Пламенеющая готика. Кто и зачем сжёг готический «костёл» в Калужской области на Масленицу

Сжигание гигантского арт-объекта в виде собора высотой с пятиэтажный дом, уже вызвало большой резонанс.

Автором проекта «Пламенеющая готика» стал художник, основатель арт-парка Никола-Ленивец и фестиваля Архстояние Николай Полисский. Он уже сооружал масленичные конструкции в Никола-Ленивце последние несколько лет и в этот раз решил воплотить свою давнюю мечту с созидающим огнем.

«Идею собора, рождающегося из пламени, я вынашивал давно», - говорит Николай Полисский. «Он возводился артелью Никола-Ленивецких промыслов в течение нескольких месяцев.

И в этот праздничный вечер Масленицы у гостей появилась краткая уникальная возможность поймать мгновение его сожжения, чтобы сохранить в памяти надолго. Всегда интересно посмотреть на огонь созидающий, рисующий образы в реальном времени»

Собственно так, по словам Полисского, и должно работать искусство. Смысл акции как раз и состоит в скоротечности и непредсказуемости горения объекта, на создание которого было потрачено столько сил и времени.

«Одно из определений искусства - его абсолютная иррациональность. Строим месяцами, а сгорит за один вечер. В этом есть чувство схватывания мгновения и неповторимости того, что ты созерцаешь.

Когда мы впервые отмечали Масленицу, то сожгли Сенную башню, потому что не знали, что вообще с ней делать, пригласив Германа Виноградова. В этот раз мы создали проект, напоминающий вытянутое готическое строение.

«Пламенеющая готика» должна была проявить себя в огненном обличье. Материалы для башни специально использовали бросовые: верхушки елок и сосен и некондиционное сено в рулонах, так что природа не пострадала»

Полисский констатирует, что буквально сразу после акции получил в свой адрес ряд комментариев, в том числе от лиц духовенства, что в Никола-Ленивце произошло кощунственное действие. И он считает, что это ошибка. Вопросы политики, религии, национальностей и всякого рода разжигание конфликтов или оскорбления искренних чувств табуированы для деятельности художников в парке.

«Ничего культового в моем арт-объекте не было, - естественно отсутствовали кресты, алтарь и любая религиозная символика. Это не копия какого-либо существующего культового сооружения и не имитация храма. Это просто костер, который выстроен в стиле готического здания…

Масленица - это время, когда люди дают свободу всему природному внутри себя, готовы гулять и праздновать вплоть до катарсиса, после чего принимают духовную строгость и пост»

Программа «готической Масленицы» в Николо-Ленивце не ограничилась только сожжением арт-объекта. Помимо этого, посетители парка смогли принять участие в архитектурных мастер-классах, традиционных народных конкурсах и ярмарке, провести время в поисках «Вселенского разума» и попутешествовать от одного арт – объекта, затерянного в снегах, до другого.


Теперь не строят готических соборов.
В былое время у людей были убеждения; у нас,
современников, есть лишь мнения; а мнения
мало для того, чтобы создать готический храм.
Генрих Гейне


Историческая справка
Период Средневековья в истории Европы длился с V по XV вв. Саму историю Средних веков делят на два периода – и .


Готика – это период с XIII по XV вв.



В это время на смену романской оборонительной архитектуре (замки, крепостные стены городов) приходит архитектура готическая. В это время уже не надо было держать оборону. Государства выросли, исчезла феодальная раздробленность. Феодалы (землевладельцы) одного государства теперь не нападали друг на друга. Отныне враждовали между собой и боролись за земли лишь государства, в которых вся власть сосредоточилась в руках монарха.


В период готики большую роль начинают играть и города, они развиваются. Развивается ремесло и торговля. В городах начинают строить ратуши, больницы, рынки и, конечно же, соборы. Величественные, гигантских размеров, со шпилями, уходящими в само небо. Соборы одновременно мрачные и светлые, соборы, которые охраняют жуткие фигуры химер и горгулий (кстати, у них была и чисто практическая функция – они прикрывали водостоки, делая их вид более эстетическим). Соборы со множеством символов, как христианских, так и астрологических. Соборы с огромными окнами-витражами, в противовес церквям романского стиля – с маленькими окнами-бойницами.



Готическая архитектура зарождается во Франции и уже оттуда распространяется по всей Европе – Англия, Германия и, конечно же, Прага (Чехия).


Точно такими же вытянутыми и заостренными как соборы, были и одежды жителей средневековой готической Европы. Они носили вытянутые заостренные кверху шляпы-колпаки, туфли с острыми и вытянутыми носами, платья, удлиняющие фигуру. Но при этом цвета одежды, как и ранее, оставались весьма яркими – синий, желтый, красный.


Мужские прически периода готики мало чем отличались от более ранних романских причесок.



Геннегаусские хроники. 1448. Королевская библиотека. Брюссель.
Мужские прически и головные уборы.


Так, среди мужчин по-прежнему популярностью пользовалась «пейзанская» стрижка – волосы завитые и с длинной густой челкой, закрывающей весь лоб.


Знать могла носить более длинные и также завитые в локоны волосы. Также мужчины могли украшать свои прически и золотыми обручами. Горожане очень часто носили различные головные уборы – колпаки, шляпы, мужские чепцы. Но, в отличие от более раннего времени, в XIV – XV вв. головные уборы были распределены по сословной принадлежности. Так, во Франции ученые и богословы носили шапочки черного цвета, врачи – шляпы с полями и подвязанными к ним наушниками из ткани, которыми закрывались уши. Еще особенностью средневековых врачей было наличие маски в виде длинного птичьего клюва. Такую маску на лицо одевали во время эпидемий чумы. В длинный «клюв» были вложены тряпочки, пропитанные различными растительными отварами, что, как считалось, защищало от инфекции. Нотариусы и судьи носили бобровые шапки. Духовенство – митры и тиары.



