевой опыт достается очень дорогой ценой, но поистине трагической – если он не учитывается...

И еще один момент, который особо подчеркнули оба офицера-автомобилиста. В любой ситуации, будь то просто небольшой обстрел или организованное нападение, задача колонны - как можно быстрее проскочить опасный участок. Остановка - это смерть. Бой ведет пехота сопровождения, да и то лишь те машины, которые ближе к противнику. Остальные уходят с колонной, продолжая прикрывать ее дальше.

«Поэтому у солдата-водителя при себе только автомат и всего один боекомплект, то есть четыре магази­на, - рассказывали офицеры. - Ему больше не надо - на крайний случай, его дело - давить на газ, пусть кругом хоть земля на части разрывается, держать дистанцию и не отрываться от впереди идущей машины. Главное – груз должен быть доставлен по назначению, в этом весь смысл нашей службы. Кстати, видели бы вы, как нас встречали на разных точках в войсках. Для них мы, прибывшие с «большой земли», с нашими гружеными всем необходимым КамАЗами и «Уралами» были самым светлым пятном в жизни!»

(О. Коломиец, «Солдат удачи»)