Кадр из фильма «Проклятые короли». 1972


Крестьяне носили стрижки «в кружок», «под скобку». Мужчины всех сословий носили бороды и усы.


Представления о красоте также мало чем изменились с периода романского стиля. Так, женщины по-прежнему выбривали волосы надо лбом, выщипывали брови и ресницы, использовали румяна и яркую помаду.



Средневековая миниатюра.
На переднем плане – эннен.


Женщины так же, как и ранее, вынуждены были скрывать волосы под головными уборами. Единственное, теперь они выпускали из под головного убора на лоб несколько прядей, сплетенных в косичку, и уложенных полукругом.


«Рыцарские» косы (длинные и широкие – шириной с ладонь) выходят из моды. Начинают носить две косы, которые закручиваются над ушами в виде «улиток». На такие косы надевалось украшение темплет – украшение в виде выпуклого полушария или же щитка. Такое украшение, темплет, крепилось на обруче, который одевался на голову. Еще одним способом украсить прическу могли служить золотые сетки для волос.


Что касается головных уборов, то они в период готики стали очень высокими и зачастую принимали весьма причудливые формы.



Миниатюра. Франция. XV в.
Головной убор похожий на «рогатый» чепец.




Ян ван Эйк, "Портрет Маргареты Ван Эйк", 1439
«Рогатый» чепец


Так, популярностью пользовался такой головной убор, как горж. Горж – это головной убор в форме трубы или же цилиндра, чьи края расширялись книзу, а сзади, на затылке, находился небольшой разрез.



Нижняя косынка барбет и шляпа.


Носили эннен. Головной убор из ткани, который имел форму конуса и делался на проволочной или же картонной основе. С таким головным убором носили длинные прозрачные вуали. Считается, что моду на эннен ввела королева Елизавета Баварская. Эннен очень не любила церковь, усмотрев в нем карикатуру на готические соборы. Но дамы с завидным упорством продолжали носить, несмотря на все запреты, эннены, которые с каждым разом все больше и больше вырастали в высоту.



Кадр из фильма.
Прическа и украшение темплет.


Из головных уборов также носили барбет – косынка, поверх которой одевались покрывала или же, зимой, шапки. Омюз – платок, концы которого были завязаны вокруг шеи, а сам он по форме напоминал капюшон. Носили и разнообразные чепцы. К примеру, «рогатый» чепец, особенностью которого были золоченые сетки на ушах, или же различные высокие чепцы.





Слово "готика" происходит от итальянского слова "gottiko" - буквально "готский" , по названию германского племени готов. Как художественный стиль он возник в период позднего средневековья (середина 10 - 15вв.) и стал последним этапом искусства этого времени. Как и романский стиль, готический находился под сильным влиянием католической церкви, отсюда преобладание религиозной тематики.

В искусстве особенно ярко этот стиль проявлялся в архитектуре. Соборы, замки, крепости, построенные в готическом стиле, значительно способствовали украшению городов. Храмы, дворцы представляли высокие вертикальные сооружения с колоннами, стрельчатыми арками, узкими вытянутыми окнами, островерхими крышами.

Феодализм продолжал развиваться и укрепляться, сопровождаемый частыми войнами, развитием и ростом городов, торговли, ремесел.

Готический стиль повлиял и на внешний облик людей. Были издан законы о рангах в одежде, прическах. Костюмы стали более изящными, подчеркивая пластику человеческого тела.

Совершенствуется портновское искусство, возникает навык кроения тканей. Формы костюмов становятся красочнее и разнообразнее. вторяются и линии архитектуры: вытянутые пропорции определяют и модные силуэты в одежде 13- 14 веков.

Костюмы и головные уборы приобретают вытянутый силуэт, женские одежды - силуэт, напоминающий латинскую букву "S".

Пропорции мужского костюма в сочетании с остроносой обувью и высоким головным убором слегка конусообразной формы как бы вытягивали фигуру - она казалась не только более высокой, но и подчеркнуто гибкой.

В конце 14 века чрезмерная роскошь и богатство бургундского двора начинают значительно превосходить блеском и пышностью другие королевские дворы Европы - появляется бургундская (франко-бургундская) мода (1425-1490 г.). Мода, впрочем, менялась очень часто. Но общими чертами для всех ее видов были: вычурность, богатство тканей и отделки, изысканность линий и силуэта.

Увеличивается число верхних одежд, надеваемых одна на другую одновременно (у знатных горожан и придворных). Костюм становится теперь более приземистым, тяжелым, просторным.

Основной становится испанская мода. Воротнички стоячие, высокие. Их отделывают узким рюшем. Позднее появился круглый плоеный воротник типа фрезы.

Мужчины продолжали носить "пейзанские" прически, молодые знатные вельможи отпускали длинные волосы, завивали в локоны.

Иногда они надевали круглый золотой обруч, вокруг которого обматывали длинные затылочные пряди волос, образуя своеобразный валик.

Крестьяне, горожане стриглись "под скобку" , "в кружок". Борода и усы дополняли прическу. Бороды имели самые разнообразные формы. округлые, крючкообразные, раздвоенные перевитые нитями, штопорообразные.



Женские прически все еще были скрыты разнообразными головными уборами огромных размеров и причудливой формы.

Девушки также могли ходить с распущенными волосами, украшенными лентами, венками.

Дамы убирали волосы под тонкие льняные платки, оставляя на лбу тонкую косичку, уложенную в форме полукруга - петли, по ней можно было определить цвет волос. Прическа "рыцарские косы" почти исчезла, на смену ей с изменением форм головных уборов появляется другая - тоже из кос, но уже закрученных над ушами в виде "улиток", которые покрывались модным в то время украшением в виде выпуклого полушария или щитка. Называлось оно темплет.

Темплеты укреплялись на обруче, охватывавшем голову. Часто "улитки" из жгутов волос покрывались тонкими золотыми сетками - таким образом, каждая "улитка" имела свой золоченый "домик".

Волосы в сетках имели вытянутую или округлую форму в зависимости от укладки. Пожилые дамы полностью скрывали волосы под массивными головными уборами. При этом шея была полностью открыта.

В период позднего средневековья однообразие причесок компенсировалось головными уборами. Мужчины носили шляпы, капюшоны, мужские чепцы - бегуины из ткани белого цвета. Они служили как бы нижним головным убором, поверх надевалась шляпа. Носили шляпы из фетра и сукна разнообразных форм, но популярным стал бегуин. Колпаки имели вид усеченного конуса, с полями или без. Мужские головные уборы в период 14 - 15 веков резко разграничивались по сословной принадлежности. Формы шляп и колпаков были определены специальными королевскими указами. Во Франции это было особенно заметно. Так, духовенство по предписанию обязано было носить митры, тиары, бареты; судейские чиновники и нотариусы - бобровые шапки; ученые и богословы черные шапочки; врачи - шляпы и шапки с подвязанными наушниками, полями.

Во времена господства бургундской моды появились головные уборы шаперон буреле с длинным кё (хвостом). Их носили знатные мужчины, а также почти все придворные.

Женские головные уборы, все ещё полностью заменявшие прически, претерпели некоторые изменения по сравнению с романским периодом.

Самым популярным убором была косынка под названием барбет. Поверх нее, особенно зимой, женщины обычно надевали утяжеленные шапки и покрывала. Носили платки омюз, напоминавшие капюшон, с завязанными вокруг шеи длинными концами.

В 13 - 14 веках горожанки и знатные дамы начали носить горж, по форме представляющий собой цилиндр или трубу, достаточно высокую, внизу края убора расширялись, сзади на затылке делался небольшой разрез.

Модными были шляпы типа туре из фетра и войлока. В 15 веке получают распространение высокие колпаки, получившие названия "сахарная голова", "паруса". Уборы увеличивались в высоту, повторяя силуэты готических крыш.

В 1395 году Елизаветой Баварской был введен в моду головной убор Эннен. Считалось, что эннены африканского происхождения. Эннен имел форму усеченного конуса на картонной и проволочной основе. Поверх каркаса натягивали ткань. Дополнением этого своеобразного головного убора служила длинная прозрачная вуаль.

Церковь неоднократно высказывала свои протесты по поводу появления и быстрого распространения этих головных уборов - своеобразных карикатур на готические соборы.

Бургундская мода создает также "рогатый" чепец с боковыми золочеными сетками на ушах и высокие чепцы разной формы, которые зависели от каркаса и расположения тонких прозрачных вуалей. Носили также венцы, разнообразные сетки.

В средневековых городах по одежде, головным уборам, прическам можно было определить сословную принадлежность людей. Суровые законы предписывали строгое разграничение в ношении драгоценностей. Так, головные уборы знати украшались павлиньими перьями, серебряными пряжками, эмалями, подвесками, восточными вышивками.

Поскольку прическа была полностью скрыта, золотые шнуры, венки, обручи изящной работы надевали поверх платков.

На портретах Яна ван Эйка, Лукаса Кранаха Старшего. витражах соборов можно увидеть женские лица с неестественно высокими лбами, выщипанными бровями и ресницами. Дамы пользовались пудрой, помадами, розовой туалетной водой, маслами, привезенными из восточных стран, духами.

Парикмахерское искусство в эпоху возрождения (XIV-XVI вв.)

В эпоху Возрождения все стремились наслаждаться жизнью на земле, а не на небе. «О! Как молодость прекрасна, но мгновенна! Пой же, смейся, счастлив будь, кто счастья хочет, и на завтра не надейся», - писал в своих стихах Лоренцо Медичи, правитель Флоренции. Совершенно другая эпоха, изменившая все: жизнь, философию и психологию людей, искусство, стиль архитектуры…

Женщины юга по-прежнему стремились к тому, чтобы стать блондинками. Они часами сидели под палящим солнцем в лоджиях, надев шляпы с огромными полями, предохранявшими их от загара (в моде была белая кожа); на поля шляпы-солари выкладывались пряди волос. В прическе обязательным условием был открытый высокий лоб, для большей выразительности стремились увеличить высоту лба, сбривая часть волос над ним. Иногда сбривали и брови.

Парикмахерское искусство получило новое развитие. Происходит возврат к наследию античности, прически вновь становятся сложными, с применением дорогих украшений, перьев и диадем. Судить об этом мы можем по картинам Боттичелли, ибо модной красавицей была Симонетта Веспуччи, не раз вдохновлявшая Сандро Боттичелли (ее черты можно увидеть в знаменитой боттичеллиевской «Венере»).

Одним из главных признаков женской красоты считались волосы, заботам о которых женщины посвящали много времени. В Венеции на крыше каждого дома имелась маленькая беседка, открытая сверху, где женщина, защищенная от нескромных взглядов, могла сидеть с распущенными волосами, смоченными специальной краской, продетыми в шляпу с полями и без дна, и ждать, когда под знойным солнцем волосы приобретут знаменитый золотой оттенок. Мужской стиль - это волосы длиной до плеч, уложенные валиком, обрамляющим лицо и шею, борода и усы сбриты.

Девушки могли ходить с волосами, распущенными по плечам, а женщины, изящно скручивая волосы с нитями жемчуга, прикрывали их сетками, чепчиками и легкими шарфами (на манер восточных тюрбанов), убирая волосы с затылка и лба, так как длинная шея и высокий лоб считались признаками красоты. Для этого сбривали волосы со лба, а иногда и брови, вырез платья на спине обнажал шею, делая ее более длинной. Пожилые женщины обязательно прикрывали головы платком, чепцом или накидкой. На поясе висел веер из страусовых перьев, кинжал (что входило в обязательный туалет дамы, выходящей из дома). На ногах мягкие кожаные туфли. В непогоду сверху надевался подбитый мехом плащ. В другое время - легкий.

Александр Кравецкий, кандидат филологических наук, руководитель Научного центра по изучению церковно-славянского языка:

Александр Кравецкий

– За проектом «Пламенеющая готика» я следил и очень хотел побывать на Масленице в парке «Никола-Ленивец», но не смог из-за занятости.

Проект «пламенеющая готика» очень интересен как опыт визуализации словесной метафоры «пламенеющая готика» – так называют позднюю готику из-за сходства ее декоративных элементов с языками пламени. Здесь же слова становятся явью и готика горит настоящим огнем.

Превращение словесной метафоры в визуальный образ достаточно распространен в искусстве, причем не только в светском, но и в церковном. Например, икона Богоматери «Гора Несекомая». Как мы знаем, этот сюжет восходит к событиям, описанным в библейской Книге пророка Даниила [Дан. 2. 31–34]. Здесь рассказывается о том, что Царь Навуходоносор видел во сне гору, от которой таинственным образом (т.е. без помощи рук человека) отделился камень и сокрушил идола. Это видение христианская традиция понимает как прообраз Рождества Христова: Камень (Христос), отделившийся от Горы (Богородицы), сокрушил языческий мир. Поэтому литургическая традиция называет Богородицу «Гора несекомая». Иконографический образ Богородицы «Гора Несекомая», где образ Богоматери содержит ряд деталей, сближающих ее с горой, это тот же самый прием, когда словесная метафора прочитывается буквально и на ее основе создается визуальный образ.

И в Никола-Ленивце использовали тот же прием, заставив архитектурный термин ожить и запылать. На мой взгляд, это умная и красивая идея.

При этом очевидно, что этот проект вообще не про религию. Это художественное размышление про образы европейской архитектуры, про переживание готики. Размышление талантливое, яркое и интересное. Авторы проекта очень тактично исключают из своей композиции христианские символы. Так что меня удивляет как позиция тех, кто видит в этой акции нападение атеистов на христиан, так и позиция тех, кто говорит, что в Никола-Ленивце православные фундаменталисты сожгли костел.

В этой работе не было даже намека на кощунство

Алексей Лидов, искусствовед, академик Российской Академии Художеств:

Алексей Лидов

– Для меня стало неожиданностью, что регулярное арт-действие, которое проводится каждую Масленицу в архитектурно-художественном парке Никола-Ленивца, получило столько возмущенных откликов в социальных сетях. Странно, что художественный проект некоторые решили объявить кощунством и чуть ли не новым оскорблением религиозных чувств. Мне подобная реакция не кажется адекватной.

Давайте рассмотрим пространство, в котором происходит действо. А речь идет об одном из самых интересных художественно-архитектурных проектов последних лет – парке «Никола-Ленивец» в Калужской области на берегах знаменитой реки Угры. В этом специально задуманном пространстве ведущие художники и архитекторы России и мира на протяжении ряда лет выставляют свои арт-проекты, преимущественно инсталляции, сделанные из натуральных материалов (дерево, солома и т.д.).

Поскольку парк расположен на большой территории, они пытаются свои инсталляции демонстрировать в взаимодействии с окружающим пейзажем и природой, не только в пространстве, но и в действии, в развитии, в движении. Это своего рода лаборатория, находящаяся в русле основных тенденций современного мирового искусства.

То, что такой уникальный парк был создан в России, причем, по частной инициативе конкретного художника Николая Полисского и ряда его друзей – большое достижение и, если хотите, наше новое культурное достояние. Там регулярно проходят большие выставки современного искусства и зимой, и летом. Каждая из этих выставок привлекает крупнейших художников со всего мира и становится серьезным культурным событием.

Каждый год организаторы этого парка проводят празднование Масленицы, и кульминационным событием становится сжигание некого фантастического сооружения, обычно сделанного из дерева, из соломы, собранной неподалеку, на огромном поле в присутствии тысяч людей. Как прощание с зимой, с Масленицей, в преддверии Великого поста. Как, собственно говоря, это и было в русской традиции на протяжении столетий. Только в парке Никола-Ленивца эти традиционные соломенные фигуры каждый раз приобретают формы фантастических сооружений, обычно огромного размера. В прошлом году я присутствовал на таком праздновании, и действо произвело на меня впечатление красотой задуманного.

В этот раз Николай Полисский придумал проект, который называется «Пламенеющая готика», – он использовал искусствоведческий и литературный термин, определяющий завершающую стадию в развитии готической архитектуры, кстати, отнюдь не только церковной. Архитектурные формы поздней готики с переплетающимися и устремленными в вышину стрельчатыми арками действительно напоминают языки колеблющегося пламени.

Николаю Полисскому пришло в голову этот образ пламенеющей готики пересказать в любимых им формах деревянно-соломенных конструкций, сжигание которых составляет кульминацию празднования Масленицы – он регулярно экспериментирует в формах огненных перформансов. Он выстроил некое сооружение, напоминающее готическое здание, пламенеющую готику, пересказав ее в духе парка Никола-Ленивца на своем родном русском материале.

Ни о каком кощунстве тут говорить не приходится, потому что речь идет об образе готической архитектуры в целом, причем трактованной весьма обобщенно. Это даже близко не храм и даже не намек на храм. В храме должен быть алтарь или его подобие. Но даже, если мы возьмем какие-то формальные признаки, то на этом фасаде нет никаких крестов. Кроме того, заметим попутно, что в русской православной традиции готический собор обычно не воспринимается как церковь, а скорее, как экзотическая иноприродная архитектура, своего рода сказочный дворец. И именно это очередное сказочное сооружение оказывается охвачено огнем и литературная метафора пламенеющей готики приобретает новую конкретность: архитектура действительно буквально начинает гореть. И собственно в этом и есть образ – замысел.

Огонь приобретает на короткое время архитектурную форму, а архитектурные формы наполняются новой энергией огня. И вместе они навсегда исчезают, оставляя в памяти ярчайший образ и открывая новые пути для размышлений о возможностях огненно- пространственных эффектов современной архитектуры. В этом для меня очевидная инновация этого проекта. В комментариях встретилось обличающее сравнение Полисского с фотографом, поджигавшим для красивых видов заброшенные деревни. Однако разница огромная. Заброшеннные дома – часть человеческой жизни и нашей живой и трагической истории. В этом поджоге нельзя не увидеть эстетского варварства. И своего рода «пляски на гробах». У Полисского же все придумано фантазией художника. В центре огромного поля возникает огненный призрак, который на наших глазах уходит в небытие, оставляя на всю жизнь яркое воспоминание, кого-то пугающее, кого-то вдохновляющее, но никого не оставляющее равнодушным.

Фото: Андрей Никеричев/Агенство городских новостей Москва

Таким образом в созданной им самим огромной мастерской художник решал свою задачу создания нового художественного образа привычными для него современными средствами «огненного перформанса». Каждый из нас вправе иметь свое мнение, насколько у него это получилось. Знаю людей, которые увидели в этом образе напоминание о конце света (кстати, простите искусствоведа, в памяти возникает похожая горящая готика на эсхатологических картинах Босха). Другие, специально приехавшие издалека на зрелище, не увидели ничего, кроме очередного масленичного чучела и искренне радовались законной карнавальной радостью при виде экзотического зрелища.

На мой взгляд, мы имеем дело с яркой работой крупного современного художника, которая останется в истории русского и мирового искусства.

Однако в этой работе не было даже намека на кощунство. Я очень внимательно посмотрел видео перфоманса Полисского и не увидел никакого намерения сделать нечто хоть в малейшей степени имеющее антирелигиозной смысл. Это вообще проект не про религию, а про красоту, про действо, про завораживающую силу огня. Про то, как огонь может поразить нас, соединившись с архитектурными формами. Художника в данном случае не волновала сакральная тема, на мой вкус, к сожалению. Его волновала исключительно красота происходящего действа и даже не порождаемые ее символические смыслы. И он добился очень яркого результата, потому, что это действительно выглядело и захватывающе, и красиво, и очень необычно.

В сознание зрителя появляется очень запоминающийся и по-своему прекрасный образ происходящего действа. То есть, речь идет о произведении современного искусства, пока не очень привычного, но вполне яркого. И заметим, что у этого искусства есть довольно широкий круг почитателей, специально приехавших на действо за много километров.

Часто спрашивают, а где допустимая граница? Граница искусства заканчивается там, где может быть нанесен вред другим людям. Как в знаменитом определение, что моя свобода оканчивается там, где начинается свобода другого. В данном случае я не вижу вообще никаких поводов для того, чтобы вообще ставить любые вопросы о нарушении каких-то прав, тем более об оскорблении и кощунстве. То, что художник использовал известный всем изучавшим мировую архитектуру образ пламенеющей готики для своей деревянно-соломенной инсталляции, – нормальный художественный шаг, а не нечто, выходящее за грань этики. Отвергая это право художника, легко можно дойти до абсурда и усмотреть что угодно в чем угодно. К великому сожалению, в нашем больном самыми разными «фобиями» обществе, появился целый слой людей, воспаленное воображение которых везде ищет повод для того, чтобы оскорбиться в своих религиозных или псевдорелигиозных чувствах. Но к выдающейся работе Николая Полисского это никакого отношения не имеет.

Акция попала сразу в несколько очень болезненных точек исторической памяти

Сергей Сабсай, директор «Школы знаний», московский католик:

Сергей Сабсай

– В интервью The Village Николай Полисский говорит: «Я надеюсь, что во время сожжения в воздухе мы увидим пламенный храм». Один из участников проекта Герман Виноградов писал в фейсбуке: «Сожгу дотла подобие готического собора». Поэтому слова «это не имитация храма» выглядят некоторым лукавством. Один же из сторонников проекта, Олег Шмыров, и вовсе воспринял произошедшее как «чародейский обряд в духе чёрной арт-мессы». Как бы то ни было, однако, Николай и Иван Полисские сочли необходимым извиниться, и нормативная христианская реакция – «прости им, Господи, ибо не ведают, что творят». Однако прощение, на мой взгляд, не отменяет попыток понять, почему акция получила новые смыслы, которых не ожидали инициаторы.

В последние месяцы мы отмечаем множество годовщин (в основном, 80-летних) расстрелов католических мучеников – в Сандармохе, на Лубянке и во многих других местах. В реальном контексте истории нашей страны пылающий храм воспринимается не как произведение искусства, а как символ гонений.

Далее: католическая церковь в России – церковь меньшинства, и даже сейчас, на фоне улучшения отношений с РПЦ и властями, в ряде регионов храмы не возвращают католикам вопреки закону. На этом фоне пылающий готический костёл выглядит провокационно, к сожалению. Представьте себе радостное сжигание макета православной церкви в немецкой деревне?.. Или пылающую синагогу?..

Ну и самое болезненное. 16-18 февраля 1943 года, ровно 75 лет назад, произошла трагедия белорусской деревни Росица. В рамках карательной антипартизанской операции «Зимнее волшебство» 1528 жителей согнали в неоготический костёл и затем сожгли в школе и сарае (включая отказавшихся покинуть прихожан священников – блаженных Анатолия Лещевича и Юрия Каширу). Утром на воскресной мессе мы вспоминали трагедию Росицы – а затем увидели пылающий макет готического храма…

Фото: Андрей Никеричев/Агенство городских новостей Москва

Я считаю неправильным, что комментарий с сообщением о трагедии Росицы на фейсбучной странице «Никола-Ленивец» вызвал не сожаление и извинения, а жалобу администратора страницы на спам.

И самое важное. Это, конечно, не оскорбление религиозных чувств: вера – выбор разума и воли, а разгулявшиеся чувства – не дело полиции и суда, пока не приводят к действиям, нарушающим закон; оскорблённые религиозные чувства – признак незрелой веры, и потому проблема пасторская, а не политическая. Тем более это не «экстремизм». Отношения в обществе вообще невозможно регулировать с помощью одного только уголовного кодекса.

Но как художник (или любой, считающий себя таковым) может и должен свободно высказываться, так он должен быть готов к тому, что его действия будут так же свободно обсуждаться, что они могут вызвать резкое неприятие и осуждение. Реакция сторонников акции «Никого не слушайте» – это призыв к игнорированию других людей и в конечном счёте – реальности. В результате акция в Никола-Ленивце попала сразу в несколько очень болезненных точек исторической памяти. Я уверен, что сжигать макеты храмов ничуть не лучше, чем чучела людей, и просто дурно – в обоих смыслах этого слова.

После акции «заполыхали» социальные сети

Альберт Солтанов, художник:

– Когда я смотрел видео, как горит сооружение, напоминающее католический храм, мне было как-то не по себе. Давайте будем честны, именно напоминающее храм, а не сказочный замок или еще что-то другое. Это считывается мгновенно, любым человеком, который хоть немного знакомым с историей архитектуры. И я понимаю чувства братьев-католиков, которых эта акция огорчила.

Я представил, каково мне было, если бы по очертанию строение напоминало православный храм, пусть без крестов и других христианских символов. Храм, в котором совершается Бескровная Жертва и люди встречаются с Живым Богом. Я не хочу смотреть на такой костер. Так же, как и не хотел бы видеть тот костер, который полыхал в Никола-Ленивце.

Кто спорит, свобода творчества необходима, только вот каждый художник должен отдавать себе отчет в том, как может отзываться в других то, что он делает. Если, конечно, его цель – не сознательная провокация.

Много писалось в социальных сетях, что это творчество, тот самый «момент игры», который был популярен на рубеже XIХ –ХХ веков. Да, «момент игры», карнавальной традиции – это всё здорово. Но глядя на действо, я почему-то думал не про искусство Серебряного века или постмодерна, а о своих знакомых католиках, совсем не абстрактных и символичных, а очень даже реальных, которые по воскресеньям ходят на мессу, живут самой обычной жизнью. И некоторым из особенно искусство не интересно, их сфера интересов лежит в другом, а некоторые историю искусство как раз изучают профессионально. И всем им явно видеть пылающее строение так напоминающее католический собор, мягко говоря, неприятно.

Почему-то создатели проекта в Никола-Ленивце не подумали об этих людях. Но невнимание к человеку, к конкретному человеку, которому может быть больно – это так в духе прошлого века, пылающего кострами. Правда, не шутейными, а настоящими, страшными, сжигающими настоящие храмы и убивающими настоящих людей.

Да, «момент игры» это, наверное, весело. Только последствия игр могут быть печальными. Помните, в эпилоге романа «Доктора Живаго», когда речь идет о страшной судьбе дочери Живаго и Лары, звучат такие слова: «Возьми ты это блоковское «Мы дети страшных лет России » - и сразу увидишь различие эпох. Когда Блок говорил это, это надо было понимать в переносном смысле, фигурально. И Дети были не дети, а сыны, детища, интеллигенция, и страхи были не страшны, а провиденциальны, апокалиптичны, а это разные вещи. А теперь все переносное стало буквальным, и дети - дети, и страхи страшны, вот в чем разница».

Играли смыслами, в том числе сакральными, некоторые художники русского авангарда. По мнению искусствоведа В.Б. Мириманова, они, тем самым, во-многом способствовали революции, последствия которой, в итоге, затормозили развитие русского искусства.

Насколько же опасно заиграться сейчас, в эпоху постмодерна, когда постоянно происходит подмена понятий, когда легко тасуется значимое, сакральное и сиюминутное и одно подменяется другим.

Да, кстати, по поводу символов, игр с понятиями, визуализацией терминов… Традиционно в сознании людей сжигание чучела на Масленицу – это прощание с надоевшей тяжелой зимой, от которой все устали. А с чем прощались те, кто придумал акцию «полыхающая готика»?

Кстати, есть такая странная «традиция» сжигать то, что не нравится конкретным людям. В знак презрения сжигают флаги, чучела оппонентов…

Так что, мне кажется, не стоит обижаться и устраивать травлю, – и так слишком много вокруг агрессии. А вот диалог, чтобы разобраться, необходим. Только с диалогами у нас сложновато – это же процесс созидания, а не разрушения.

Но мы же не любим полутонов. Если сжигать, то конструкции, напоминающие храм, а то и настоящие пустующие деревни, в которых раньше жили люди. А если выступать против, то обязательно с призывами всех «привлечь к ответственности», наказать. И все это говорит о нечуткости друг к другу, о том, что мы друг друга не видим.

Сжигание храма даже символического, условного все равно тянет на святотатство

Ирина Языкова, искусствовед:

Ирина Языкова

– Для меня эта акция – деструктивное явление, потому что строить хорошо, а разрушать плохо. Мне не нравится такое современное искусство, которое настроено на разрушение, оно воспринимается мною как деградация. Это всегда делается именно тогда, когда не хватает своего креатива, нечего предложить своего, оригинального. Кстати само по себе сооружение из веников было прекрасно, а вот его сожжение хоть и эффектно, но безобразно.

В оправдание этого проекта звучали сравнения с каранавализацией Бахтина, и так далее. Я здесь ничего подобного не вижу, не понимаю, для чего нужно сжигать строение, визуально так напоминающее храм. Сжигание храма, даже символического, условного все равно тянет на святотатство, а никак не на художественную акцию. В конце концов, если следовать этой логике, самый значимый художник всех времен и народов – это Герострат.

В нашей Масленице не было заложено ничего кощунственного

Вот что Николай Полисский написал на своей странице в Фейсбуке:

Николай Полисский

– Я получил в свой адрес ряд комментариев, в том числе от лиц духовенства, со словами о том, что в Никола-Ленивце произошло кощунственное действие. Считаю, что это какая-то ошибка. Я решил, чтобы избежать дальнейшее разжигание конфликта, мне нужно максимально подробно ответить на эти обвинения.

Наш фестиваль и мое творчество известно тем, что решает проблемы архитектуры, искусства, и с этой территории я не собирался и не собираюсь в будущем выходить. Вопросы политики, религии, национальностей и всякого рода разжигание конфликтов или оскорбления искренних чувств табуированы для деятельности художников в нашем парке.

На Масленицу 2018 года мы решили использовать архитектурный стиль “Пламенеющая готика” для создание огненной скульптуры. Этот стиль был использован не только в создании готических культовых сооружений, но и в архитектуре светских зданий: замков, университетов, судов. Ничего культового в моем арт-объекте не было, естественно отсутствовали кресты, алтарь и любая религиозная символика. Это не копия какого-либо существующего культового сооружения и не имитация храма. Это просто костёр, который выстроен в стиле готического здания.

Ни одного культового символа в моей работе не было и не могло быть.

К сожалению, стоит нескольким людям разжечь в интернете дискуссию на болезненную тему, как уже никто не хочет разбираться и слушать друг друга. Шквал едких интернет-комментаторов обрушивается на художника и священнослужителей, заставляя их комментировать то, чего не было.

Фото: Андрей Никеричев/Агенство городских новостей Москва

Обращаюсь ко всем, для кого моя работа оказалась оскорбительной. В моих помыслах никогда не было идеи создать и собственноручно сжечь христианский или другой храм. В моих произведениях люди часто находят то, что я в них не закладывал, это нормально, но обвинять меня в сожжении храма – это чересчур.

Я готов и надеюсь на диалог с представителями католической или православной церквей. Если, разобравшись в деталях, они обнаружат что-то кощунственное в адрес веры, я готов использовать все свои возможности для того, чтобы предать этот проект забвению, насколько это возможно в современном мире. Как я уже говорил, для меня разжигание розни или оскорбление веры являются запретной и недопустимой темой для творчества.

В нашей Масленице не было заложено ничего кощунственного, если кто-то неправильно меня понял, я прошу прощения, но эта обида нанесена невольно. Я не собирался никого оскорблять.

Дорогие мои искусствоведы, историки архитектуры, деятели культуры, журналисты, верующие всех конфессий и атеисты, спасибо, что вы пытаетесь успокоить и примирить людей вокруг.

Я благодарю представителей православной и католической церкви за свои ответы на мое открытое письмо. Мы были тронуты смягчением позиции Вахтанга Кипшидзе и благодарю его за этот жест в мой адрес.

Последние несколько дней я провёл, разъясняя свою позицию о том, что карнавальное действие в Никола-Ленивце не было и не могло быть направлено в адрес какой-либо из вер, а архитектура моего костра – это не макет какого-либо сакрального сооружения. Мой жест был направлен на создание красивого архитектурного образа, а не на скандал, который мне, уже давно сформировавшемуся художнику, совершенно не нужен.

Я понимаю, что растиражированные сми, разжигающие ненависть слова недалекого комедианта, в купе с картинкой моей горящей готики могли ранить и видимо ранили сердца католиков. Я и pr-служба проекта старались как могли, чтобы не допустить привязки огненной скульптуры с христианским и уж тем более конкретно католическим храмом, но видимо достаточно одной телезвезды, чтобы запустить этот протуберанец ненависти.

Некоторые из католиков сообщили мне, что увидели эти заголовки после памятных служб о жертвах Росицы. И я приношу свои отдельные извинения за то, что фотографии нашего проекта оказались в этом контексте.

В своем предыдущем письме, я уверял, что для меня, и как для человека, и как для художника важно, чтобы моя работа и мое искусство служило миру и согласию в обществе. Я остаюсь верен этой позиции даже если считаю, что раскол несет не моя работа, а ее неверное прочтение и особенности интернет-коммуникаций.

Получив ответ от пресс-секретаря Римско-Каталической архиепархии Божией матери в Москве, официального голоса католической церкви, я понял, что не был услышан, понят, а моя позиция поиска прощения названа нечестной.

В своих комментариях, пресс-секретарь говорит об отказе юридического преследования и я благодарен за это, но для меня самым важным было другое – найти примирение, успокоить неверно истрактовавших действо, залечит рану. Я скорблю вместе со всеми по , и для меня неприемлемо, чтобы моё карнавальное по сути искусство вставало в странный ряд в комментариях святой церкви вместе с упоминанием религиозного терроризма.

Подготовила Оксана Головко

Здравствуйте уважаемые.
Продолжим сегодня с Вами рассказ о Готике, и напомню, что в прошлый раз мы остановились вот здесь вот: . Пропустим сегодня некоторые промежуточные этапы, о которых поговорим позже, и коснемся слегка последнего крупного готического периода, который многие называют высшей формой готической архитектуры - так называемой Пламенеющей Готики . Это название, данное витиеватому стилю поздней готической архитектуры, популярному во Франции, Испании и Португалии в XV веке. В Англии мода на Пламенеющую готику появилась и ушла во второй половине XIV века, а в XV веке главенствовал в основном Перпендикулярный стиль , о котором поговорим отдельно. Так же как и о германской Зондерготике .
Итак, Пламенеющая готика произошла от Лучистой готики и был отмечен ещё большим вниманием к украшениям, деталям, архитектурным элементам. Название пламенеющей готики происходит от похожих на языки пламени узоров орнаментов и сильному удлинению фронтонов и вершин арок. Часты орнаменты в форме «рыбий пузырь». В общем, красота:-)

Наиболее яркими примерами Пламенеющей готики можно представить Миланский собор, ратуша в Брюгге, Собор Святого Николая в Фрибуре (Швейцария).
Миланский собор - это крайне редкий образец пламенеющей готики в Италии. Строительство начато в 1386 году при Джани Галеаццо Висконти, однако завершилось оно лишь в начале XIX века, когда по распоряжению Наполеона было закончено оформление фасада. Некоторые детали, однако, доделывались и позже, вплоть до 1965 года. Посвящён Рождеству Пресвятой Девы Марии. Основной материал - белый мрамор. Очень большое здание - четвёртый по величине в Европе после соборов Святого Петра в Ватикане, Святого Павла в Лондоне и Севильского собора в Севилье.

Общая длина храма составляет 158 метров, ширина поперечного нефа — 92 м, высота шпиля — 106,5 м. Собор может вместить до 40 000 человек. Главная достопримечательность собора — золотая статуя покровительницы Милана (La Madonnina). Над алтарём находится гвоздь, который, по преданию, использовался для распятия Иисуса Христа.
Над росписями самого собора, среди прочих, работал художник и архитектор Алессандро Санквирико.

С улицы по лестнице от северной стены храма или на лифте со стороны апсиды можно подняться на крышу собора. Я лично его не видел, но говорят - очень красивый:-)

А вот Ратушу в Брюгге не только осмотрел, но и, можно сказать, излазил вдоль и поперек. Шикарная архитектура, впрочем как и во всей Бельгии.


Законченная строительством к 1421 году, ратуша в Брюгге является одним из самых старых сохранившихся гражданских зданий исторической Фландрии и Брабанта. Её богатство и пышность позволяют судить о важном экономическом и политическом значении средневекового Брюгге. Созданная в традициях церковной готики, она стала законодательницей моды во фламандской гражданской архитектуре своего времени. По её образу и подобию были сооружены другие знаменитые ратуши, которые всё же не смогли затмить образец своим великолепием, — в Брюсселе, Генте, Лёвене.


Двухэтажное здание ратуши имеет ясно читаемую прямоугольную форму и строгие пропорции. Богато украшенный лепной фасад рассечён высокими оконными нишами и увенчан зубчатым парапетом с башнями. За парапетом видна высокая двускатная крыша с мансардными окнами.


Интерьер ратуши не уступает изысканностью фасаду. Готический зал ратуши в современном виде появился на границе XIX и XX веков, представляя собой соединённые Большой и Малый залы муниципалитета. Стрельчатые дубовые своды Готического зала украшены 16 панелями с изображениями аллегорических фигур четырёх стихий и четырёх времён года.
Класс!!!

ну и закончим мы с Вами сегодня собором во Фрибуре , который посвящён святому Николаю Мирликийскому. Строительство собора началось в 1283 году и было завершено в несколько этапов к 1490 году.

Трёхпролётный собор с высоким центральным нефом построен из местного песчаника и отличается богатством и разнообразием декоративных элементов. Главный портал собора, обращённый к западу, украшен резным тимпаном XIV века, изображающим сцену Страшного Суда; статуями святого Николая, двенадцати апостолов, Богоматери с младенцем, выполненными с оригиналов XV века. Башня собора высотой 76 метров не имеет шпиля, на ней висят 13 колоколов XIV - XVIII веков, являющихся сегодня самыми старыми колоколами в Швейцарии. C башни, на которую можно подняться по винтовой лестнице, преодолев 368 ступеней, открывается красивый панорамный вид на город и предгорье Альп.

В интерьере собора привлекает внимание алтарь, украшенный деревянными фигурами Благовещения и Обручения Пресвятой Богородицы. Алтарь ограждён готической кованой решёткой. Сохранилась богатая внутрення отделка: скамьи XV века с резными фигурами пророков и апостолов, купель 1498 года, готическое кресло в алтарной части. Над боковыми порталами можно увидеть витражи XV века художника Ульриха Вагнера из Мюнхена в стиле ренессанса, изображающие сцены Распятия Христова и образы апостолов.


Можно еще вспомнить Церковь Сен-Маклу (Сен-Мало) Собор св. Вульфрама, Абвиль, Кафедральный собор в Мулене, Башня Сен-Жак (бывшая колокольня церкви Сен-Жак-ла-Бушери в Париже), Костёл святой Анны в Вильнюсе и очень много чего в Бельгии.
Продолжение следует...
Приятного времени суток.